Борис Горобец - Геологи шутят... И не шутят

• Название: Геологи шутят... И не шутят
• Автор: Борис Горобец
• Издательство: Книжный дом «ЛИБРОКОМ»
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-397-01433-5

Предлагаемая вниманию читателя книга состоит из двух разделов. Раздел I «Геологи шутят» — традиционный для широко известной серии книг: «Химики еще шутят» (6-е изд. М.: URSS, 2010), «Математики тоже шутят» (3-е изд. М.: URSS, 2010), «Физики продолжают шутить» (5-е изд. М.: URSS, 2010) и т. п. В пяти главах этого раздела содержатся шутки, байки, анекдоты, описания комичных эпизодов и ситуаций, шуточные стихи, а также набор интеллектуально-развлекательных игр в слова различных субжанров по геолого-географической тематике: файнворды, мнемограммы, палиндромы, гетерограммы, тавтограммы и др.

Раздел II нетрадиционен для указанной серии книг. В нем акцент с развлекательности смещен в сторону познавательности. Раздел содержит пять глав, в которых размещены по темам фрагменты, содержащие описания казусов и личностей, ключевым моментом которых является их неожиданность, нетривиальность, сенсационность. Многие из них по-прежнему содержат заряд юмора или, чаще, иронии и сарказма, есть и немало драматических эпизодов. В целом они повествуют о достижениях мощнейшей в мире геологической службы СССР и ее разгроме, службы, которая свершила подвиг гигантского масштаба, открыв в «золотой полувек геологии» (1940–1990 гг.) десятки тысяч месторождений всех видов полезных ископаемых, дающих около 70 % бюджетных поступлений новой России.

Для всех, кто любит юмор, сатиру, нетривиальность ситуаций, кто интересуется жизнью геологов.

---

— А Вы что, не волнуетесь?

— А зачем мне волноваться? Меня и так изберут.

— Откуда такая уверенность?

— А я так чувствую.

Поднялся на 2-й этаж, там, где коридор шел в зал заседаний. Идет по коридору счетная комиссия. Я решил их не догонять. Тут Н. А. Логачев, который был в счетной комиссии, обернулся и говорит: „Где Вы шляетесь? Вас избрали!“ <...>

Заходим в зал. Со мной садится Глеб Владимирович Кузнецов <…> И весь светится, за него выступило так много людей, и он считал, что его изберут. Я счел неудобным сидеть рядом с ним, ведь будут объявлять результаты. <…> Ушел и сел сзади. Со мной сидел Андрей Книппер, директор геологического института, который тоже избирался в академики. Объявляют результаты. Проходными было 20 голосов. Я прошел в первом же туре, набрав 22 из 30. И все. Андрея Книппера тоже избрали. Из первого ряда встает академик Виктор Ефимович Хайн, идет к нам. Думаю, идет поздравлять Андрея. Нет, он подошел ко мне, поздравил и сказал: „Знаете, я голосовал за Вас, потому что Вы — единственный, кто не звонил, кто не посылал своих трудов, за которого никто не хлопотал. С чем Вас и поздравляю!“

(в) После этого я не раз участвовал в выборах. Видел, как люди попадали в больницу с инфарктами, с гипертоническими кризами. Просто не выдерживала нервная система. Но я был свидетелем и абсолютного равнодушия к результатам выборов.

Избирали в члены-корреспонденты АН СССР директора Института геологии докембрия Кауко Оттовича Кратца. <В гостинице> картина была одна и та же: утром прихожу, сидят в рубахах, поверх подтяжки, за столом <членкоры> М. М. Одинцов, К. О. Кратц, В. П. Солоненко, профессор Тресков. Выпивают и ведут разговоры обо всем на свете. Николай Александрович Флоренцев <членкор>, который не принимал участия в застольях, говорит: „Кауко, тебя же сегодня будут выбирать, тебе хоть появиться надо на Отделении“. Кауко отвечает: „Да куда они денутся? Выберут! Плевал я на это Отделение и на эти выборы! Ну, пусть плохо кончится, мне эта компания, которая здесь собралась, интересней и веселей, чем сидеть на этом тухлом Отделении и корчить из себя крупного ученого“ В тот день голосование не состоялось, перенесли на следующий день. Являюсь утром — та же компания, продолжается разговор, выпивка. Я тоже выпил и ушел <…> Прихожу к вечеру, подсел к столу, сел, выпили. Входит Н. А. Флоренцев, выпил самую малость, он вообще не пил, говорит:

— Чего же вы тут сидите, вы что ж, не знаете, что Кауко избрали?

— Как избрали?

— Ты теперь член-корреспондент Академии наук СССР.

— Вот сволочи! Хоть бы кто позвонил.

— Так тебе в номер звонили, телефон не отвечает.

Причем тут номер? Я тут у Михаила Михайловича <Одинцова> сижу.

— Так кто знает, что ты у Михаила Михайловича?»

(г) «Я был председателем счетной комиссии. В половине четвертого дня началась работа счетной комиссии и кончилась в половине третьего ночи. Большое число голосующих. Огромное количество претендентов, бюллетени пересчитываются несколько раз. <…> Ночью выходим из ГИНа, три академика: Николай Юшкин, Николай Соболев и я. Усталые бредем от Пыжевского до гостиницы на Октябрьской. Подходим, на крыльце стоит Володя Ревердатто, он избирался в члены-корреспонденты. Николай Соболев говорит:

— Володя, у тебя водка есть?

— Есть.

— А колбаса у тебя есть?

— Есть.

— А хлеб у тебя есть?

— Есть.

— Ну, пойдем, а то мы на пределе последних сил.

Заходим. Ревердатто достает из холодильника водку и телячью колбасу. Мы это начинаем уплетать. Выпив по первому разу, налил по второй. Соболев говорит:

— Да, Ревердатто, я забыл тебе сказать: тебя избрали.

Тот как поднялся:

— Что ж вы молчали, где вы были?…

И потом начал поносить своих руководителей, которые его все эти годы якобы тормозили. Я говорю:

— Уймись! Ты теперь член-корреспондент. Ты должен сдерживать свои чувства».

(д) А при избрании в академики вообще были анекдотичные случаи. Миша Кузьмин, директор Института геохимии <СО РАН, Иркутск> шел первым номером. <Н.Л.> Добрецов <Председатель Сибирского отделения РАН> под него выделил вакансию в академики. Добрецов вызвал Ревердатто и сказал, что нас ругают за безальтернативные выборы.

— Ты выдвинься. <…> Изберут Кузьмина, а ты будешь участвовать в выборах, Это тоже почетно!

Ревердатто звонит мне в Иркутск: что делать.

— Знаешь, — говорю, — раз тебе предложили, выдвигайся, там видно будет. Вдруг дадут вторую вакансию.

Я — председатель счетной комиссии. Первый тур. Все уверены, что изберут Кузьмина, потому что все выступающие говорили за Кузьмина. Правда, за Ревердатто тоже говорили добрые слова. <…> Считаем голоса и недоуменно смотрим друг на друга. Проходной балл 24 голоса, Ревердатто набрал 26 или 27, а Кузьмин — 23. Пересчитали еще раз — все правильно. <…> Короче говоря, академики, ничтоже сумняшеся, избрали Ревердатто. Хотя я не принижаю его достоинств — лауреат Ленинской премии, крупный ученый, — но для всех это была неожиданность. Миша Кузьмин был в жутком трансе <…>.

На следующих выборах избрали и Мишу Кузьмина, к тому времени он уже стал председателем Иркутского научного центра.

(е) «В те выборы, когда избрали Ревердатто, я иду по Старомонетному, поворачиваю на Пыжевский, и выходит из-под арки директор Кемеровского горного института Г. И. Грицко. Плечи и голова опущены, идет и бормочет. Я поравнялся с ним и слышу:

— Я всю жизнь старался не иметь врагов. Я со всеми был в согласии, мире и дружбе. И тут выясняется, что есть люди, которые меня не любят и настроены против меня. И они меня сейчас при голосовании зарубили.

Я взял его под локоть, он вздрогнул, я говорю:

— Знаете что, я слышал Ваш монолог и вижу, что вы убиваетесь.

— Да, уже третью ночь не сплю, все размышляю.

— Успокойтесь. Я председатель счетной комиссии. И, хотя я нарушаю правила, я не должен Вам этого говорить, но Вас избрали.

Он отпрянул от меня:

— Да Вы что? Такими вещами не шутят! Если Вы хотите меня успокоить, то Вы делаете это зря.

Я говорю:

— Успокойтесь, Вас избрали.

Когда я зачитывал протокол голосования и посмотрел в зал, мы встретились глазами. Он сияет от счастья, и я подумал: „Не дай Бог, с ним еще случится инфаркт“. С тех пор, когда мы с ним встречаемся, он вспоминает этот эпизод:

— Вы мне за эти полчаса прибавили здоровья, я бы, наверное, не дожил до результатов голосования.

— Бросьте, я знал, что Вы добрый и честный человек. Нельзя так убиваться из-за каких-то выборов.

— Да Вы что! Я шел к этому званию таким длинным путем.

Все мы шли, у каждого свой путь. Но нельзя ронять чувство собственного достоинства, опускаться до того, чтобы гробить свое здоровье. Жизнь прекрасна и без этого членкорства».

[Летников, 2008. С. 229–236]

Как академик Ф. А. Летников стал «Академиком»

Случай на даче. Однажды подходят двое к участку Летникова и предлагают продать газовый баллон. Летников баллон купил. Мужики говорят: «А можно задать Вам один вопрос?… Мы, когда подошли к пасечнику внизу, предложили баллон, он говорит: „Сходите к академику“. А Вы, действительно, академик?

— Да это лагерная кликуха.

Ну, естественно, я в драных штанах, старой куртке, в их представлении не академик. И тут с ними произошла странная метаморфоза: они по-солдатски подтянулись, ели меня глазами, как солдаты генерала. И один сказал, уже перейдя на „ты“:

— Знаешь, вот тут мой дом, на станции крайний, в любое время, днем и ночью, только стукни, если что надо, мы поможем, все сделаем.

Я сказал:

— Спасибо. Может, и не понадобится.

— Учти, мы всегда для тебя что угодно сделаем.

Повернулись и пошли. <…> Я стоял и думал, что если бы я сказал, что я, действительно, академик Российской академии наук, который копается в земле на даче, чтобы что-то вырастить, не вызвал бы у них никакого уважения. Но когда я сказал, что это лагерная кликуха, то в их представлении в зоне кликуху „Академик“ надо заслужить. Они поняли, что это — элита, высший класс <…> Это намного выше, чем академик РАН».

[Летников, 2008. С. 160]

«Аэрогеоюмор» членкора С. П. Кориковского и профессора В. С. Федоровского

Когда на Кадарском хребте они сидели в конце полевого сезона и ждали вертолет, погода была нелетная, выпал снег. <…> Эти два друга, поскольку они не привыкли сидеть без дела, выложили на белом снегу 40-метровыми буквами из камней известное русское матерное слово из трех букв. <…> Когда вертолет за ними прилетел, то вертолетчики сделали два круга, прежде чем приземлиться. <…> И все вертолетчики, которые везли людей на рудники, в экспедиции, по партиям, везли врачей куда-нибудь, обязательно делали крюк, залетая на это место и показывали всем: «Вот тут жили двое ученых и оставили после себя визитную карточку: икс, игрек и еще какая-то непонятная буква».