Дмитрий Мамин-Сибиряк - Весенние грозы

• Название: Весенние грозы
• Автор: Дмитрий Мамин-Сибиряк
• Жанр: Русская классическая проза

---

— А говядина?

— В деревне как-то мало едят мяса, а мы живем по-деревенски. Не из принципа сделаться вегетарианцами, а просто так, как складывается жизнь сама собой. Мясо у нас только по праздникам или по сезонам, когда бывают свои цыплята, своя телятина, своя баранина… Как видите, мы оба здесь совсем здоровы.

— А дальше?

— Дальше? Вот вы смотрите на деревенскую учительницу городскими глазами, как на какую-то подвижницу, которая заживо похоронила себя в непроходимой глуши… Не правда ли? Вы даже жалеете её. Я сама так же раньше думала. А между тем никакого подвига нет, а просто хорошая нормальная жизнь. Даже иногда делается совестно за свое привилегированное положение. Помилуйте, сельская учительница, как я, получает 25 рублей жалованья каждый месяц, — ведь это целый капитал, и громадный капитал. Вон бабы говорят, что у меня райская жизнь, и по-своему они правы… У нас своя мерка, как у вас своя.

Дедушка Яков Семеныч слушал эти внучкины речи и в такт им качал своей седой головой. «Так, внученька… Так, Катерина Петровна! Вот какие мы нынче разговоры разговариваем, Павел Васильич. Взошло зернышко и в цвет пошло».

Беседа была прервана появлением какой-то бабы, которая пробралась через кухню.

— Матушка, Катерина Петровна, к тебе я пришла… — причитала баба. — Ребеночку неможется… криком кричит второй день…

— Хорошо, я потом зайду, Марья.

— Иди, иди… — выпроваживал бабу Яков Семеныч. — Дай школе окончиться.

— Да ведь криком кричит…

— Придет после школы. Откуда ты будешь?

— А там, голубчик, за кабаком изба. Катерина Петровна знает… Была она у меня по осени, когда Петька разнемогся, а теперь меньшенького ухватила болесть.

Когда баба ушла, Огнев проговорил:

— Давайте я за вас займусь в школе, Катерина Петровна, а вы идите к этой бабе. Мы управимся с помощницей…

— Нет, я еще успею… Если бы мне бегать ко всем больным, то и школу пришлось бы бросить. Бабы смотрят на меня, как на знахарку… Случается, что и напрасно вызовут. Я знаю эту Марью. Вероятно, какие-нибудь пустяки.

Вторую половину школьного дня Огнев провел с помощницей в женском отделении. Девушка сильно растерялась, когда пришлось давать объяснения самому инспектору, — ей приходилось еще в первым раз иметь дело с начальством.

— Вы занимайтесь, как будто меня совсем нет в классе, — ободрял её Огнев. — У вас свое дело, у меня свое.

Помощница скоро ободрилась, и занятия пошли своим порядком, как всегда. В конце пришел священник, узнавший о приезде нового инспектора. Это был еще молодой человек, кончивший семинарию всего три года.

— Очень рад познакомиться, — несколько раз повторял Огнев, которому понравилось простое, серьезное лицо сельского попика. — Вот приехал познакомиться с вашей школой… Всё хорошо.

После занятий о. Николай стал приглашать его к себе обедать. Огнев сначала отказался, а потом, сообразив что-то, согласился. Ведь он теперь был в Березовке не простым гостем, а начальством, и должен был держать себя с большим тактом. Батюшка мог обидеться. В деревне еще больше церемоний.

— И хорошо сделал, — одобрял Яков Семеныч, усаживаясь за свой обед со внучкой. — Все бы загалдели, что вот новый инспектор держит руку учительницы, а попа пренебрег… Да еще прибавили бы…

— Что же могут прибавить? — удивилась Катя.

— Мало ли что… В деревне такие же люди, как и везде. Мы здесь всё-таки чужие, что тут ни говори… Так и смотрят на нас. Помошница-то спит и видит занять твое место… А за неё и церковный староста, и псаломщик, и, кажется, писарь.

— Перестань, дедушка. Всё это пустяки…

Сейчас после обеда Катя отправилась к своему маленькому больному и пробыла там больше чем предполагала. Огнев заехал проститься без неё. Земских лошадей подали ему на квартиру священника.

— Как же быть?.. — думал Огнев, стоя в шубе.

— Малость обождите, Павел Васильич, — уговаривал Яков Семеныч. — Уж так будет жалеть внучка, так жалеть. Сию минуту воротитсея. Куда-нибудь в другую избу затащили: бабы так её и рвут. Да снимите шубу-то…

Огнев разделся и присел отдохнуть. После обеда он чувствовал некоторую усталость, а тут нужно было ехать дальше. Да и деревенские наливки располагают к отдыху.

— Да, дедушка… — проговорил Огнев, вслух продолжая какую-то мысль. — Одним словом, сила. Вы только сосчитайте: в Шервоже в женской гимназии учится шестьсот учениц, нынче параллельные классы открыли, потом в епархиальном женском училище около трехсот, а там еще целых десять уездных городов, в которых две гимназии женских да шесть прогимназий. Вод-то все и выпустят около трехсот учениц, а в десять лет это составит целых три тысячи… Понимаете, настоящая армия.

— Уж это что говорить… Сумма, Павел Васильич.

— Нет, ведь это дело надо обмозговать, Яков Семеныч. Три тысячи в одной губернии. И всё это будущие жены, матери… Около каждой такой девушки этакой огонек священный затеплится. Сколько света внесут они в жизнь, — того света, который останется у себя дома, у своего очага, который загорится в детях… Да…

  …Жита по зернышку
   Горы наношены.

— Ах, Павел Васильич: правильно. Вот я на старости лет сызнова точно начинаю жить… Что прежде-то было: темнота, зверство. Да… А уж девушка, это точно: она вся у себя дома. Всё домой принесет. В деревне-то это еще позаметнее будет, чем в городе, Павел Васильич.

— Да, в деревне… Хорошо у вас, дедушка. Тепло…

— Мы в город-то даже очень не любим выезжать. Так, приедем, повернемся — и назад на той же ноге… Скучно нам в городе-то. Хе-хе… Особенное дело-с…

— Да… Кстати, Катерина Петровна и не спросит ничего о городе, а у нас там много общих знакомых. Недавно я встретил этого молодца Кубова… Он уже бросил свою лесопилку и теперь какими-то подрядами занимается. Что-то я не совсем его понимаю.

— У всякого своя линия, Павел Васильич…

— Американец какой-то. Очень обрадовался, что я еду в Березовку, и поклоны посылает. Даже, кажется, сам собирался в гости к вам… Потом встретил братца Катерины Петровны. Ну, этот из другой оперы… На парах разъезжает. Чуть меня не задавил. Говорят, женится на какой-то богатой… Тоже своя линия.

Дедушка только пожевал губами и ничего не сказал. Он недолюбливал шустрого адвоката, уродившегося ни в мать, ни в отца. В ожидании внучки он многое рассказал Огневу о своем житье в Березовке. Огнев слушал и в такт качал головой. Да, хорошо…

III

Кубов, действительно, приехал в Березовку перед самым рождеством. Он в три года совсем изменился — зарос бородой, окреп еще больше и походил на купца, особенно по своему костюму.

— Давненько мы с вами не видались, Катерина Петровна, — весело говорил он, пожимая ей руку. — Вот и школу новую выстроили… да. Давненько.

— Где же вас увидишь… Вы ведь вечно заняты. Да и сюда, наверно, тоже по какому-нибудь делу приехали….

— Волка ноги кормят… А дело есть, это точно. Нужно с березовскими мужичками потолковать относительно разных разностей. Знаете, у меня теперь кирпичный завод орудует… А здесь есть поблизости белая глина. Вот и хочу попробовать огнеупорный кирпич делать: прочнее он в десять раз, а дороже будет на пустяки. Кстати, я вас увезу в город, Катерина Петровна… Чтб вам здесь делать на святках, а в городе всё-таки есть кой-какие развлечения.

— Право, я не знаю…

— А я отлично знаю.

Катя улыбнулась, поддаваясь этому решительному мужскому тону.

Кубов в подробностях осмотрел школу, ученические тетрадки, квартиру учительницы, всё хозяйство, даже спустился в погреб.

— Ничего, не вредно, дедушка, — похвалил он. — Только вот картошка у вас сгниет, ежели не переберете заново…

— А вот и не сгниет…

— Сгниет, говорю… На прошлогодний песок свалили, а она этого не уважает. Понимаешь? Репа у вас уродилась хорошая… Телочку растите правильную. А петуха приколите… Хороший хозяин петуха больше трех лет не держит… Понимаешь?..

Кубову до всего было дело, и он знал, кажется, всё на свете.

— Увертлив больно, — ворчал старик, обиженный петухом. — Тоже, поди, жаль… Вон какая птица: генерал.

— Я тебе говорю: заколите… А что касается жалости, так это пустяки. Президента Северо-Американских Соединенных Штатов и то меняют через каждые четыре года, а тебе петуха жаль…

Весь день Кубов провел в деревне, в переговорах с мужиками, потом ездил смотреть свою белую глину и вернулся в школу только вечером, когда уже стемнело, — вернулся усталый и недовольный.

— Вы устали, Владимир Гаврилыч? — спрашивала Катя, угощая его чаем.

— Язык устал… Портится мужик в Березовке. Меня, Кубова, хотели надуть… Не-ет, шалишь!.. Ведь время глухое, зимнее, работ своих нет, а я им даю дело, небольшое, правда, а всё-таки из-за хлеба на квас добудут. Так нет, поднимают городскую цену…