Николай Степанов - Крылов

• Название: Крылов
• Автор: Николай Степанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

В книге описана жизнь и творчество Крылова.

---

Эта басня — злой, беспощадный памфлет и на «либерализм» Александра I и на лицемерие господствующих классов, связанных общностью корыстных интересов, круговой порукой. «Бессовестные люди» ничем не пренебрегали для упрочения своей власти, и путей для противодействия им Крылов не видел.

Его упрекали за то, что он слишком легко со всем соглашался, примирился с окружавшим его обществом. Это было несправедливо. Лучшим ответом на подобные упреки являлись его басни. Смирение, лакейство перед сильными мира сего он зло заклеймил в басне «Две собаки». В ней дворовый пес Барбос, усердно несущий барскую службу, никак не может понять, почему он живет в холоде и голоде, а его приятель Жужу и ест и пьет на серебре, валяется по коврам и диванам:

«…Чем служишь ты?» — «Чем служишь!
Вот прекрасно!» —
С насмешкой отвечал Жужу: —
«На задних лапках я хожу».

И баснописец, чтобы не оставалось сомнения в смысле его басни, добавляет:

Как счастье многие находят
Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят.

Нет, он не уподоблялся этим барским прихлебателям. Он презирал их угодничество.

Крылов осудил все показное, лживое в окружающем его обществе. В этом обществе все фальшиво, продажно, основано на чинопочитании, корысти, честолюбии, обмане, погоне за богатством и чином. В сущности, его басни стали обширной человеческой комедией, роли в которой играли сказочные звери, наделенные людскими слабостями и пороками.

Иван Андреевич написал басню про Осла, возомнившего себя важным вельможей, потому что хозяин прицепил ему на шею звонок. В этой басне он высказал свое отношение к «знатности» и привилегиям, которые основаны на происхождении и чине. Он вынужден был жить среди подобных вельмож, среди людей, которые считали, что чин, орден, происхождение, богатство сами по себе дают право командовать всеми и презирать простых тружеников! Иван Андреевич никогда с этим не мог примириться. Психология и мораль барина были ему неизменно ненавистны. Он все расценивал с точки зрения интересов простого человека, честного труженика.

Басни Крылова учили скромности, трудолюбию, честному служению обществу. Крылов чувствовал себя воспитателем: он внушал своими баснями неприязнь и насмешку к лености, хвастовству, чванству и зазнайству, чинопочитанию, лжи и лицемерию.

Счастье человека в труде, в его трудовой деятельности, в его свободе от стяжательства. У Лафонтена он нашел басню о бедняке сапожнике и богаче финансисте. Крылов по-своему передал этот сюжет. У него богатый Откупщик, у которого «сокровищ нет счета», завидует нелегкой, но счастливой жизни бедняка сапожника. Весельчак Сапожник весь день «без умолку поет». Богач дарит Сапожнику много рублевиков, и с той поры пропало у того веселье. Сапожник стал бояться за судьбу сокровища, зарытого им в подземелье. Лишь догадавшись отдать мешок с рублевиками обратно Откупщику, он обретает потерянный покой.

Тесная клетка, в которую Крылов был посажен, узкое пространство между Публичной библиотекой и гостиной Олениных не смогли ограничить его славы, заглушить его голос. Его стихи превращались в пословицы и поговорки, их знали все от мала до велика.

Если читатели сразу же полюбили басни Крылова, то по-иному дело было с критикой. Народное просторечие, разговорная свобода языка, жизненная верность изображаемых им картин нередко коробили и возмущали тогдашних критиков.

Крылов не боялся жизненной правды, даже ее далеко не всегда приятных, а порой неприглядных сторон. Он ничего не приукрашивал и не сглаживал, выступив одним из зачинателей реализма в литературе. Дальнейшее развитие начатого им завершили Пушкин и Гоголь.

С нескрываемым недоброжелательством и иронией относился Крылов к тем критикам, которые упрекали его за «грубость», за отсутствие «хорошего вкуса».

Сборник басен, вышедший в 1811 году, он заключил басней «Свинья», в которой довольно недвусмысленно намекал на тех сторонников строгих правил «изящного», которые считали, что произведения искусства должны не изображать жизнь, а возвышаться над нею, приукрашивать ее.

Свинья на барский двор когда-то затесалась;
Вокруг конюшен там и кухонь наслонялась;
В сору, в навозе извалялась,
В помоях по уши досыта накупалась;
И из гостей домой
Пришла свинья-свиньей.
«Ну, что ж, Хавронья, там ты видела такого? —
Свинью спросил пастух. —
Ведь идет слух,
Что все у богачей лишь бисер да жемчуг,
А в доме так одно богатее другого?»
Хавронья хрюкает: «Ну, право, порют вздор.
Я не приметила богатства никакого:
Все только лишь навоз да сор;
А, кажется, уж, не жалея рыла,
Я там изрыла
Весь задний двор».

Крылов добавил к ней краткое послесловие, обращенное к критикам:

Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!
Но как же критика Хавроньей не назвать,
Который, что ни станет разбирать,
Имеет дар одно худое видеть?

Этой Хавроньей был московский критик Т. Каченовский, педант и бездарный буквоед, профессор древней словесности в Московском университете. Да, конечно, для него, сторонника классической пиитики по законам Лагарпа и Батте, в баснях Крылова все было неприемлемо и одиозно. И самая близость их к жизни, к «натуре», и «грубые», простонародные выражения («В сору, в навозе извалялась», «В помоях по уши досыта накупалась»), и язык басен с их «площадными» словами, вроде «затесалась», «навоз», «помои», которые оскорбляли его слух, привыкший к салонному изяществу. Понятно поэтому, что критик Каченовский, и раньше хаявший крыловские басни, обрушился на эту басню с особенным раздражением и писал о ней в журнале «Вестник Европы»: «Собрание сих „Новых басен“ заключается престранным сочинением, которое ниже всего того, что ни есть самого отвратительного в баснях Сумарокова. Пиит есть художник: он должен искать образцов своих в изящной природе, должен творить идеалы прекрасные и благородные, а не заражать своего воображения смрадом запачканных нелепостей. Вот чудовище, поставленное наряду с баснями!» И разъяренный Каченовский с негодованием выписал первую половину басни и в заключении своей статьи возмущался по поводу того, что Крылов уподобил Свинью критику, который «имеет дар одно худое видеть»: «Но что же другое может увидеть критик в некоторых сочинениях, а именно, например, в этой хавроньиной истории?»

Да и некоторые из последователей Карамзина — арзамасцев — были шокированы этой «грубостью» и просторечием баснописца. Так, арзамасец Д. Блудов, просмотрев книжку басен Крылова, сказал со снисходительной иронией, что вышли новые басни Крылова с свиньею и с виньетками.

Даже для друга Пушкина П. А. Вяземского Крылов являлся «счастливым смельчаком, бесстрашным наездником, который, смеясь законам, умел приковать победу к себе и закупить навсегда пристрастие народа», — как писал он в 1816 году А. И. Тургеневу. В статье о И. Дмитриеве Вяземский уже в 1823 году, когда Крылов завоевал всенародную славу, высоко оценил басни Дмитриева и недооценил басни Крылова. Крылов откликнулся на высказывания Вяземского ядовитой басней «Прихожанин», в которой рассказал про прихожанина, равнодушно выслушавшего трогательную и красноречивую проповедь церковного проповедника только потому, что сам он был «не здешнего прихода».

В защиту Крылова выступил в 1825 году Пушкин. В своей статье, направленной против французского критика Лемонте, Пушкин назвал Крылова «истинно народным поэтом». Сравнивая его с великим французским баснописцем Лафонтеном, он отдал предпочтение Крылову: «простодушие (naïveté, bonhomie), — писал Пушкин, — есть врожденное свойство французского народа; напротив того, отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться: Лафонтен и Крылов представители духа обоих народов». Так Пушкин первым определил национальный и народный характер творчества русского баснописца.

Розовый павильон

Весной 1823 года Иван Андреевич почувствовал себя плохо. Затылок сжимала тупая мучительная боль, в глазах мелькали неуловимые черные мухи, тело отяжелело. От прилива крови к голове в ушах стучали молоточки. Подымаясь с дивана, он упал. Через несколько дней последовал второй удар. Щека оказалась парализованной, лицо искривилось. С большим трудом добрался он до Олениных. Заплетающимся языком проговорил, обращаясь к Елизавете Марковне: «Ведь я сказал вам, что приду умереть у ног ваших!»

Немедленно были призваны врачи, за ушами поставлены пиявки, и Иван Андреевич несколько недель пролежал в доме Олениных. Недюжинное здоровье и внимательный уход победили болезнь. Он стал поправляться, правда очень медленно. Весть о болезни баснописца всполошила всю столицу. По городу ходила злая эпиграмма, сочиненная Кондратием Рылеевым: