Полина Федорова - Дороже титулов и злата

• Название: Дороже титулов и злата
• Автор: Полина Федорова
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-1070-3

Счастье — материя капризная, из нее не шьют повседневное платье, этот прекрасный наряд надо беречь, чтобы не остались от него одни лохмотья. Молодой светский повеса Антон Голицын прожигал жизнь, разменивая ее на дебоши и скандалы, и даже умудрился проиграть в карты жену. Лишь став изгоем, примерив на себя чужую личину и имя, хлебнув мещанских радостей и горестей, опальный князь понял — дороже титулов и злата может быть только… любовь.

---

— Вы же обещали сопровождать меня с бабенькой по магазинам, — напомнила ему Груша.

— Полагаю, одной совместной поездки в день нам с вами вполне достаточно, — ответил Антоан и уточнил, увидев растерянное и чуть обиженное выражение ее лица: — Для вашего же спокойствия. А впрочем, и моего тоже. Я извинюсь перед Аграфеной Федоровной.

— Мечислав Феллицианович, ехали бы вы лучше с нами или вон хоть с дядюшкой на ловли, несколько просительно произнесла Груша.

— Чем же это лучше? — удивился Голицын.

— Да хотя бы тем, что не надо было бы тратиться на пистолеты и отправлять раненых в лазарет, — вздохнула она. — Это вам не идет, Мечислав Феллицианович.

Действительно, господину Марципанову, ученому мужу и порядочному человеку, мало подходили ссоры с подполковниками, дуэли на рассвете и ночные вылазки с предполагаемым мордобоем иностранных подданных. А вот вертопраху князю Антоану Голицыну они шли вполне.

15

— Вы помните, где стоит их палатка? Сможете найти? — спросил Тауберг, выслушав рассказ Голицына о том, как получилось, что он слышал разговор двух англичан.

— Думаю, да, — ответил князь. — Надо с берега подняться в гору. Там еще тропинка есть.

— Хорошо.

Иван поднялся с кресел, подошел к окну.

— Ночь звездная, лунная. Обойдемся без фонарей. Чтобы не спугнуть их и не раскрыть себя.

Он немного помолчал, обернулся к Голицыну.

— А как получилось так, что вы стали Марципановым? Да еще Мечиславом Феллициановичем?

Антоан задумался. Что ему на это ответить? С чего начать? С пашпорта, который ему против воли навязал его братец, обер-прокурор Синода? Или с заведения мадам Жомини? А может, с их дуэли? Нет, пожалуй, рассказ свой следует начать с того момента, когда он познакомился с девицей Татищевой. Она была уже почти обручена, когда на ее горизонте появился он, Антоан Голицын. Как, эдакая красавица и умница вот-вот будет принадлежать другому, вовсе не ему? Так быть не должно, а стало быть, и не бывать сему! И он расстроил все дело и женился-таки на ней назло всему свету. А потом, несколькими годами позже, поставил на куш, желая отыграться в штосс. И проиграл… Нет, свой рассказ, как он стал Марципановым, следует начинать с более ранних событий в его жизни, когда… Черт побери, что это? Голицын провел по щеке. Щеки пылали. Он потрогал уши, так, как бы в раздумье — уши горели огнем. Ему стыдно? Да, ему было стыдно…

— Это слишком долгая история, подполковник, — медленно произнес князь, рассматривая узоры ковра на полу. — Может, нам пора?

Иван отвел взгляд от Антоана, приняв краску стыда на его лице за смущение и тем немало удивленный. Неужели, этот человек умеет смущаться? Но ведь это нонсенс! Что-то с ним, верно, произошло за это время. А впрочем, не его это дело…

— Да, вы правы, — отошел подполковник от окна. — Идемте.

Теперь он шел за князем, время от времени поглядывая на его прямую породистую спину. Тропинка была узкая и еле видимая в ночи, вокруг чернели кусты и деревья, так что спина князя была единственным ориентиром. А ведь еще совсем недавно они были готовы без сожаления выстрелить друг в друга. Впрочем, более занимала Тауберга иная мысль: справятся ли они вдвоем с тем, что задумано. Будь иной случай, он пошел бы в полицейскую управу, и сей час вся Соколова гора была бы оцеплена полицейскими так, что не проскочит и мышь. Но он был строжайше и высочайше предупрежден, что привлекать к порученному ему заданию никого не можно, уж больно компрометажными, а стало быть, и опасными для державного дома были бумаги, которые надлежало изъять. Ибо даже информация о том, что такие бумаги существуют, не говоря уж об их содержании, могла бы навредить империи так, что последствия трудно даже предсказать. На этой мысли Тауберг едва не уперся грудью в спину остановившегося Голицына.

— Вон, возле двух березок, видите, — шепотом произнес Антоан, кивая чуть вправо от себя.

Подполковник перевел взгляд в направлении, указанном князем, и увидел меж двух берез желтеющий в ночи конус палатки. Оба не заметили, как позади них скользнули две тени, невысокая и тонкая, принадлежавшая явно женщине, и чуть согбенная, пошире и выше…

— Вижу, — так же шепотом ответил Иван.

— Они там.

— Пошли.

Стараясь ступать неслышно, едва ли не на цыпочках, они подошли к палатке. Прислушались. Тихо.

— Какой у нас план? — почти одними губами спросил Голицын.

— Врываемся, вяжем, учиняем допрос, нагоняем ужасу, — шепотом ответил Тауберг.

Князь кивнул. Что ж, план как план. Простенький, зато весьма действенный и понятный.

Подполковник откинул полог палатки, заглянул, дождался, пока привыкнут глаза. Рассмотрел, что находилось внутри: две походные кровати, стол меж ними, на столе ночной лампион с едва тлеющим фитильком. В углу ящик с отделениями, заполненными керамическими черепками, наконечниками стрел, мелкими костями. Рядом, на полу обрывки материи, веревки.

Вошел. Следом Голицын. Иван наклонился, поднял моток веревки, другой передал Антоану. Кивнул на того, помельче, что лежал справа. Сам кинулся на левого, что был крупнее.

— Ага, попался!

Левый открыл глаза, хотел, верно, крикнуть, но жесткая широкая ладонь зажала рот. Сразу стало трудно дышать, не до крику. Англичанин вытаращил глаза, но напавший с силой перевернул его на живот, свел на спине руки и стал их вязать, вдавив его голову в подушку. Затем перевернул, усадил и, показав огромный кулак, прошипел по-русски:

— Будешь орать, убью. Понял?

Англичанин сморгнул.

— Понял, я спрашиваю?

— Да, — ответил тот по-русски.

— Молодец, — констатировал Тауберг и подкрутил огонек лампиона поярче.

Тем временем закончил со своим и Голицын, сев на него верхом. Правда, второму англичанину, щуплому, но верткому, все же удалось довольно громко выкрикнуть: «What's happening?» [3], — но это были последние слова, сказанные обитателями палатки без разрешения ночных гостей. Щуплый тотчас получил кулаком в ухо и сразу все понял, чему способствовал тонкий звон в горевшем пламенем слуховом органе, будто его обладателя постоянно атаковал навязчивый комар. Вообще, англичане оказались ребятами сговорчивыми и понятливыми, однако эти лучшие их качества проявились не сразу, когда речь зашла о найденных письмах.

— Господа, поверьте, вам лучше отдать нам эти письма. Иначе вас ждут большие неприятности, — увещевал иноземцев Тауберг. — Я, — он посмотрел на Голицына, — мы с моим товарищем уполномочены изъять у вас эти письма любой ценой. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Вы не можете ничего нам сделать, — отозвался по-русски крупный. — Мы подданные другого государства, и по Парижской конвенции…

— Плевать я хотел на ваши конвенции, — начинал терять терпение Тауберг. — У меня предписание отобрать у вас эти письма, а вас самих, как бы это помягче сказать, ликвидировать, как свидетелей. И я это сделаю.

— Это уж да, — отозвался со своего места сидящий на щуплом Голицын. — Поверьте мне, господа, он это сделает.

Англичане переглянулись. Было видно, что слова Тауберга подействовали на них, и следовало быстрее развивать успех.

— Кроме того, вами совершено убийство, — нахмурил брови Иван. — И никакие конвенции не спасут вас от Сибирской каторги.

— Какое еще убийство? — подал голос крупный.

— Вы убили агента Императорской Экспедиции секретных дел. А убийство должностного лица по нашим законам карается бессрочной каторгой. Ведь заживо сгниете, господа иноземны. Или медведи задерут. Там, куда вас отправят, медведи разгуливают, как вы знаете, прямо на улицах.

При упоминании о медведях англичане снова переглянулись.

— У вас нет никаких доказательств, — не уверенно произнес крупный.

— Есть, — снова подал голос Голицын.

— Какие это? — из последних сил сопротивлялся англичанин.

— У нас есть свидетель, который все видел, — ответил Антоан.

— Кто же это?

— Я, — выдержав драматическую паузу, произнес князь.

— И кто же убил вашего агента? — попытался иронически улыбнуться крупный.

— Вот он, Джозеф, — указал на щуплого Антоан. — По вашему, сэр Ратленд, приказанию. Его на виселицу, вас в Сибирь.

— Скажи им, — сдался Джозеф. — Они не шутят.

Крупный молчал.

— Мы не шутим, — подтвердил слова англичанина Тауберг. — Забыл сказать вам, что перед высылкой на каторгу, вас будут еще пытать. Чтобы вы поведали подлинную и подноготную правду. Когда из вас будут выбивать подлинную правду, то будут колотить длинниками — это такие палки — по почкам и печени, что создаст у вас проблемы с пищеварением. А когда вам отобьют почки, у вас будут проблемы и с мочеиспусканием. Вам, господа, даже пописать будет трудно и больно. Ну а правдой подноготной считается то, что говорит в промежутках между воплями и слезами пытаемый, когда ему под ногти вгоняют железные гвозди. Знаете, как это делается? Берется молоток, двухдюймовые гвозди и…