Борис Ресков - Усман Юсупов

• Название: Усман Юсупов
• Автор: Борис Ресков
• Издательство: Издательство "Молодая гвардия"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Книга Б. Рескова и Г. Седова «Усман Юсупов» о жизни и деятельности выдающегося государственного и общественного деятеля Узбекистана Усмана Юсупова. В ней впервые собран значительный материал, характеризующий жизненный путь от батрака до секретаря ЦК партии, путь истинного большевика-ленинца, отдавшего всю свою жизнь служению партии, служению народу.

---

Борьба против затворничества, против вековых предрассудков, позорящих и унижающих женщину, по самой сути своей была проявлением революционности, которая вела к уничтожению феодального быта.

Лозунг «худжум» был брошен в 1926 году, на третьем Среднеазиатском совещании работников среди женщин. Впервые сказал о наступлении — развернутой массовой борьбе с затворничеством — И. А. Зеленский, председатель Средазбюро ЦК ВКП(б). Но само движение возникло гораздо раньше, буквально сразу же после победы социалистической революции. В Ташкенте, в Доме имени Луначарского, в 1920 году, в день открытия Всетуркестанского съезда женщин, на стенах висел написанный неровными буквами и стилем примечательный лозунг: «Только совместная работа мусульманки и русской работницы поможет устроить жизнь на новых, лучших началах». В стоптанных галошах на босу ногу, в веревочных лаптях (водилась в Средней Азии и такая обувь) выходили на трибуну делегатки: узбечки Джахан Абидова, Таджихон Шадиева, русские Ольга Попова, Анна Аксентович (кстати, свободно владевшая местными языками). На съезде выступил с речью М. В. Фрунзе, командовавший Туркестанским фронтом: «В борьбе с экономической разрухой мужчинам без женской помощи не справиться». Вновь прозвучало с высокой трибуны признание восточной женщины равноправным строителем социализма. Ида Исааковна Финкельштейн, член партии с 1917 года, жена расстрелянного контрреволюционерами ташкентского комиссара, рассказала собравшимся о героических делах их подруг в России, где она недавно побывала; о том, как преодолевая и голод и нужду, строят работницы Петрограда, крестьянки Вятской губернии новую жизнь.

В дни работы съезда пять узбечек-делегаток сбросили с себя паранджу.

Великое чувство классовой солидарности всегда вело европейских женщин-коммунисток в массы. Они в буквальном смысле просвещали — открывали свет своим обездоленным подругам. Одним из первых, кто оцепил опасность этой работы для притеснителей всех мастей, был, в чем, впрочем, нет ничего странного, небезызвестный. Ф. Бейли, английский разведчик, руководивший так называемой «военно-дипломатической миссией» в Туркестане. Не без внутреннего сопротивления вывело его перо следующее признание: «Больше всего я боялся Финкельштейн, которая вела против нас работу среди женщин и детей в Старом городе»[4].

В полном соответствии с внутренними законами, определенными Марксом и Лениным, революционная ситуация нарастала постепенно и привела, когда для этого созрели предпосылки, к взрыву — «худжуму». И хлынул могучий весенний поток, сметая со своего пути все препоны, а было их немало.

Было сопротивление и активным и пассивным. Какое хуже — трудно сказать.

Письмо, составленное не без витиеватости и восточного иезуитства и адресованное активистам и активисткам одного из кишлаков: «Пусть дойдет скоро, чтоб было получено в воскресенье.

Жителей наших вы очень обижаете тем, что мужчины и женщины бывают вместе. Ничего странного не будет, если мы еще до айтрамазана[5] явимся к вам. Вас, женщин и учителей, ждет наказание: мы будем вас закапывать живыми в землю, отрезать руки, языки, бросать вас в реку.

Нас 80 человек. Если вы не услышите нашего предупреждения, то тем сами подготовите себе смерть».

Угрозы, как уже отмечалось, не оставались лишь на бумаге.

Заявление 35 женщин из Янгиюльского района в женотдел, которым руководила сестра Юсупова Назира: «Местный торговец не продает нам никаких товаров и оскорбил за то, что мы открылись. Мы написали заявление начальнику милиции, а он ответил: «В дела торговца вмешиваться не можем, а насчет оскорбления требуются свидетели».

Значит, заявления 35 женщин ему мало!

Были случаи, прокуроры прекращали дела, связанные с сопротивлением раскрепощению.

ЦК КП Узбекистана по представлению женотделов принял специальное постановление о защите женщин, снявших паранджу. Оно обязывало дела по этому вопросу рассматривать вне всякой очереди, строго карать всех, кто оказывает активное или пассивное сопротивление «худжуму».

О том, чтобы претворить это по-революционному решительное постановление в жизнь, заботился Усман Юсупов. Это постановление приходилось осуществлять повседневно его сестре Назире, заведовавшей женотделом райкома.

Не только внешностью, но и характером она была очень похожа на брата, который был старше ее на четыре года. Подвижная, улыбчивая, переполненная энергией, жаждой деятельности, но несуетливая, точная в движениях и когда укладывала под тюбетейку длинные косы, и когда легко садилась на коня. В четырнадцать лет шила мешки на том же хлопкоочистительном заводе. Зарабатывала немного, но была счастлива, потому что находилась среди рабочих людей, в коллективе, где стозвонно отзывалась каждая новость. Она поступила на курсы по ликвидации безграмотности, научилась вскоре говорить по-русски, но подлинным университетом была для Назиры и ее народа сама эпоха. В двадцать лет она вступила в партию. Необходим был тот недюжинный запас сил, целеустремленности, упорства, многих достоинств, составляющих талант бойца революции, чтобы вынести на своих плечах нелегкую ношу работы — и в цехе, и партийной. Назира сразу же стала активисткой женотдела; еще раньше она и ее мать первые в Янгиюльском районе сбросили паранджу. От первого встречного, еще даже не мужчины, а подростка, с закурчавившимися редкими волосками на щеках, она услышала ставшую потом привычной, словно приветствие, угрозу: «Обмотаем косы вокруг шеи и повесим на первом суку». Подруги вызвались возвращаться с работы вместе с Назирой, но и тогда вслед нередко летели камни.

Назира не отступала, и вскоре ее лишь провожали косыми взглядами и сплевывали себе под ноги, правда, и тут опасливо, потому что знали: брат Назиры Усман и его товарищи — парни неробкие, да к тому же и поражало, и пугало всех, кто не представлял, как же это вдруг рухнет тысячелетиями складывавшийся быт, то, что Усман, мужчина, брат, обязанный по шариату опекать нравственность сестры, хозяин ее жизни до той поры, пока не продаст ее за приличный калым мужу, — как это он не только терпит, но и благословляет бесстыдство, готов грудью закрыть и от взгляда, и от ножа и Назиру и мать, — то был вызов и бой, и реакция окружающих не ограничивалась одним лишь словесным неодобрением.

Семья Юсуповых была одной из первых, а за ней пошла масса.

Едва спала дневная жара, в кишлаке Ниязбаш на пыльной площади собрались все мужчины. (Босоногие мальчишки, мелькая потрескавшимися пятками, загодя разнесли по селению весть: в сельсовет приехали представители из района, будут вести речь о новой жизни.)

Седобородые старейшины, храня безмятежность на морщинистых лицах, заняли почетные места на ветхом помосте в чайхане. Дехкане помоложе стояли у них за спиной, насупившись, глядя под ноги. На почтительном расстоянии от них сгрудились йигитлар (парни). Нет-нет да и поглядывали выжидающе на обитую потрескавшейся клеенкой дверь сельсовета. Гул пронесся над толпой, когда оттуда вышел прихрамывающий председатель, а с ним — женщина в широком платье. Большеротая, смуглая, она смотрела на мужчин открыто, смело, приветливо.

— Послушаем, земляки, что нам скажет сейчас представитель райкома, товарищ Назира Юсупова! — прокричал председатель.

— Такой же товарищ, как овца скакуну! — выкрикнул сзади насмешливый голос. В группе парней глуповато заржали.

— Умолкни-ка лучше, Юнус-байбача![6] — посоветовал председатель. — Не мути народ. Будто не знаешь, что перед Советской властью все равны: и мужчины и женщины.

— Ага, — вроде бы поддержали опять-таки из задних рядов. — Вон твоя внучка плачет. Взял бы да покормил ее титькой!

Теперь зашумели возмущенно бедняки, начали оглядываться на говорившего, кто-то поднял жилистую руку. Назира отстранила растерявшегося председателя сельсовета, подошла к краю крыльца. Нет, она не обиделась, не рассердилась. То, что происходило сейчас в Ниязбаше, было привычным. Начиналось очередное сражение, и, как опытный боец, Назира Юсупова стала лишь собранней и решительней. Она говорила о коллективном хозяйстве. У нее были цифры и факты о жизни первых узбекских колхозов, и она приводила их, рассказывая о кишлаках, где дехкане впервые ощутили блага, которые приносит совместный труд на себя и дружеская взаимопомощь: о сытых детях, о ситце в кредит, о собственной школе, о тракторах. И об узбечках, которых на деле признали людьми.

Сама речь этой женщины, которая с достоинством и сознанием собственной силы глядела прямо в глаза десяткам мужчин, завораживала, рождала доверие к каждому слову ее.

Тот же вражеский голос вновь попытался прервать Назиру, но теперь его остановили куда решительней.

…Ее подстерегли, когда стемнело. Шестеро мужчин окружили Назиру; они топтали ее ногами, душили. Уже убегая, самый трусливый несколько раз кряду воткнул в ее уже неподвижное тело кривой нож. Дочь ее Кундуз станет отныне дочерью Усмана Юсупова.