Виктор Ротов - Ближе к истине

• Название: Ближе к истине
• Автор: Виктор Ротов
• Издательство: Советская Кубань
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000
• ISBN: 5-7221-0352-7

В данной книге широко представлена публицистика известного русского писателя Виктора Ротова. В основном — это реакция художника на события последних десяти лет. На так называемую «горбостройку» и на разрушительные, преступные реформы, которые разорили и унизили великую державу перед всем миром. Россия превратилась в экспериментальную площадку дерьмократического криминального разгула. Кончилось тем, что вседержавное пугало, воздвигнутое демократами над Россией, с позором ретировалось в небытие со слезами покаяния. Но нам- то от этого не легче. Мы ютимся теперь на развалинах Российского Дома. Демократы притащили нас на край пропасти. Еще одно усилие их, и мы полетели бы в бездну. Но… Благодарение Богу! Русский народ, похоже, изловчился, собрался с духом и выбирается из охлократической трясины.

Кто живет и мыслит, тот не может оставаться в стороне от этой ловко замаскированной схватки. Все, в ком совесть жива и не сломлен патриотический дух, подняли свой голос против русофобствующих прохиндеев. Поднимается могучая волна общественного самосознания, чтоб смести эту грязную прохиндиаду, пригвоздить к позорному столбу.

Сборник публицистических выступлений Виктора Ротова — своеобразный творческий отчет о своем отношении к этой прохиндиаде. Разбросанные по страницам периодических изданий в разное время, а теперь собранные под одной обложкой, бескомпромиссные статьи его, открывающие широкую панораму народной жизни в условиях так называемых реформ, целая галерея людей труда; годы военного времени и жизни в условиях послевоенной разрухи, выступления на общественно-политические темы — делают книгу яркой, острой и злободневной.

---

Два четверостишья, а то и одно, — излюбленная форма творчества Николая Зиновьева. Однако это ему не мешает быть почти всегда оригинальным и неожиданно глубоким по мысли. Иным поэтам, чтобы выразить мысль, требуются страницы.

Откровенно говоря, в тот день, когда я услышал впервые стихи Николая, душа моя ворохнулась от белой зависти. И, мне кажется, с тех пор я отчетливо понял значение слов классика: словам должно быть тесно, а мыслям просторно.

Мне очень хотелось взглянуть на этого человека, познакомиться с ним. Я чувствовал, что русская земля родила нам нового настоящего поэта. Но он как‑то таился там, где‑то на широких кореновских просторах; зрел — матерел во глубине кубанской нивы и в мутном чреве бытия. Талантливый, всеми уже любимый, яркий, скромный и недоступный. Я жаждал его увидеть, но все как‑то не случалось. А когда увидел, почти разочаровался. Он оказался проще простого: высокий, худощавый, большеголовый и нескладный какой‑то, словно гадкий утенок из сказки X. Андерсена. Но я‑то уже знал: в нем таится царственная птица — лебедь. Поэт Божьей милостью.

Он приехал на очередное писательское собрание. Во

шел как‑то неуверенно, робко. Бесшумно «спикировал» на ближайший стул и сидел угнувшись, пока его не «вытащил» ведущий собрания, предоставив ему слово. Он поднялся, сказал что‑то умно и коротко, как и в своих стихах, и сел. Я подумал: и правильно! Таланту не следует лезть в глаза, навязываться блеском речей. Он талант, и этого достаточно, как достаточно хлебному колосу быть просто хлебным колосом.

После собрания, как обычно, мы перешли в литстудию, где слегка накрыты уже столы. Сидя за столом напротив Николая Зиновьева, я украдкой наблюдал за ним, выискивая в чертах его эту самую одаренность. Но ничего такого не находил. А он с каждой рюмкой становился все более нескладным и, как и положено в русском застолье, — все более говорливым. Но его уже никто не слушал, ибо у нашего брата — пксателя как бы заведено в подпитии блистать своим гением, не замечая остальных.

А потом он снова исчез на годы. А годы выдались крутые: и не такие знаменитости канули в Лету. Но тут волею судьбы мне пришлось подобрать круг авторов, загросить у них рукописи для издания. Я попытался запросить и у Николая. Но не тут‑то было: его не так просто отыскать. И я своими силами собрал его сборник. Вот он, перед вами: «Седое сердце».

Его, как и прежде, трудно дозваться, трудно с ним связаться. Но удивительное дело — все о нем знают, все о нем помнят, все о нем говорят. Время от времени в печати появляются его стихи. Как всегда короткие, мудрые, поразительные. Говорят, он, как и прежде, бедствует, говорят, пьет. Влачит полуголодное существование. Живет бедно и несуразно. Днями напролет сидит над речкой. Нет, не рыбу промышляет, стихи думает. Чему печалуется, чему радуется — никому дела нет. й в самом деле — Россия так богата талантами, что не знает о них заботушки. Мол, сами прорвутся. Л не прорвутся, пропадут — на их место явятся много, сколько хошь.

Такие мы!

Но вот недавно произошло совершенно замечательное, на мой взгляд, событие — в редакции «Кубанских новостей» состоялась встреча с поэтом Николаем Зиновьевым. Ее инициировал главный редактор, наш многомудрый и многотерпеливый председатель краевого отделения Союза писателей Россит Петр Ефимович Придиус.

Публикацию по итогам этой встречи подготовил Н. Роженко. Он пишет: «Журналисты буквально засыпали поэта вопросами».

— Как вынашиваются поэтические строки?

— Как ребенок. Я пишу очень мало. Вот эту книжку писал девять лет.

— Вы уроженец Кубани?

— Да, я кореновец. По матери казак, предки отца — из Курской губернии.

— Сложно издавать книги?

— Мне практически невозможно. Второй сборник вышел благодаря помощи поэта Анатолия Рудича.

— Ваши музыкальные и литературные пристрастия…

— В музыке плохо разбираюсь, а в литературе — классики: Рубцов, Кузнецов, Пастернак, (Кстати, Николай Зиновьев и Николай Рубцов чем‑то очень схожи: тот тоже жил несуразно, у того тоже пронзительные стихи и такой же был отшельник. Я знаю, наблюдал в Литинституте).

— Поэт — это еще и провидец. Каким вам представляется будущее России?

— Думаю, что лучше настраиваться на худшее, а получится лучше — хорошо. Вообще, к провидцам я себя не отношу. К поэтам, в общем‑то, тоже…

— В ваших последних стихах чувствуется внутренний оптимизм. Это верное ощущение?

— В любом случае, так, как сейчас, долго продолжаться не может. Я не знаю, будет бой или нет, а если будет — за кем останется победа; но так просто не может больше продолжаться.

— Вы можете написать стихотворение по заказу?

— Могу. Но это будут стихи, а не поэзия. Хотя иногда заказ может совпасть с движением души…

Над этими словами стоит задуматься иным «поэтам», которые шпарят строчки «километрами». В них и бойкая рифма, иногда промелькнет удачный образ — и все‑таки это не поэзия, это всего — навсего зарифмованные строчки. А сочинивший их — стихотворец, рифмач, но не поэт.

А поэты — те же люди,
Только больше в них Христа
Сколько в душу им не плюйте —
Все равно она чиста.

Я смотрю на портрет Николая Зиновьева. Вот уже и обширная лысина. А видел я его в последний раз, когда у него был еще чубчик. Когда усов не было.

Усы он отрастил знатные. Осэлэдец бы еще — и что твой запорожец за Дунаем. И взгляд из‑под кустистых бровей! Не верится, сколь нежная, тонкая и многомудрая душа у этого человека. Большого русского поэта.

4.08.1999 г.

ЗНАМЕНСКИЙ Анатолий Дмитриевич. Прозаик. Родился в 1923 году на хуторе Ежовском, близ станицы Слащевской Сталинградской области.

Семнадцати лет был осужден по политическим мотивам. С 1940 по 1958 г. провел в лагерях и на стройках Крайнего Севера. Был строителем — разнорабочим, десятником на каменном карьере, начальником отдела труда и зарплаты Верхне — Ижевского разведочного района, заведующим отделом промышленности районной газеты «Ухта»…

Опыт трудных лет заключения, а потом спецпоселения лег в основу первого его романа о нефтяниках Севера «Неиссякаемый пласт».

По рукописи следующего романа «Ухтинская прорва» в 1957 году был принят в члены Союза писателей СССР.

Окончил Высшие литературные курсы в 1960 г. при Литературном институте им. А. М. Горького в Москве. После курсов переехал жить на Кубань. Здесь им были написаны основные произведения «Иван — чай», «Год первого спутника», «Сыновья Чистяковы», «Завещанная река», «Обратный адрес». И главная книга «Красные дни».

Был участником съездов писателей СССР и РСФСР. Избирался членом Правления Союза писателей. На последнем съезде писателей России был избран членом Совета старейшин.

Лауреат Государственной премии, литературных премий им. М. А. Шолохова и Н. А. Островского.

Член Союза писателей России.

Ушел из жизни в 1997 г.

НЕЛЕГКИЕ ДНИ «КРАСНЫХ ДНЕЙ» (о Знаменском А. Д.)

Я пришел проведать его в больницу. Лет пятнадцать тому назад. Он чувствовал себя уже сносно, а потому мы

вышли в скверик, сели на лавочку, поговорили о том, о сем. И вдруг он стал мне рассказывать о том, что пишет новый роман о гражданской войне, о командарме Миронове. Кто такой Миронов, я представления не имел. Мы знали тогда двух легендарных командармов — Ворошилова и Буденного. Но, оказывается, был еще и третий — Миронов Филипп Кузьмич. Донской казак, лихой рубака, вольнодумец, любимец донского казачества. Из рядового поднялся до командарма. Воевал за Советы. А потом был рекомендован самим Лениным на пост инспектора казачьих войск при ВЦИКе. Выехал в Москву за назначением, но к месту вызова не прибыл. По дороге был арестован по интриге Троцкого и злодейски убит во внутреннем дворике тюрьмы во время прогулки.

Необыкновенно яркая личность. Его сопровождал буквально фейерверк громких событий тех огненных лет.

— Фигура ярчайшая! — заметно волнуясь, говорил Анатолий Дмитриевич. — Похлеще Ворошилова и Буденного… Кстати, некоторые славные дела его они приписали себе…

Мне показалось, что это уж слишком. По тем временам эти его слова прозвучали почти кощунственно. Легендарные командармы, и вдруг какой‑то Миронов!..

Я промолчал, усилием воли сдержав себя.

Анатолий Дмитриевич, очевидно, почувствовал мое смущение. Спокойным своим, с хрипотцой, голосом стал рассказывать, как все началось. К нему пришли бывшие участники гражданской войны, воевавшие под командованием Миронова. И принесли «два мешка» документов. Собирали тайком всю жизнь. Но время подходит к последней черте, надо куда‑то определить бесценные бумаги. Думали они, думали, присматривались ко многим писателям. И вот остановились на нем. В надежде, что именно он распорядится документами как следует. Расскажет правду о любимом командарме, незаслуженно вычеркнутом из истории картавыми комиссарами. К тому же отец его был писарем при Миронове.