Феликс Сарнов - Кошки говорят Мяу

• Название: Кошки говорят Мяу
• Автор: Феликс Сарнов
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-94663-221-3

«Кошки говорят „мяу“» — фантасмагория. Фантазия на темы «вечные и бесконечные». Фантастический детектив на эти же темы. Но все ли в этом детективе — чистый вымысел, а любое сходство с действительностью — случайно?

---

Рыжая жмет на газ, лихо вкатывает на охраняемую территорию, «Мерседес» пролетает мимо аккуратно подстриженного газончика, описывает изящную дугу и застывает на расчерченном белыми полосами асфальте — она не дает себе труда развернуться и встать как положено, между двумя полосами, ограничивающими одно место, а встает поперек полос, заняв сразу два.

Небрежно накинув лайковую куртку на плечи, я вылезаю из машины, и ожидая, пока она накинет на руль замок, вытаскиваю из кармана куртки пачку сигарет, из кармана черных джинсов — золотой «Ронсон», и закуриваю.

Из соседнего с нашим подъезда выходит субъект, лет пятидесяти пяти в дорогом черном плаще и с черным кейсом, в сопровождении здоровенного верзилы, несущего над ним раскрытый зонт, и неторопливой уверенной походкой делового человека направляется к стоящей за четыре полосы от нашего «Мерседеса» черной «Волге». Проходя мимо меня, он надменно кивает, и я отвечаю ему ироническим полупоклоном, одновременно подмигнув охраннику, трусящему за ним следом с раскрытым зонтом, хотя дождя практически нет — так, чуть накрапывает. Верзила в ответ слегка ухмыляется, но тут же с вновь посуровевшим, окаменевшим лицом отворачивается, распахивает перед супрефектом заднюю дверцу «Волги», потом захлопывает ее за ним, быстро обегает «Волгу» и плюхается за руль. «Волга» фыркает и катится к воротам, а из нашей тачки, наконец-то, вылезает Рыжая, включает бипером сигнализацию и вопросительно смотрит на меня. Я киваю, подхожу к ней, обнимаю за плечи, она обхватывает меня за талию (у меня опять есть талия или намек на нее — тренажеры, массажеры и прочая херня), и мы в обнимку идем к подъезду. На пол пути нас догоняет отставник из будки, и забежав передо мной с заискивающей улыбочкой спрашивает у меня, а не у Рыжей:

— Помыть? Или сегодня не…

Я киваю, вытаскиваю из кармана куртки черный кожаный бумажник, достаю оттуда двадцатидолларовую купюру и протягиваю ему. Он осторожненько берет ее и произносит не допускающим возражения тоном, страстно желая, чтобы это прозвучало не по-лакейски, а по-военному:

— Будет сделано.

— Только не халтурь, — с наигранной строгостью говорю я и тут же растягиваю губы в дружеской улыбке, давая понять, что мы все равны, а если кто и равнее, так это не имеет значения — демократия, блядь, она на то и есть демократия… блядь.

— В лучшем виде, — с дешевой претензией на солидность заверяет отставник, просияв, как апельсин, от моей улыбки и демонстрируя все свои семь-восемь желтых, как дольки того же апельсина, зубов.

Я киваю, он отлипает, и мы заходим в подъезд.

— Балуешь его, — фыркает Рыжая в лифте, внимательно разглядывая в зеркале свое отражение.

— Я хочу — я плачу, — пожимаю я плечами, сую руку ей под плащ и под алую блузку, берусь за левую грудь и легонько сдавливаю ее ладонью. Рыжая реагирует, как… гипсовая девушка с веслом. Я убираю руку.

Войдя в прихожую, я сую руку за зеркало, чтобы щелкнуть тумблером сигнализации, потом передумываю, кладу руку ей на плечо, разворачиваю к себе и спрашиваю:

— Ты не хочешь меня?

— Я? — она высоко поднимает брови. — А ты не заметил, что последнюю неделю, ты лапаешь меня только перед зеркалом в лифте?

— Я…

— You, you — она насмешливо щурится. — Да меня же просто нет. Ты и в лифте когда лапаешь, не на меня в зеркале смотришь, а на свою руку. Я в тачке иногда жду, что ты мне скажешь спасибо и двадцатку протянешь, — она усмехается и вдруг хватает меня за ширинку. — А ты меня хочешь?

Я уже хотел было протянуть руки ко всему, что раньше так действовало на меня — к груди, к заднице, к шее, но… Под ее рукой ничегошеньки не оживает, не набухает, не… Полный штиль.

Она с усмешкой убирает руку, отвернулась и пошла в холл, на ходу бросив:

— Выключи.

Я сую руку в скрытую за зеркальной стеной нишу и выключаю сигнализацию. Потом зеваю и… выключаю «рубильник».

Рыжая стояла и ждала ответа. Ответить мне было нетрудно, но я хотел, чтобы она поняла смысл ответа — весь его смысл.

— Ты хочешь, чтобы я сказал прямо сейчас? Прямо так взял и выбрал? — спросил я.

— Да, — твердо выговорила она и добавила чуть тише: — Пожалуйста…

— Но ведь ты не дура, и ты понимаешь, что выбрав тебя, я выберу и все, что к тебе приложено.

— Да, — кивнула она.

— И тебя это совсем не трогает?

— Нет… — как-то хрипло сказала она, резко мотнув рыжей гривой. — Меня это не «не трогает». Меня это не ебет.

— Но это есть, это — часть… выбора. Зачем нам закрывать глаза, делать вид… притворяться? Зачем hypocrisy? — я смотрел на нее с каким-то внезапно проснувшимся странным интересом. — Не мой жанр. И не твой… Не наш.

(… Она явно что-то скрывает от меня. Я вижу… Я сыграл какую-то роль в сложной игре, её игре, только эта игра вышла из-под её контроля, и теперь она растеряна…)

— Я знаю, — кинула она и… продолжала ждать.

Все, как-то отстраненно подумал я, я сказал ей всю правду. Она знает меня таким, какой я есть. Я ни за что себя не выдаю — ни за что другое. Она видела мой страх перед ее мужем-покойником, видела, как я стал трусливо заискивать перед ним, стоило ему глянуть на Кота. Она видит, как мне нравится все, что покупается за деньги, как мне нравятся деньги… А что сильнее влияет на выбор — она сама или… dolce vita… Пускай потом сама ломает себе голову и грызет печенку, если захочет, а я… Я ведь, если честно, и сам не знаю. Ладно, она ждет, ей не по себе, она мучается, а их нельзя мучить, нельзя обижать….

— Останусь, — легко и как-то равнодушно выговорил я. — Прямо сейчас. Считай, уже остался, развелся, расплевался, но… Мне все равно придется съездить домой.

— Зачем?

— Ну, взять свои вещи…

— Какие?

Я хотел что-то сказать, но… задумался. А правда, какие? Мой маленький компьютер — здесь… Что еще я нажил за двадцать с лишним лет трудовой деятельности?.. Без чего мне не обойтись? Ах, да, шмотки…

— Ну, шмотки — не могу же я ходить всю жизнь вот в этом…

Я вдруг сообразил, что на мне до сих пор роскошная лайковая куртка Ковбоя (кстати, там в кармане должен лежать золотой «Ронсон», если только я не выронил его на… песок) и что теперь эта куртка — моя… И не только куртка…

Рыжая усмехнулась, повернулась к шкафу, резко распахнула зеркальные «купейные» створки, и обернувшись ко мне, спросила:

— Этого тебе не хватит? На две жизни?

Кот отвернулся от окна, круто развернулся на всех четырех лапах

(Господи, как же похож на…)

и прыгнул в шкаф.

— Ну, вот, — довольно кивнула Рыжая. — Он тебе все показал.

— Слушай, ты, конечно, богата… Ну, по сравнению со мной. Ты — богатая… вдова, — я легко выговорил это слово, и она очень легко восприняла его, даже не поморщась, — но я… Я зарабатываю гроши, а если нет притока, бабки… Любые бабки — кончаются, а сейф… Мы никогда его не откроем, ведь у нас нет…

Кот завозился в шкафу, из-за створок показался сначала его распушенный хвост, потом он, невидимый нам, развернулся там, внутри, и из-за створки высунулась его морда, с зажатым в зубах красным… Красной ленточкой. Или шнурком. Мы уставились на него, и Рыжая… расхохоталась.

Она смеялась и кашляла, согнувшись почти пополам, прижав ладони к горлу, и никак не могла успокоиться, а я…

Я подошел к шкафу нагнулся, осторожно вынул из пасти Кота красный шнурок,

(… он легко выпустил его, облизнулся и посмотрел мне в глаза — поиграем?)

вытащил из шкафа дешевый на вид нож для бумаг, повертел его в руках, надавил сразу на оба рожка рукоятки у лезвия, деревянное лезвие отскочило, брякнувшись на ворсистый ковер, и в руках у меня оказался торчащий из деревянной рукоятки небольшой сейфовский ключ.

Рыжая вдруг перестала смеяться, резко выпрямилась и уставилась на меня с каким-то странным выражением лица. Ей, наконец, с запозданием пришло в голову то, что мне — пришло сразу.

— Господи, — прошептала она, — там же… это. Там же…

— Да, — сказал я.

— Черт с ним, — сдавленно и глухо выговорила она. — Давай выкинем этот ключ и забудем про него. Черт с этими бабками, мы не будем голодать… Забудем про них, ну, пожалуйста, не надо открывать, я… Прошу тебя, я просто не смогу смотреть…

Я повернулся и двинулся к двери.

— Господи, неужели ты станешь?… — крикнула она.

— Стану, — не оборачиваясь, пробормотал я,