Николай Брешко-Брешковский - Принц и танцовщица

• Название: Принц и танцовщица
• Автор: Николай Брешко-Брешковский
• Издательство: НПК "Интелвак",
• Жанр: О войне
• Год: 2000

В книгу включены два романа Николая Николаевича Брешко-Брешковского (1874-1943), представителя первой русской эмиграции. Его сравнивали с А. Дюма-отцом и Ж. Сименоном, о нем тепло отзывался А. Куприн. Его романами зачитывалась вся зарубежная Россия. Но в то же время его жестко критиковала пресса. Динамичные, остросюжетные произведения Брешко-Брешковского - увлекательное и легкое чтение.

---

— Авеню де Буа, авеню де Булон, авеню Клебер, авеню Виктор Гюго, авеню Карно, авеню Клобер, авеню д'Иена, авеню Гош, авеню Фридланд, авеню Шан-Зелизе…

Язон, коснувшись рукой плеча своего адъютанта, прервал его математические вычисления.

— Вот и я. С добрым утром. Я тебе помешал, Маврос? Ты предавался какому-то глубокомысленному занятию…

Анилл сконфузился, как пойманный в минуту шалости школьник!

— Ваше Величество, я любовался красотой, архитектурной красотой площади. В мире, пожалуй, нет другой такой.

— Даже наверное нет. Что ж, пойдем к тебе, возьмем драгоценности. Колье упрячем в сейф «Лионского кредита», остальное превратим в деньги. А затем, затем я тебя перевезу к себе.

— Последнее будет сопряжено с наименьшими хлопотами, — улыбнулся Маврос. — Весь мой багаж уместится в одном чемодане.

— И ты простишься навсегда со своей мансардой?

— И смею, Ваше Величество, уверить — без малейшей горечи.

Через несколько минут Маврос открыл дверь своей комнаты и, пропустив Язона, вошел вслед за ним.

— Вот здесь, в среднем ящике. Наконец, наконец-то я могу… — Маврос, не договорив, осекся. С замораживающим ужасом убедился он, что ящик комода, оставленный им плотно закрытым, немного выдвинут…

И с каким-то отчаянием, судорожно цепляясь за какую-то надежду, князь так рванул ящик, что, выпрыгнув из гнезда; он остался у него в руках. Ящик был пуст. В нем ничего не было, кроме заветного свертка, а сейчас не было и этого свертка.

Мавросу показалось, что он сходит с ума, что он потерял память и как-нибудь положил сверток не в средний ящик, а в нижний или в верхний. И он с бешенством вырвал оба и бросил на пол. И в том и другом белье, галстуки, какая-то мелочь, но ни в том, ни в другом свертка не оказалось

Принц невозмутимо наблюдал все это, и его невозмутимость еще более разжигала отчаяние Мавроса.

— Обокрали. Нас обокрали. — И с искаженным лицом, стиснутыми зубами князь так схватился за голову, так сжал ее крепко и больно, словно хотел раздавить череп, чтобы ничего больше не сознавать, не видеть, не чувствовать.

Он бросился к одному из ящиков и, судорожно выбрасывая белье, искал, искал. В его руке блеснуло что-то тяжелое, темное. Это было так странно, — только через секунду сообразил принц, что это револьвер.

— Маврос.

Но Маврос уже был в трех-четырех шагах от него.

— После этого я не могу жить. Не имею права, не должен.

— Маврос, отдай мне револьвер.

— Я сказал, решил, и…

— Да ты сумасшедший. Пусть так, пусть даже украли, да я не отдам тебя за все драгоценности в мире.

Маврос пятился. Его красивое лицо теперь было чужое, страшное. Да, в этот момент он был невменяем, и никакими словами, убеждениями его уже не остановить… Глядя безумными глазами на принца и не видя его, Маврос теперь уже не человеческим, а каким-то звериным движением, сгибая локоть, подносил револьвер к виску…

Стремительный бросок всего тела вперед… Язон уже вплотную, рядом, грудь с грудью и, поймав руку Мавроса, зажал ее в стальных тисках. Маврос с тем же лицом и яростно сжатыми зубами пытался вырваться, но парализованные пальцы разжались, выпустив револьвер, со стуком упавший на каменный пол. Принц сначала наступил на револьвер ногой, а потом сунул его в карман. Катастрофа миновала.

— И тебе не стыдно, Маврос? Не стыдно?

Маврос тяжело дышал и вдруг как-то погас весь. Язон привлек его к себе.

— Пустяки. Право же, есть о чем убиваться! Проживем и так. Было бы здоровье, было бы солнце, была бы вера в себя и в свои силы. Мы с тобой потеряли гораздо больше, чем… чем это колье, и, однако, живем и будем жить ровно столько, сколько нам положено. Ах ты, горячая голова! Все вы, Мавросы, такие. Ну, успокойся же, успокойся.

— Ваше Величество, я уже спокоен, — ответил Маврос, действительно овладевший собой. — Я бесконечно признателен Вашему Величеству, но не за то, что вы спасли мне жизнь, да, да, не за это, — решительно повторил князь, прочитав недоумение на лице Язона, — а за то, что вы удержали меня от непростительной величайшей глупости. В самом деле, этому священному колье я буду гораздо полезнее живой, чем мертвый. Ясно, как Божий день, этот мерзавец Мекси, похитивший у вас трон, похитил и колье, в чаянии лишнего поцелуя, лишних объятий, которыми его наградит Медея. Нельзя не признать, Ваше Величество, работа чистая, профессорская работа. Мекси нанял себе весьма искусных бандитов. Заметьте, никаких следов. В мое отсутствие они обработали все это в несколько минут. И ключ был подобран, и этим ключом, уходя, закрыли дверь. Недаром вертелся этот Церини, этот провинциальный светло-сиреневый шут. Самое главное, мы знаем, кто воры и у кого надо искать украденное. И даю клятву и Вашему Величеству, и самому себе, что мы вернем колье, вернем, хотя бы ценой мой жизни.

— Маврос, ты опять принимаешься за глупости?

— Нет, это не глупости. Теперь это все для меня — все, и ради этого я хочу жить, хочу, — и окрепший голос Мавроса звучал жуткой многообещающей угрозой. Сейчас это был прежний, сильный, отважный Маврос, хотя за минуту, в припадке горя, покушавшийся на самоубийство.

24. ПЕРСИДСКИЙ ПРИНЦ — МЕТАТЕЛЬ НОЖЕЙ

В устах директора цирка Гвидо Барбасана не было красивой фразой, когда он сказал новому наезднику высшей школы, что он, Ренни Гварди, попадет в «свое общество».

Кровавый вихрь сатанинской революции, промчавшийся над Россией, острым концом вниз опрокинул тысячелетнюю пирамиду всего государственного строя величайшей империи. Вернее, верхи, самые культурные, самые породистые оказались поверженными во прах, а низы — самое темное, самое плебейское — взметены были вверх.

Бывшие верхи, уцелевшие от разгрома, хлынули за пределы обезумевшей, окровавленной Совдепии и создали трехмиллионную эмигрантскую армию, рассеявшуюся по всему свету.

В кого только не превратились и чем только не занялись бывшие русские офицеры, помещики, студенты, сановники! Их не испугали невзгоды, лишения, не испугал и тяжелый физический труд. В Европе, да не только в Европе, не был редкостью чернорабочий с академическим или университетским значком. Полковники, мировые судьи, чиновники министерств, юные поручики и корнеты прокладывали новые шоссейные дороги на головокружительных высях суровых Балканских гор.

Дочери, жены и сестры этих генералов и чиновников, воспитанные в лучших институтах, светские, знавшие несколько иностранных языков, шили белье, работали в модных мастерских, поступали в няньки и горничные. Все, как умели и могли, применяли свои способности и знания. Одним везло больше, другим — меньше.

К числу тех, кому повезло больше и кто сумел наивыгодней приспособить себя и свои данные, отнесем небольшую группу тех, кого имел в виду Барбасан, говоря Язону: «Вы попадете в ваше общество».

Начнем с королевы пластических поз Дианиры. Конечно, Дианира — псевдоним. Скрывалась под этим псевдонимом княжна Елена Дубенская. Революция, уничтожив не только всю ее многочисленную семью, но и почти всю родню, превратила ее в сироту, одинокое, совсем одинокое существо.

Это была девушка лет двадцати четырех — в момент нашего рассказа — светловолосая, с безукоризненно-точеной фигурой, правильным, классически-правильным лицом и с вечной тоской, тихой напряженной тоской в больших серых глазах, широко поставленных, как у античной богини. Хотя это была скорее печаль, печаль по прошлому, по близким, дорогим безвестным могилам, печаль по России, по всему, что с детства было таким дорогим, незаменимым, желанным.

Как попала княжна Елена Дубенская в цирк на амплуа королевы пластических поз? Случайно. Все в жизни — случай.

Ее устроил там сам уже устроившийся полковник принц Фазулла-Мирза. Настоящий принц древней персидской династии Каджаров. Полностью он так и назывался: принц Каджар Фазулла-Мирза. Он вырос, воспитывался в России, всю свою молодость прослужил в кавалерии. На войне командовал в так называемой Дикой дивизии Дагестанским полком. Убитый большевиками брат Елены Дубенской служил под командой Каджара. Встретившись с Еленой в Париже, Фазулла-Мирза пообещал ей найти какое-нибудь занятие, и в конце концов нашел. Еще в кадетском корпусе, еще в Елисаветградском кавалерийском училище юный персидский принц изумлял и сверстников, и начальство своим искусством метания кинжалов. Взяв двумя пальцами за остро отточенный, как бритва, клинок, Фазулла-Мирза неуловимым приемом, с неуловимой стремительностью бросал кинжал. Перевернувшись несколько раз в воздухе, клинок попадал острием в любую намеченную точку. Жгучий перс проделывал это шутя, проделывал и более сложные вещи: рассекал надвое приклеенную к доске папиросу и с помощью нескольких кинжалов очерчивал математически правильный круг.

Юнкера настолько верили в «метательный гений» Каджара, что сплошь да рядом какой-нибудь из них, любитель сильных ощущений, предлагал себя в качестве мишени. Он становился спиной к дощатому забору, держа руки на высоте плеч и ладонями наружу. Толпа зрителей-юнкеров, затаив дыхание, следила, как Фазулла-Мирза обрисовывал ими контур отдававшегося в его распоряжение добровольца. Клинки со страшной силой вонзались в дерево, образуя нечто вроде ореола или сияния вокруг головы. Втыкались меж растопыренных пальцев, вдоль ног, вдоль всего тела. И когда «доброволец», не спеша, осторожно, чтобы не порезаться, покидал свою позицию, на заборе оставался его силуэт, отмеченный двадцатью-тридцатью кинжалами. В России, да, пожалуй, и в Европе светлейший метатель ножей не знал себе соперников.