Кейт Уигглин - Ребекка с фермы Солнечный Ручей

• Название: Ребекка с фермы Солнечный Ручей
• Автор: Кейт Уигглин
• Издательство: ГИПК "Лениздат" Государственного комитета РФ по печати
• Жанр: Детская проза
• Год: 1999
• ISBN: ISBN 5-289-01841-7

Сентиментальная история девочки-подростка, вынужденной жить и взрослеть вдали от дома, у своих престарелых тетушек, первый роман из знаменитой трилогии Дуглас Уиггин.

---

— Я думаю, было глупо уделять ей столько внимания, если она не выпускница, — возразила миссис Мизерв, — да еще и положил ей руку на голову и все такое, прямо папа римский, произносящий благословение. Ну да ладно! Я рада уже тому, что премия попала в Риверборо, и более щедрая награда еще не вручалась в уэйрхемской семинарии. Видно, у Адама Ладда денег куры не клюют. Пятьдесят долларов — и так было бы очень хорошо, а он еще взял да и положил деньги в шикарные кошельки.

— Я сидела так далеко, что не смогла разглядеть их как следует, — пожаловалась Делия, — а теперь Ребекка увезла свой домой, чтобы показать матери.

— Он из золотой пряжи, с цепочкой, — сказала миссис Перкинс, — и в нем пять десятидолларовых золотых монет. А Херберт Данн получил свой приз в изящном кожаном бумажнике.

— Как долго Ребекка собирается оставаться на ферме? — спросила Делия.

— Пока они не справят свадьбу Ханны и не пустят хозяйство без нее, — ответила миссис Перкинс. — Ханна, я думаю, могла бы и подождать. Орилия была против того, чтобы она покинула дом, прежде чем Ребекка кончит учиться, но она, то есть Ханна, упряма как осел и сделала все по-своему, невзирая на мать. Она шила приданое целый год. У нее было ужаснейшее грубое полотно, но она чуть не ослепла, вышивая на нем узоры, делая сборки и складки. Вы слышали, какое стеганое одеяло она сделала? Все белое, а в центре большая виноградная гроздь. Потом каемка из кружочков, она сделала их размером с катушку. Следующая кайма сделана стаканом для хереса, а последний ряд — стаканом для портвейна, и все вокруг прочно простегано прямыми рядами. Она собирается показать его на сельскохозяйственной выставке округа.

— Лучше бы она взялась за шитье, чтобы заработать денег, чем портить глаза за такой глупостью, как стеганые одеяла, — сказала миссис Кобб. — А то вы ведь знаете, что, того гляди, миссис Рэндл лишат права выкупа фермы и у нее с детьми не будет крыши над головой.

— Разве не говорили, что железная дорога, скорее всего, пройдет через ее участок? — спросила миссис Робинсон. — Если так, то ей выплатят полную стоимость фермы и даже больше. Адам Ладд один из главных держателей акций, а все, за что он берется, имеет успех. Они еще не решили окончательно и борются там, в Огасте, но я поддержала бы Ладда против всех этих законодателей штата, если он думает, что прав.

— Ребекка, наверное, купит себе новые платья, — сказала Делия, — и видит Бог, как они ей нужны! Мне кажется, что девочки Сойер становятся ужасно скупыми!

— Ребекка не получит никаких новых платьев, — заметила миссис Перкинс. — На следующий же день она отправила свои пятьдесят долларов, чтобы уплатить проценты по закладной.

— Бедняжка! — воскликнула Делия Уикс.

— Уж лучше помочь семье, чем тратить деньги на глупости, — торжественно заявила миссис Робинсон. — Я думаю, ей очень повезло, что она их получила и смогла заплатить проценты. Но она, вероятно, такая же, как все Рэндлы: дешево досталось — легко потерялось, так у них всегда.

— Сойеры не лучше, — возразила миссис Перкинс. — Им, похоже, милей всего на свете копить, и это занятие все больше захватывает Миранду, после того как у нее случился удар.

— Я не верю, что это был удар. Всякому разумному человеку ясно, что после удара она никогда не поднялась бы и не была бы такой прыткой, как сейчас. У нас в семье было три удара — самые тяжелые из всех, что были на реке, — и уж я-то знаю все симптомы лучше любого доктора. — И миссис Мизерв глубокомысленно покачала головой.

— Да, Миранда довольно проворная, — сказала миссис Кобб, — но вы заметили, что она теперь чаще остается дома и стала еще молчаливее, чем прежде, и даже ни капельки не гордится премией Ребекки, как я заметила, хотя мой Джеримайя чуть с ума не сошел от радости. Я думала, умру со стыда, когда он выкрикнул: «Ура!» — и подбросил вверх свою соломенную шляпу, увидев, как губернатор пожимает Ребекке руку. Хорошо хоть, что он не мог зайти далеко в церковь и стоял сзади у дверей, но и то сумел выставить себя на посмешище. У меня есть подозрения, — и здесь все леди перестали есть и выпрямились, — что девочки Сойер потеряли деньги. Они ничего не знают о денежных делах, да и никогда не знали, но Миранда слишком скрытная и упрямая, чтобы попросить у кого-нибудь совета.

— Большая часть того, что у них было, — в государственных облигациях, а на этом денег не потеряешь. У Джейн есть лес на земельном участке, который оставил ей отец, а Миранде принадлежит кирпичный дом. Она, вероятно, была очень раздосадована тем, что пятьдесят долларов Ребекки поглотила эта закладная, вместо того чтобы они пошли на оплату ее школьных расходов. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что когда Адам Ладд придумывал эту премию, он рассчитывал, что ее получит Ребекка. — Мысли матери Хальды упорно вертелись вокруг ущемленных прав ее дочери.

— Боже мой, Марта, что за глупости ты говоришь! — воскликнула миссис Перкинс. — Не думаешь же ты, что он мог заранее сказать, какое сочинение выберет комиссия? И зачем бы он стал предлагать еще пятьдесят долларов в награду за сочинение мальчику, если бы не был заинтересован в том, чтобы помочь школе? Каждое Рождество, вот уже пять лет, он дарит Эмме-Джейн примерно такой же подарок, что и Ребекке.

— Когда-нибудь он забудет одну из них, а другой подарит или забудет обеих и начнет делать подарки какой-нибудь другой девочке, — сказала Делия Уикс на основании опыта, рожденного пятьюдесятью годами жизни старой девы.

— Вполне вероятно, — согласилась миссис Мизерв, — хотя совершенно ясно, что он не из тех, кто женится. Есть мужчины, которые женились бы каждый год, если бы только их жены успевали умирать, а есть такие, которые, похоже, предпочитают жить одни.

— Будь Ладд мормоном,[39] я думаю, он мог бы получить в жены всех женщин в Северном Риверборо, если судить по тому, что говорят о нем мои кузины, — заметила миссис Перкинс.

— Не похоже на то, чтобы его могла подцепить какая-нибудь девушка из Северного Риверборо, — засомневалась миссис Робинсон, — если он не женился, хотя, вероятно, имел, из кого выбирать в Бостоне. Я думаю, Марта попала в точку, когда сказала, что он из тех мужчин, которые не женятся.

— Я бы не поручилась ни за одного из них, когда появится суженая! — добродушно засмеялась миссис Кобб. — Как знать, что и кто им понравится? Помните Бастера, упрямого коня Джеримайи? Он готов на все, лишь бы не позволить вложить себе в рот удила. Он сопротивляется Джерри, сопротивляется мне, пока ему не приходится уступить. Ребекка ничего не знала о его повадках, когда на днях пошла запрячь его. Я бросилась следом за ней в конюшню, так как знала, что ей придется нелегко, но — поверите ли? — она похлопала Бастера по носу, поговорила с ним, и когда вложила свои пальчики ему в рот, он разинул его так, что я думала, проглотит ее, точно. Но он только взял удила и причмокнул, словно это был кусок сахара. «Помилуй, Ребекка, — говорю я, — да как это ты уговорила его взять удила?» — «А я и не уговаривала, — отвечает она, — он, кажется, сам этого хотел. Может быть, ему надоела конюшня и он хочет прогуляться и подышать свежим воздухом».

Глава 27 «Прекрасное зрелище»

Пролетел год с тех пор, как премия Адама Ладда обсуждалась в Риверборо за чашкой чая. Месяцы приходили и уходили, и наконец забрезжило для Ребекки утро великого дня — дня, которого она с нетерпением ждала пять лет, как первой цели, до которой предстояло добраться в ее маленьком путешествии через мир. Школьные дни были позади, и священнодействие, известное посвященным как «вручение дипломов», вот-вот должно было состояться; теперь это возвещало даже медленно всходящее на востоке солнце. Ребекка тихонько выбралась из постели, подкралась к окну, раздвинула шторы и радостно встретила нежный розовый свет, означавший, что утро будет безоблачным. Даже солнце в этот день выглядело как-то по-иному — больше, краснее, значительнее, чем обычно. И если это действительно было так, не нашлось бы ни одного выпускника, который счел бы это странным или неуместным, принимая во внимание все обстоятельства. Эмма-Джейн пошевелилась на подушке, проснулась и, увидев Ребекку у окна, подошла и тоже опустилась на колени рядом с ней.

— День будет отличный! — вздохнула она с чувством благодарности. — Теперь я спокойна! Ты спала?

— Немного. Слова стихотворения, которое я буду читать, и музыка к песням, которые мы будем петь, все время звучали у меня в ушах; и, что хуже всего, молитва Марии, королевы Шотландии:

Adoro, imploro
Ut liberes me![40]

Эти слова, кажется, навсегда врезались в мою память.

Ни один из тех, кто незнаком с жизнью сельских жителей, не может вообразить всю важность, значительность, торжественность этого последнего школьного дня. По серьезности приготовлений, обилию условностей и всеобщему возбуждению он значительно превосходит свадьбу, ибо свадьба — обычное дело в сельской местности, иногда даже сводящееся к простому посещению дома приходского священника. Ничто, кроме, пожалуй, церемонии вступления в должность нового губернатора в здании законодательного собрания штата, — ничто не может сравниться с выпускными торжествами, по мнению самих выпускников, их семей и младших учеников. В этот величайший из дней Уэйрхем бывал потрясен до основания. Матери и отцы учеников, так же как и их всевозможные родственники, приезжали в городок на поезде или в экипажах после завтрака. Бывшие ученики, женатые и холостые, с семьями и без, потоками вливались в милые сердцу старые улочки. Две платные конюшни были переполнены экипажами всех разновидностей, и ряды двуколок и бричек стояли по обеим сторонам тенистых дорог; лошади помахивали хвостами, наслаждаясь бездельем. Улицы были заполнены нарядными людьми, и фасоны включали не только «последние модели», но и хорошо сохраненные реликвии давно минувших дней. Здесь собрались мужчины и женщины всякого рода и звания, так как в Уэйрхеме учились сыновья и дочери владельцев магазинов и юристов, мясников и докторов, сапожников и учителей, фермеров и священников. В самом здании семинарии царило волнение, такое глубокое и напряженное, что выражалось оно в чем-то вроде естественно наступившего безмолвия, кратковременной приостановки жизни для тех, кто ожидал ее решающего момента. Женская половина выпускных классов сидела по собственным спальням, и каждая из девиц была одета с таким совершенством во всех подробностях туалета, что, казалось, вся ее прошлая жизнь была не чем иным, как лишь прелюдией к этому наряду. Так, по крайней мере, обстояло дело с их телами, но головы их были украшены папильотками или десятками тонких косичек, чтобы покрыться позднее всевозможными разновидностями кудрей, известных девушкам того времени. Накручивание волос на папильотки или бумажки было излюбленным способом достижения желаемого результата, и хотя это часто влекло за собой бессонную ночь, немало находилось тех, кто охотно приносил эту жертву. Те же, в чьих жилах не текла кровь мучениц, заменяли папильотки тряпочками под тем предлогом, что тогда локоны получаются менее тугими и более естественными. Жара, однако, способна растопить украшение самой гордой головы и превратить в скрипичные струны любое произведение искусных пальцев и завивочной булавки. И потому встревоженные мамы склонялись над своими девочками, обмахивая их веерами в ожидании того момента, когда городские часы пробьют десять — час, выбранный для избавления заключенных от примененных к самим себе пыток.