Владимир Еременко - Дождаться утра

• Название: Дождаться утра
• Автор: Владимир Еременко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1984
• ISBN: XXX-X-XX-X

Повесть о детстве, опаленном войной, о мужании характера подростка, вместе со взрослыми прошедшего все испытания сражающегося Сталинграда. Свое повествование автор доводит до тех дней, когда уже дети тех мальчишек сороковых годов держат первый жизненный экзамен на право быть Человеком.

---

Провозился больше часа. Пока снял колесо, вынул камеру, нашел дыры, заклеил, собрал и поставил колесо — вот и прошло время. Бинты действительно сильно подмоченные. По-хорошему бы, так и нагибаться за этим гнильем не стоило. Но идет война — авось пригодится. Ведь купить-то негде. Может быть, Оля что и выберет из них, и будет у нас аптечка.

Поехал. Но до Красноармейска так и не дотянул. Снял колесо, вынул камеру — и обмер: она лопнула поперек. Теперь ее только выбросить. Что же делать?

До бригады километров восемнадцать, а то и все двадцать, а время к вечеру. Если бы я был без велосипеда, то часа за четыре дошел бы, а так и к полуночи не доберусь.

Пропади оно все пропадом! И эта дорога, и Сиволобов, и велосипед — встать, бросить все и уйти!..

Надо подниматься и вести в руках его, распроклятого.

А что, если набить покрышку травой? Эта неожиданная мысль так захватила меня, что я тут же принялся рвать траву. Через полчаса покрышка была набита. Ехать тяжело, но все же лучше, чем вести велосипед в руках. Хорошо, хоть заднее колесо держит.

Километра через полтора трава моя в покрышке размолотилась, сбилась в одну сторону, ехать нельзя. Надо сплести из травы толстый жгут метра в полтора и затолкать его в покрышку. Набросился на пырей и ковыль. Крепкие степные травы — они мне послужат. Провозился не меньше часа. Колесо готово. Надо бы передохнуть, но нет времени. Солнце падает к горизонту.

Опять еду. Тяжело, но еду. Проскакиваю Красноармейск. Теперь подъем в гору — километра полтора, а оттуда до бригады рукой подать — километров десять. Солнце уже не видно. Пока не стемнело, надо выбраться на гору, и я, не переводя дыхания, рысью с велосипедом в руках бегу и бегу. Пот в три ручья, майку хоть выжми! Трава перемололась и сыплется трухой из дыр в покрышке. Силы на исходе, вот-вот задохнусь.

Я уже почти на горе, а солнца и след простыл. Нет даже зарева. Такое чувство, словно меня предали.

Небо заволакивают тяжелые грозовые тучи. Темнеет сразу. Через четверть часа и дорогу не различу. Ехать дальше нельзя, порвалась покрышка. К тому же, видно, погнул обод колеса. Еще бы, сколько шпарить без камеры!

Бросаю велосипед и валюсь рядом. Буду лежать вот так, и пропади оно все пропадом!

Хотя бы кто проехал по этой идиотской дороге! Знаю — не проедет, но надеюсь. Дорога в нашу бригаду, по ней ездим только мы.

…Лежи не лежи, а вставать надо. Я только обманывал себя, хотел увести свои мысли от бригады, чтобы не думать о еде. Но это выше моих сил. Ведь до утра умру с голоду. Я уже давно там, в бригаде, у Олиного котла. Вижу, как раскрасневшаяся у огня Оля помешивает густое варево деревянной лопаткой, которую сделал для нее Халим Викулов. А рядом с котлом в чашке лежит половник — «мера нашей жизни», как недавно не то в шутку, не то всерьез сказал Мартынок. Сейчас Оля повернется к обступившим ее ребятам и скажет свое долгожданное: «Готово! Налетай!»

Какой-то кошмар, я уже не могу отвязаться от этой картины. И вдруг осенило: а что, если обмотать обод колеса бинтом, который я подобрал у разбитого блиндажа? Надо же как-то добраться до Олиного котла!

Велосипед шел немного легче. Правда, переднее колесо так прыгало, что руль вырывался из рук. Но ехать можно. Теперь доберусь. Еле различаю дорогу. Припав к рулю, во все глаза смотрю вперед. А если заблужусь? А если волки?

Степь молчала, даже перестали стрекотать кузнечики, оборвался тонкий посвист сусликов и шорох пугливых ящериц. Все замерло в тревожном ожидании. Лишь натужно скрипит и глухо постукивает велосипед. Огоньки волчьих глаз, наверно, уже где-то рядом. Боюсь оглянуться. Жму на педали, рывком поворачиваюсь назад и чувствую, как на лицо падает капля дождя. Потом еще и еще. В спину подтолкнул прохладный ветерок, и вот уже дождинки зашлепали в дорожной пыли.

Ехать даже легче. Мягче стучит переднее колесо, но дождь усиливается, и велосипед мой останавливается. На бинты налипло столько грязи, что колесо плывет.

Разулся, повесил ботинки на раму, взвалил велосипед на плечо. Нет, я дойду, доползу до бригады!

Дождь хлестал теперь не в спину, а сбоку и прямо в лицо. Значит, миновал поворот… Теперь дойду. Дойду назло всем, назло хрычу Сиволобову!

У меня начался бред. Надо передохнуть. Снять с плеча велосипед, но не садиться на землю. Если сяду, не поднимусь. Нужно только опереться на раму.

Повернул лицо от дождя и прямо перед собой, рукой подать, увидел огонек. Ребята включили на стане лампочку. Для меня включили, чтобы видел…

Тюльпаны и война

— Твой сын доучился. Вызывают на педсовет, — встретили меня дома. — Стенку какую-то измазали.

Неделю назад Андрей рассказывал, как два пенсионера во время каникул покрасили стены в школе.

— И главное, все сделали бесплатно, — восхищался он. — Весь ремонт. Шефы дали краску, а они покрасили. Правда, здорово! И ценно так сделали!

Этот случай, видно, и впрямь взволновал ребят. Андрей и его друзья не раз заводили о нем речь, и я подумал: «Вот что может сделать один благородный поступок. Он стоит больше, чем все беседы учителей».

И вот тебе на! Оказывается, я ничегошеньки не понимаю в ребячьей психологии.

…Андрей испуганно молчал. Таким я видел его не часто. Как можно спокойнее спросил:

— Ну рассказывай, как все случилось?

— Я не знаю… Мы потом тут же все вытерли, даже ничего не заметно стало, а нас к директору.

— Давай по порядку, как и чем вы измазали стенку? Ты взрослый, должен отвечать за свои поступки. Рассказывай!

Андрей опустил голову.

— На большой перемене бежали по лестнице. У Сашки была шайба… Начали гонять ее.

— Где, на лестнице?

— Мы шли с шайбой во двор, а Юрка выбил ее из рук. Ну и ногами начали… Мы даже не заметили, а прозвенел звонок, увидели — стенка измазана. Тут пришла завуч, потом наш классный и другие учителя.

Андрей и сам удивился тому, как это в его рассказе все легко и просто произошло, и тут же умолк.

— И что теперь?

— Не знаю…

— Как же так, Андрей? Люди десять дней работали, урывали время от своего отдыха, доброе дело для вас сделали, а вы… Шестеро… Как раз вся ваша компания, и все, наверно, комсомольцы?

Еще раз посмотрел на сына и понял — больше его нельзя распекать, он может тут же заплакать или выбежать из комнаты, а этого он не простит ни себе, ни мне. Замолчал, давая понять, что разговор окончен. Но Андрей не уходил.

— А что будет на педсовете?

— Не знаю. Многое будет зависеть от вас, как вы себя поведете там.

— А как надо?..

— Нужно прямо и честно отвечать за свои поступки. Вы уже не маленькие.

— Я понимаю…

Начинаю догадываться, что он что-то не договаривает.

— Выкладывай начистоту? Что еще натворили?

— Наш класс заставили второй раз дежурить по школе, а мы отказались.

— Почему второй раз?

— Не знаю, говорят, что мы плохо дежурили. Ничего не плохо, нормально. А нас еще на одну неделю дежурить…

— Э-э, так вы, друзья, еще и бунт устроили.

— Никакой не бунт, мы не стали еще раз дежурить. Мы не рыжие…

— Вот и отвечайте педсовету за свои поступки.

Андрей вздохнул, постоял с минуту молча и тихо побрел из комнаты.

Мне попалось несколько статей, где говорилось, что в наших школах все меньше и меньше остается учителей-мужчин. Факт действительно тревожный, но он не то чтобы не взволновал меня, а как-то не взял за живое. Конечно, очень плохо, что наши дети остаются без мужского воспитания. У нас и дома-то ребятами все больше занимаются матери да бабушки. И все же настоящую тревогу почувствовал, лишь придя в школу. Женское царство! Ни одного мужчины! Даже учителя физкультуры и те женщины.

На педсовет из шести вызванных отцов пришли лишь двое. Мы собрались в тесном кабинете директора школы Надежды Петровны — уставшей, и, как мне показалось, сердитой женщины лет пятидесяти. Тоном провинившихся школьников мамаши объясняли директору, почему не пришли в школу отцы.

Причина у всех одна — занят на работе.

— Хорошо! — звучно прихлопнула ладонью по столу Надежда Петровна. — Педсовет мы проведем, но завтра или послезавтра отцы должны прийти. — Она строго оглядела всех нас, как, видно, оглядывает своих учеников, и добавила: — А тех ребят, у которых отцы не явятся, мы с понедельника не допустим к занятиям.

Она окинула еще раз взглядом комнату и чуть приметно кивнула завучу.

— В школе произошел безобразный случай… — Высокая черноволосая женщина лет сорока говорила чеканно, то повышая, то понижая голос. Я попытался представить ее на уроке и должен был признать — такую будут слушать ребята. А вот станут ли любить?.. — Это не рядовая шалость, а злостное хулиганство, и мы должны к нему отнестись со всей строгостью. Родители тоже должны чувствовать свою ответственность.