Елена Черникова - Вожделение бездны

• Название: Вожделение бездны
• Автор: Елена Черникова
• Жанр: Современная проза

Трагикомический роман Елены Черниковой Вожделение бездны основан на подлинных событиях, старт которым дал один простодушный министр: на пресс-конференции для московских СМИ он заявил, что все науки наконец доказали ему правоту Библии в части происхождения человека, представив междисциплинарный доклад. В личной жизни граждан немедленно начинается светопреставление.

---

- Невозможно, - отозвался мастер.

В разговоре не хватало вектора, Кутузов чувствовал. А, ну конечно, мастер так и не спросил, откуда она у меня вообще. Скажу - купил за полтинник на птичьем рынке, он в морду мне даст. И правильно. Кто поверит в рынок?

- Я купил эту Библию на птичьем рынке за полтинник, - спокойно сказал Кутузов.

Мастер усмехнулся:

- Я тоже так умею. Да ладно, что уж теперь.

- Вы думаете, я её и умыкнул из музея? - с лёгкой печалью спросил Кутузов.

- А я не знаю. Не видел и свечку не держал. Я реставратор. Хотите, всё сделаю, вам отдам, живите как можете. Только потом я вам не помощник.

- Хорошо, я оплачу лечение. Сколько?

- Три тысячи.

- Долларов?

- Евро. Или я зову милицию.

- По рукам.

- И по ногам, - недобро пошутил мастер. - В них, видите, правды нет…

На улице Кутузов пережил ярость и гнев, потом удушье, потом панику, горе и

сгорбленность, печаль, грусть и опять ярость. Евроденег у него не было и пока не

предвиделось. Некстати вспомнились подушки, обещанные жене. И ещё более некстати вспомнилась сама жена, которая, к её счастью, сейчас была далеко.

Возможно, в прадедах у Кутузова всё-таки были воины, ибо вдруг, прохваченный горькой страстью, он увидел себя со стороны и выпрямился; в позвоночнике упруго зазвенела музыка боя, как зоря, которую протрубили ему лично, и весь облик стареющего профессора стал иным.

Когда распахнулась дверца, он даже не удивился. Аня изумлённо разглядывала давешнюю развалину и не обнаруживала никаких признаков усталости материала.

- Едем? - осторожно спросила девушка.

- Едем. В кино. Что сегодня дают?

- В кино?! - Хорошо, что Аня была мужественная и современная. Другая на её месте могла бы и другие вопросы задать. - Поехали.

Глава 14

Вавила, утирай рыло, проваливай мимо! Один Бог безгрешен. Всякая неправда грех. Мужик лишь пиво заварил, а уж чёрт с ведром. Бог терпел, да и нам велел

Время юности мы все проводим по-разному, в соответствии с природным запасом терпения. Ни один самый честный литератор на свете не описал юность полно и правильно, поскольку это решительно немыслимое дело.

В юности все модернисты: напряжённый внутренний монолог, абсурдность бытия, непреодолимый разрыв между личной бытийностью и всеми тенденциями социальной

жизни. Больно! Если бы в пятом-шестом классах детям вкратце пересказывали Фрейда

и Сартра, то школу никто бы не прогуливал, полагая, что эти мальчики - свои люди, ровесники: те же проблемы! И уж после них, в седьмом, дети с удовольствием переходили бы к изучению наконец русских народных сказок по Афанасьеву, а в восьмом классе освобождённый, раскованный молодняк легче бы прощал барышне Лариной Т.Д. её непостижимое поведение.

Но учебные планы по литературе пишут взрослые люди, как-могли-заработавшие себе на личный постмодернизм, вследствие чего учебники, преподающие умственное бессилие Толстого вкупе с наивностью Чехова в виду гордого человека Горького, навсегда отшибают у подросшего щенка желание бороться со своими блохами: если у великих была такая подлая шерсть, мне и подавно можно в луже спать.

Лично мне в школе чудесно повезло с изумительной нашей Чайкиной. Ей было лень говорить и слушать эту чушь про скучающего Онегина, посему добрая женщина задавала на дом только пересказы содержания. Как запомнил, так и расскажи: перчатки Печорина, лошадь Вронского и плечи Анны, муж Татьяны, дети Наташи,

мудрость Каратаева, любовь Обломова, сто двадцать восьмой сон Веры Палны и что с этим делать.

Когда очередь подходила к очень толстым книгам, - ясно, не осилят, - она вызывала к доске меня, точно уже ознакомившуюся, и просила рассказать о прочитанном всему классу, пока она пойдёт за журналом, а класс успеет за мной записать. И обрела я свой первый опыт больших публичных выступлений.

Ныне, трудясь в прямом эфире радио, я каждый день благодарю милую Чайку за мою

детскую лекционную деятельность. Представьте, куда она меня бросала: соклассники,

мои ровесники, должны были каждый раз прощать мне моё существование в означенных

формах. А я должна была каждый раз доказывать им, что мой пересказ, например, "Войны

и мира" можно использовать в любой практике: писать сочинения, отвечать у доски, просто болтать о нравах и временах.

Теперь я взрослая. Слушатели радио вынуждены каждый день прощать мне то же самое.

И всё шло хорошо до вот этих, ныне описываемых событий, когда началось восстание чего-то вдруг не простивших масс.

Доносы посыпались, аки сухой горох. Личная жизнь и нравы автора и ведущей

духовно-нравственных передач. Треск и рокот. Представители угрожают руководству:

если меня, форменное исчадие, не уберут из эфира, они напишут выше, в Патриархию, бороться-то надо! Перешёптывания в редакции. Взгляды искоса. Наконец - первая кровь: понижение зарплаты. Точнее, так: всем повысили, мне оставили прежнюю. После первого акта диффамации накал чуточку снизился. Представители на неделю ослабили эпистолярный узел; наверное, побежали за новой пачкой бумаги.

Сейчас открою вам тайну, которую храню про себя уже более тридцати лет. Никому не говорила. Заветное.

Однажды я пришла в провинциальный Дом пионеров и представилась корреспондентом: надо взять передовое интервью. Работница Дома, не удивившись, дала мне адрес отменной, знаменитой на всю область двенадцатилетней пионерки по фамилии

Новрузова, и я на электричке, сама, не спросясь у бабушки, поехала в глухой лес.

Найдя прекрасную пионерку, я, тоже двенадцатилетняя, неслыханно озадачилась: моя ровесница - на голову короче меня. Мы гуляли по дивноароматному лесу, прожужженному сказочными шмелями. Моя собеседница за три часа ни разу не отклонилась от сакраментального: "Очень люблю пионерию и делать добрые дела".

Она была малюсенькая. Всё вздрагивала: поднимет огромные глаза, ужаснётся, какая длинная корреспондентка пожаловала, и сильнее втягивает голову в плечи.

Мне удалось не повредить её всерайонной славе: материал не был написан. Собственно, и не мог он быть ни написан, ни опубликован, поскольку никакая газета меня туда не посылала, а роль себе я выдумала сама. Истинно было одно:

состоялся мой первый опыт ни с того ни с сего взяться за человека и поговорить с

ним с целью обнародования результатов беседы, то есть классический опыт интервью.

Зачем? Почему меня понесло в лес к пионерке? Я даже мечтать не могла, что когда-нибудь хотя бы одной из моих профессий станет журналистика: я была тяжело больна и мне

оставалось недолго. Врачи последовательно выставляли всё новые запреты, особенно на высшее образование, замужество, детей, - на все виды напряжения. Мне следовало ходить по струнке, едва дыша, и молчать.

Сейчас я постигла объём чуда, совершённого для меня маленькой пионеркой. Она со

мной поговорила! Она, жестоко страдая от неловкости, всё же побродила со мной по лесу. Она поверила мне!

Смотрите: ведь приговор медиков меня не устраивал. Может, и поехала я в лес мистифицировать пионерку с одной лишь корыстной целью - выжить? Прикинуться

большой, здоровой, вполне себе напрягающейся на самой горячей работе, выпрыгнуть из кожи, только выжить! Да, скорее, так и было. А славная девочка мне помогла. Девочка, если ты меня слышишь, прости за визит и спасибо за веру.

Да, в юности мы все модернисты, абсолютные пожизненные заключённые. Теперь я

взрослая, поскольку выжила; болезнь, от которой меня бесславно лечили в детстве-отрочестве

правильные медики, была изгнана моими неправильными выдумками, диким рывком воли, приказом гнать поперёк, наперекор. Я сделала всё, что запрещали делать врачи. Спасибо, Господи.

Надеюсь, вы поняли, что при всей моей иронии журналистика, и особенно интервью, для меня дело серьёзное.

Сегодня пришёл новый опус от представителей. На простой бумаге наконец. Бюрократические рюшечки номеров и штемпелей отброшены. Прочь. На сей раз всё честно, мне лично: уйдите с нашей любимой радиостанции. Вы отравляете, вы искажаете, вы, вы, вы… И вдруг: ты, девка! Уйди! А то я приеду и расправлюсь, и нас таких много. Мы матери, у нас дети, мы постоим за честь женщин, стариков, священнослужителей, за русский народ… Все прежние депеши были на бланках учреждений. Эта же источала дым и пар домашнего приготовления.

Так-так. У попа была собака…

Главный редактор перестал убеждать меня в перемелется - мука будет. Он понял, что перемелют, скорее, меня. Что-то новенькое.

Глава 15

Не потерпев - не спасёшься. Дракой прав не будешь. Не тычь пальцем, наткнёшься. Бояться волков - быть без грибов

Магиандру жилось в принципе лучше, нежели его родителям: он был уверен в тварности человека. Кроме как юностью, уверенность окормлялась эмоциями, получаемыми в храме. Там он был один, и всё было для него, и всё говорило ему, лично. Внутри он растворялся, будто впитывался в лики, стены, музыку. Детскую веру его крепко держала эстетика. Роскошь православного богослужения, длительного, пышного и самого прекрасного на Земле, погружала юношу в невыразимое состояние. Душа чуть уходила от тела, омывалась великим светом и послушно возвращалась на место. Магиандр жил в радости.