Юрий Ростовцев - Виктор Астафьев

• Название: Виктор Астафьев
• Автор: Юрий Ростовцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03216-3

Кажется, нет такой стороны жизни и творчества Виктора Астафьева, которую еще не исследовали литературоведы и журналисты. Широкое и пристальное внимание к писателю привлекают прежде всего художественное своеобразие и социальная острота его произведений. Однако, несмотря на видимое обилие материалов, отсутствие «белых пятен» в биографии литератора, широкий круг почитателей его таланта часто не имеет цельного представления о его жизни, взглядах, художественных принципах. Хотя сам автор, известный журналист Ю. Ростовцев, считает, что его книга — всего лишь штрихи к портрету, страницы творческой судьбы писателя, ему удалось представленные в ней материалы связать в единое целое и проследить основные вехи биографии и творчества Астафьева.

---

А самолет все не летит, все не летит! Отлучился я по делам, Ваня у выхода дежурить остался. Возвращаюсь, смотрю: плачут и обнимаются Ваня и Слава. Я узнал давнего друга сразу, хотя он, конечно, сильно изменился. Он меня тоже узнал…

И пошло: „Помнишь?“, „Помнишь?“, „Помнишь?“…»

Мне посчастливилось найти архивный альбом командира 3-го дивизиона, в годы войны — совсем еще юного лейтенанта Е. В. Бахтина, в котором представлены замечательные свидетельства боевого братства. Многие из них прямо касаются нашего героя, его взаимоотношений с товарищами по оружию.

Одна из заметок, хранящаяся в архиве, написана в те дни, когда ветераны посетили освобожденный ими Киев. Ветеран дивизии А. Семененков рассказывает о том, что одна из самых дорогих сердцу воина наград — присвоение его части, соединению имени города, который он освобождал. И законна поэтому гордость ветеранов бывшей 17-й артиллерийской дивизии — в историю Великой Отечественной войны она вошла как Киевско-Житомирская ордена Ленина Краснознаменная и ордена Суворова дивизия прорыва. А ее бригадам и полкам были присвоены наименования городов, в битвах за которые они прославились.

Ветераны собрались на свой слет накануне 25-летия героической битвы на Днепре и освобождения Киева. Среди них — первый и бессменный командир дивизии, Герой Советского Союза, генерал артиллерии в отставке С. С. Волкенштейн, бывший командир тяжелой гаубичной бригады, генерал артиллерии в запасе А. Дидык, бывший политработник, ныне мастер ОТК Г. Головин, бывший наводчик, ныне учитель Т. Рузнев, писатель, а в дни войны — рядовой связист В. Астафьев, кандидат сельскохозяйственных наук И. Шеремет, прошедший путь от солдата до майора… Полны волнующих встреч дни нашего слета. Внизу — подписи, от имени всех ветеранов дивизии, прошедшей в освободительных боях всю Украину с востока на запад…

В архиве Е. В. Бахтина представлено несколько ранних книг Виктора Астафьева. Все — с автографами автора, датированными 1968 годом. Читаем:

«Музею 17-й дивизии от одного из бойцов этой дивизии — от автора-однополчанина…»

«Семейству Бахтиных от бывшего солдата и сибиряка — самую дорогую книгу о самом дорогом — Родине!..»

«Бахтину Евгению Васильевичу, его милой супруге, встрече с которыми я безмерно рад, хотя встревожена воспоминаниями и болью моя память».

«…Командиру дивизиона от бывшего его бойца, в память о тяжелых днях войны, где были не только бои и походы, но и потери дорогих нам русских людей.

Да будет их память свята для нас, оставшихся в живых!..»

Письмо В. Астафьева супругам Бахтиным:

«Дорогие Евгений Васильевич и Елена Михайловна.

Приветствую Вас и благодарю за праздничное поздравление. Я же не смог его послать Вам по той причине, что меня не было дома. Целый месяц жил в Подмосковье, работал над переизданием книги повестей, которая должна будет выйти в будущем году в издательстве „Советская Россия“. Книга большая, повести в нее включенные, часть из них, написаны давно и пришлось их основательно почистить и подраить, как орудия перед стрельбой.

Эта изнурительная работа спутала все мои планы. Из-за нее отпала поездка в Ленинград, а сейчас на месяц уезжает жена из дома, полечиться. И я буду сидеть дома, работать и домовничать.

Когда теперь попаду я в Питер — одному Богу известно.

Обращение к ветеранам дивизии я получил, готов служить верой и правдой родному воинству, но сам пока никаких заходов на воспоминания не делал, ибо работаю над новой повестью, да и текущих писательских дел много. Надеюсь, что другие ветераны окажутся активней, да и вспомнить им доведется более интересное что-нибудь, хотя сам я прицеливаюсь написать о том, как вы с комбатами сдавали гаубицы после расформирования бригады. Это запало в память после Вашего рассказа.

Слава Шадриков, оказывается, был в Киеве уже второго числа, но у него случился тяжелый приступ в тот же вечер и он едва живой выбрался из Киева.

Посылаю Вам свою новую и лучшую книгу. Желаю Вам и Вашим парням доброго здоровья и всех благ земных.

Передаю привет Алексею Кондратьевичу с супругой и Ивану Вересиянову (последняя фамилия написана неразборчиво, может быть, следует читать Верещагину. — Ю. Р.) с супругой.

Еще раз всего Вам наилучшего.

С приветом — мои домочадцы и я —

В. Астафьев.

28 ноября 1968 г.».

Надпись на подаренном деревянном панно:

«Евгению Васильевичу Бахтину — однополчанину, собрату по боевым дням и фронтовым окопам, командиру родного 3-го дивизиона, в день его 50-летия от бывшего солдата взвода управления.

В. Астафьев, г. Вологда, 1970 год».

В альбом Е. В. Бахтина аккуратно вклеена газетная публикация Виктора Астафьева. Это — «Последний осколок», включенный позднее автором в цикл «Затеей». Пожалуй, ничто так не воссоздает переживания солдата Астафьева, его впечатления от войны, как этот небольшой рассказ, в искренности которого невозможно усомниться.

Невольно вспоминается одна наша давнишняя беседа с Виктором Петровичем. Был он тогда заметно взволнован, горячился:

«Порой говорю с ветеранами, и кажется, что они на другой войне были, чем я. Хочется рассказать о быте войны — как жили, как пахли окопы. Почему нас не снабжают, а бьют. Куда и как мы сами палили. Первый убитый. Свой. И первый убитый тобой. Надо написать обо всем том чудовищном, что я видел…

— Что?! — после паузы восклицает почти в ярости на мой немой вопрос Астафьев. — Может, раскатанных немецкими танками наших солдат забыть?! Не нравится такая правда войны?!

Обо всем этом должны были написать те, кто сидел в окопах… Дать буквальные ответы на главные вопросы: что я видел и знаю о войне? То, что я там пережил.

Вот я сам именно такой книгой мучаюсь.

То, что я лично видел, знаю о войне — обязан написать!»

«Помню отчетливо: кухня артдивизиона, вкопанная в косогор, а я, согнувшись в три погибели, под ней лежу и плачу. Повар заглядывает под кухню и хохочет. Друг мой, Слава Шадринов, с досадой и сочувствием спрашивает: „Ну, чего ты орешь-то? Чего? Все уж!..“

Это значит — опасность миновала и паниковать не надо. А я все равно плачу. Ведь и солдат уже опытный, битый, медали на груди, но слезы бегут, бегут.

Гимнастерка на мне разделена в распашонку, булавкой на груди схвачена. Перебитая рука толсто примотана к двум ольховым палкам и за шею подвешена. Бинты промокли, гимнастерка, штаны, нижняя рубаха и даже сапоги в кровище. Утирая слезы, я и лицо в крови увозил.

Друг машину попутную ждет, чтоб отправить меня в санроту и досадует: „Да не трись ты рукой-то, не трись!..“

Больно. Конечно, больно. Иголкой ткнут — и то больно, а тут рубануло так, что и кисть руки назад передом обернулась. Однако реву-то я не только от боли, но и от непонятной обиды, растерянности и усталости — недовоевал вот, а так хотелось до этого самого „логова“ добраться, от ребят отрываюсь — от семьи, сказать. Как быть без них и жить? Не знаю, не ведаю, разучился жить один. Инвалидом, наверное, стану. Кому же охота быть инвалидом? Со Славкой расставаться жалко. И вообще все как-то не так, несправедливо, неладно…

Повар кашу горячую в котелке сует. „Пошел ты со своей кашей!“ — взревел я…»

Но это — когда все уже самое страшное позади. Однако в память на всю жизнь врезались детали боя — одного эпизода из той войны, какая она есть на самом деле:

«…Сзади горели нефтеносные промыслы в районе польского города Кросно. Наши части углубились в горы по направлению к Словакии. Немцы пускать нас вперед, естественно, не хотели. Шли упорные бои. Было сухо, душно и очень напряженно. Войска, втянувшиеся в расщелину гор, находились в полуокружении.

В тот день мы окапывались на склоне горы, обочь которой бежал ручеек, а на оподоле рассыпались дома деревушки. Нас все время обстреливали. Я был связистом, копал тяжело, и я это дело не любил, но все же копал, помня заповедь: чем глубже в землю, тем дольше жизнь. Вот и рубил я кайлом каменистый склон, подчищал лопаткой щель, на бруствере которой стояли два телефона.

Ударил разрыв, я спрятался в щель, подождал, пока осколки пролетели надо мной, и, вставши, потянулся к трубке телефона, чтобы проверить связь. И в это время зафурчал рябчиком надо мной осколок на излете да как саданет под правую лопатку, ну ровно молотком. Боль оглушительная, тупая, такой при ранении не бывает. При ранении сквозняком вроде бы прошьет все тело, в голове зазвенит, и сразу горячо и тошновато сделается — потекла кровушка.

В тот раз лишь просекло гимнастерку, оцарапало кожу, под лопаткой картофелиной набух синяк. Копать не могу, руку едва поднимаю, а тут еще жрать не несут, и печет, печет солнце, что тебе в июле!

За полдень все же приволокли термос размазни-горошницы с белыми нитками тушенки, которая, по замыслу повара, супом должна была зваться. Только мы есть расположились — бомбежка! Какой-то приблудный солдат, вовсе не из нашего подразделения, бултых в яму, которую копали наши бойцы под блиндаж и где устроились поесть, да сапожищем-то прямо в термос!