Кирилл Померанцев - Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений

• Название: Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений
• Автор: Кирилл Померанцев
• Жанр: Поэзия

Кирилл Померанцев (1906–1991) — поэт, журналист, литературный критик, мемуарист русского зарубежья. С 1946 года в квартире Померанцева регулярно устраивались литературные вечера, постоянными участниками которых были Иван Бунин, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева, Борис Зайцев, Юрий Одарченко, Владимир Смоленский и другие поэты и писатели.

С начала 1950-х годов стихи, философские статьи, критические отзывы и проза Померанцева широко публиковались во всей эмигрантской периодике, включая “Новый журнал”, “Возрождение”, “Мосты”, “Опыты”, “Континент”, “Русскую мысль”, “Новое русское слово” и другие. В альманахе “Мосты”, в частности, увидела свет его повесть “Итальянские негативы” (№ 10, 1963 и № 11, 1965), иллюстрированная Юрием Анненковым.

Его предельно простая по форме, почти разговорная по интонации поэзия глубоко философична, исполнена неизменного стремления к высшему знанию, к прорыву в область вневременных ценностных ориентиров, слабые отблески которых поэт чутко улавливал в явлениях повседневного ряда.

Основой для данного собрания стихотворений послужил материал, размещенный на странице Александра Радашкевича — www.radashkevich.info/KD-Pomerancev

---

Юбилей

Всё, что жизнь мне обещала,
Разлетелось, прахом стало.

Всё, что мне судьба дала,
Уничтожено дотла.

Тридцать лет прожил в Париже.
Тридцатью годами ближе…

Вот теперь и попляши:
Легче будет для души.

«Я давно примирился со всем…»

Я давно примирился со всем,
Я давно ко всему безразличен,
Как лакей, я со всеми приличен,
Как послушник, не спорю ни с кем.

Никаких доказательств не нужно,
И доказывать — просто смешно:
Предрассветное небо жемчужно,
Потому что жемчужно  оно.

«Я ем и пью, хожу в редакцию…»

Я ем и пью, хожу в редакцию,
Пишу газетные статьи.
А между тем живу в абстракции,
В нирване, в полузабытьи.

Живу в тупом оцепенении,
Следя в полуночной тиши
За судорожным сердцебиением
Моей затравленной души.

«Я жду письма, но от другой Марины…»

Я жду письма, но от другой Марины.
Я жизнь люблю. Но разве это жизнь?
Поют гудки, блаженствуют витрины,
Клубится прах покинутых отчизн.

Но, может быть, прощенье — как отмщенье:
В конце концов — такое же клеймо…
И, заблудившись в перевоплощеньях,
Я позабыл, что получил письмо?

«Я иду вдоль берега морского…»

Я иду вдоль берега морского.
Волны спят. Чуть серебрится мгла.
Может быть, сегодня для другого
Ты письмо на почту отнесла?

Может быть, ты обо мне забыла:
Мало ли что грезится во сне?
Но за то, что ты хоть миг любила,
Навсегда останься музой мне.

Я иду. Я задыхаюсь морем.
Господи, какая синева!
Тихо всё, в синеющем просторе
Ночь вписала звёздные слова.

Милый друг, ты, может быть, далёко,
Может быть, ты в стороне чужой…
Я иду вдоль моря одиноко.
Я иду, и ты идёшь за мной.

«Я медленно околеваю…»

Я медленно околеваю,
Торжественно схожу с ума
И с отвращеньем замечаю,
Что жизнь была сплошная тьма,

Сплошное светопреставленье,
Какой-то чёртов водевиль,
Бунтарство, самоопьяненье,
Разрыв-трава, бурьян, ковыль.

И это было, было, было,
И это есть, и есть, и есть.
Вот только память позабыла,
Кто оказал мне эту честь.

«Я на год моложе Брежнева…»

Я на год моложе Брежнева,
Старше Рейгана на пять.
Значит, выражаясь вежливо,
Мне и честь пора бы знать.

Раззнакомиться с политикой,
Перестать писать стишки
И заняться самокритикой,
Да замаливать грешки.

«Я на старых заезженных клячах…»

Я на старых заезженных клячах
Поднимался на русский Парнас.
Кто-то ляпнул статью об «удачах»,
Кто-то тявкнул: «Довольно без вас».

Да, ты прав, недовольный читатель:
Где там теннис и где твой футбол?
Где спортивных наград раздаватель,
Где поп-музыка, где рок-н-ролл?

Уж такая мне вышла планида —
На своих на двоих кочевать,
Восхищаться романом Майн-Рида,
Афанасьева сказки читать.

«Я написал стихи о Рафаэле…»

Я написал стихи о Рафаэле
                    И позабыл.
Как будто не писал.
Над серым Лувром тучи розовели,
Кружились листья, вечер наставал.

Глухие сны от Сены поднимались,
Качались и ползли по мостовой,
И снилось мне:
                    склоняется Новалис
Над блюдом с мёртвой головой.

«Я наблюдаю человечество…»

Я наблюдаю человечество
В кино, на улицах, в метро,
И пролетарского отечества —
«Миролюбивое добро»,
Что забивают до истерики
Во все журналы и мозги.
А здесь — в Европе и в Америке —
Всё те же дантовы круги.

Но тот же вечер аметистовый,
Всё так же окнами горя,
Шуршит оранжевыми листьями
В последних числах октября.

«Я никогда не чтил богатства…»

Я никогда не чтил богатства
И славы тоже не искал,
Свободу, равенство и братство
Великодушно презирал.

Они ничто не изменили
И никому не помогли,
Туманным облаком скользили
Над скорбной участью Земли.

Как прежде, Ротшильд проплывает
В своём «Роллс-Ройсе» по Лоншан,
Клошар подвыпивший ныряет
В метро на свой ночной диван.

И так плетётся всё земное,
Звеном цепляясь за звено.
А прочее, а остальное…
Да нужно ли кому оно?

1988

«Я о любви почти не говорю…»

Я о любви почти не говорю,
А тем, кто говорит, не доверяю.
За всё, за всё тебя благодарю,
За всё, за всё тебя благословляю.

За этот вечер в комнате пустой,
За эту ветку, что в окно упала,
И за мечту, умершую мечтой,
Чтоб память о тебе не умирала.

1963

«Я позабыл российские метели…»

Я позабыл российские метели
И полюбил бургундское вино…
Но годы шли, столетия летели,
Мечты, как камни, падали на дно.

А звёздный свод по-прежнему недвижен,
В прохладный сумрак мчатся поезда,
И медленно над сказочным Парижем
Ложится ночь, как будто навсегда.

1950-е

«Я сослан в самого себя…»

«Я сослан в самого себя»,
Я заключён в своё сознанье,
Я — вся огромность мирозданья
В песчинке собственного «я».

Я сослан в самого себя.

Я — концентрационный лагерь,
Я — Бухенвальд и Колыма,
Труп, догнивающий в овраге,
Я — Божий мир.
                    Я — жизнь сама.

«Я так мелко, так скучно старею…»

Я так мелко, так скучно старею,
Стал придирчив, упрям и сварлив.
Были б деньги — махнул бы в Корею,
В Абиджан или в Тананарив.

Потому что известно с пелёнок:
Хорошо только там, где нас нет.
Это скажет вам каждый ребёнок,
Каждый русский и каждый поэт.

Потому что, — и это известно, —
Разбазарив всю жизнь наобум,
Нам под старость становится тесно
От себя и от собственных дум.

«Я устал от бесплодных мечтаний…»

Я устал от бесплодных мечтаний,
От людей, от друзей, от всего:
От полей и от каменных зданий, —
Я устал от себя самого.

Неужели за плотной доскою,
В вечном свете и в жизни иной,
Навсегда я останусь собою,
Отвратительно гаденьким мной?

«Я хотел бы мальчишкой-ветром…»

Я хочу любви небывалой,
Любви не мужской и не женской.

З.Гиппиус

Я хотел бы мальчишкой-ветром
Заласкать тебя тёплым светом;
Налетая волною пенной,
Облизать тебя властью пленной.

Подарить золотистый вечер,
Тенью сосен упасть на плечи.
Ночью шарфом обнять за шею…
От мечты я уже шалею.

Иль… вином хочу впиться в губы.
Нет — плодом, чтоб кусали зубы.

Обволок бы тебя туманом,
Спутал ноги лиан арканом
И унёс в голубую келью,
Став навеки твоей постелью.

12 апреля 1986

Из цикла «ИТАЛЬЯНСКИЕ НЕГАТИВЫ»