Кейт Уигглин - Ребекка с фермы Солнечный Ручей

• Название: Ребекка с фермы Солнечный Ручей
• Автор: Кейт Уигглин
• Издательство: ГИПК "Лениздат" Государственного комитета РФ по печати
• Жанр: Детская проза
• Год: 1999
• ISBN: ISBN 5-289-01841-7

Сентиментальная история девочки-подростка, вынужденной жить и взрослеть вдали от дома, у своих престарелых тетушек, первый роман из знаменитой трилогии Дуглас Уиггин.

---

Нет нужды говорить, что Ребекка раздражала тетку самим своим существованием. Она постоянно забывала о том, что парадной лестницей, по которой путь в ее спальню был короче, пользоваться нельзя; она оставляла ковш на кухонной полке, вместо того чтобы вешать его над ведром; она сидела на стуле, который больше всего любила кошка; она с готовностью бегала с разными поручениями, но часто забывала, зачем ее послали; она оставляла двери с сетками приоткрытыми, так что в дом залетали мухи; ее язык не знал отдыха; она пела или свистела, когда собирала щепки на растопку; она вечно возилась с цветами, производя беспорядок, — ставила их в вазы, прикалывала к платью и соломенной шляпке; и, наконец, она была вечным напоминанием о ее глупом, никчемном отце, чье красивое лицо и приятные манеры так жестоко обманули Орилию, а возможно, если бы тайное стало явным, выяснилось бы, что не ее одну, но и других членов семейства Сойер. Рэндлы были чужаками. Они родились не в Риверборо и даже не в графстве Йорк. Миранда могла допустить, правда с большой неохотой, что большое число людей должно — ибо это в природе вещей — родиться вне сих священных границ, но у нее было свое мнение об этих людях, и было оно нелестным. Вот если бы приехала Ханна… Ханна пошла в другую породу — она была «целиком Сойер». (Бедная Ханна! Это была правда.) Ханна говорила только тогда, когда к ней обращались, вместо того чтобы говорить и первой, и последней, и все время; Ханна в свои четырнадцать уже была членом церкви; Ханна любила вязать; Ханна, вероятно, уже была — или стала бы — воплощением всех житейских добродетелей. А вместо нее здесь была эта черноволосая цыганка с глазами, как плошки, занявшая место полноправного члена семьи.

Поистине светом во тьме была для Ребекки тетя Джейн — с ее тихим, мягким голосом, ее полными сочувствия глазами, всегда готовая простить и помочь в эти первые трудные недели, когда порывистая маленькая «чужая» пыталась приспособиться к «законам кирпичного дома», постепенно привыкая к новым и трудным нормам поведения, которые, казалось, делали девочку старше ее возраста.

После обеда Ребекка обычно брала свое шитье и садилась рядом с тетей Джейн в кухне, в то время как тетя Миранда занимала наблюдательный пост у окна гостиной. Иногда они шили, сидя на боковом крыльце, где жимолость и ломоносы защищали их от жаркого солнца. Отрез коричневого полотна казался Ребекке бесконечным, а шитье — тяжким трудом. Она рвала нитку, роняла наперсток в кусты у крыльца, колола пальцы, беспрестанно вытирала пот со лба, не могла совместить метки на полотнищах юбки, стягивала швы. Она усердно полировала свои иглы, без конца протыкая их в наждачную бумагу, но они все равно скрипели. И все же терпение тети Джейн не истощалось, и пальцы Ребекки постепенно обретали необходимую сноровку — пальцы, которые так ловко держали карандаш или кисточку для рисования, но были такими неуклюжими в обращении с изящной маленькой иглой.

Когда первое платье из коричневого полотна было закончено, девочка воспользовалась тем, что показалось ей удобным моментом, и попросила тетю Миранду позволить ей сшить следующее платье из ткани другого цвета.

— Я купила большой отрез коричневого полотна, — сказала Миранда лаконично. — Этого хватит еще на два платья и останется на то, чтобы потом сделать новые рукава, поставить заплаты и надставить подол. Это будет очень экономно.

— Я знаю. Но мистер Уотсон говорит, что согласен взять оставшуюся ткань и продать нам розовое и голубое полотно за ту же цену.

— Ты спрашивала его об этом?

— Да, мэм.

— Ты не имела права вмешиваться не в свое дело.

— Я была в его магазине, когда помогала Эмме-Джейн выбирать переднички. Я думала, что для вас не имеет значения, какого цвета платья я буду носить. Розовое пачкается ничуть не быстрее коричневого, и мистер Уотсон говорит, что ткань можно кипятить: она не полиняет.

— Мистер Уотсон, полагаю, большой специалист в вопросах стирки. Сама я против того, чтобы дети наряжались в модные цвета, но хочу выяснить, что думает об этом твоя тетя Джейн.

— Я думаю, что совсем не плохо позволить Ребекке сшить себе одно розовое и одно голубое платье, — сказала Джейн. — Для ребенка утомительно шить из ткани одного и того же цвета. Вполне естественно, что она хочет что-нибудь новое. Кроме того, она будет выглядеть как приютский ребенок, если мы неизменно будем одевать ее в коричневое платье с белым передником. К тому же этот цвет ей не идет!

— «Красив тот, кто красив душой», — говорю я. Попасть в беду из-за своей красоты Ребекке не грозит, это точно. Хоть она и задирает нос, хвастаться совсем нечем. И ни к чему забивать ей голову нарядами.

— Она дитя, и ей нравятся яркие цвета — вот и всё. Я хорошо помню, какие чувства были у меня в ее возрасте.

— Большой дурой ты была в ее возрасте, Джейн.

— Да, была, и слава Богу! Хотела бы я знать, как взять с собой из детства хоть немного моей «глупости», как это удается некоторым людям, чтобы украсить закат моих дней.

В конце концов появилось розовое полотняное платье, и, когда оно было закончено, тетя Джейн сделала Ребекке восхитительный сюрприз — показала, как превратить узкую белую тесьму в красивую отделку, заложив ее плоскими уголками и пришив к платью аккуратными маленькими стежками.

— Это будет приятным рукоделием для тебя в долгие зимние вечера, Ребекка. Ведь тете Миранде не понравится, если ты все время будешь только читать. Ну а сейчас, если ты думаешь, что сможешь приметать два ряда белой тесьмы к подолу твоей розовой юбки так, чтобы они лежали точно по меткам, я пришью их для тебя, а потом отделаю тесьмой лиф и рукава, и у тебя будет нарядное платье.

Радость Ребекки не знала границ.

— Я мигом приметаю! — воскликнула она. — Подол этой юбки не меньше тысячи ярдов в длину, — мне ли не знать, когда я его подрубала. Но красивую отделку я пришила бы к нему, даже если бы он тянулся отсюда до Милтауна. Ах, как вы думаете, тетя Миранда позволит мне когда-нибудь съездить в Милтаун с мистером Коббом? Он меня уже два раза приглашал. Но в субботу я должна была собирать землянику, а в другой раз шел дождь. Боюсь, что тетя Миранда не одобрит мою поездку. Уже двадцать девять минут пятого, тетя Джейн, и Элис Робинсон давно сидит под кустом смородины и ждет меня. Можно мне пойти поиграть?

— Да, можешь идти, только лучше вам бегать подальше от дома, за скотным двором, чтобы ваш шум не помешал тете Миранде. Я вижу Сюзан Симпсон, близнецы и Эмма-Джейн прячутся за забором.

Ребекка сбежала с крыльца, подхватила Элис Робинсон из-под смородинных кустов и, что было гораздо труднее, с помощью сложной системы сигналов успешно отделила Эмму-Джейн от компании Симпсонов, которые были слишком малы для приятных развлечений, запланированных на этот день. Впрочем, Симпсонами не следовало пренебрегать, так как им принадлежал самый восхитительный двор во всей деревне. В нем в поражающей воображение неразберихе стояли старые сани, конные грабли, бочки, диваны без спинок, остовы кроватей без изголовья — все это было в разной степени непригодности, и картина этого хаоса никогда не оставалась неизменной даже в течение двух дней. Миссис Симпсон редко бывала дома, но когда и бывала, ее мало заботило то, что происходит в нем и возле него. Любимым развлечением детей было превращать дом в крепость, храбро обороняемую горсткой американских солдат от осаждающих сил британской армии. Распределение ролей производилось очень осмотрительно, так как ни у кого не было намерения позволить победить кому-то, кроме американцев. Маятника Симпсона обычно назначали главнокомандующим британской армии — именно такой слабовольный и ненадежный военачальник вполне был способен своими противоречивыми приказами и любовью к дальним тылам привести к бесславной гибели любой полк. Иногда многострадальный дом становился бревенчатым завалом, и храбрые поселенцы наносили поражение отряду враждебно настроенных индейцев или бывали перерезаны ими, но при любом исходе борьбы дом Симпсонов выглядел, если процитировать жителей Риверборо, так, словно там «дьявол с аукциона торговал».

Вторым по значению после этой необыкновенно интересной площадки для игр было, по мнению детей, поле деятельности, представлявшееся на «потайной поляне» — поросшей бархатистой травой полоске земли пастбища Сойеров, почти скрытой от глаз небольшой рощицей. Там было полно пленительных холмиков и уютных долинок, а также ровных участков, покрытых дерном, очень удобных для возведения «домов», на которые деревья в жару наводили приятную тень. Это был тяжелый, но радостный труд — таскать в столь уединенное место охапки «палочек» и «кругляшей» с лесопилки. Делалось это по преимуществу после ужина, в сумерки, что придавало подобному занятию еще большее очарование. Здесь в коробках и ящиках из-под мыла, спрятанных под деревьями, хранились все их сокровища — маленькие корзинки, чашки и тарелки, сделанные из репейных колючек, кусочки битого фарфора и куклы, которых с успехом использовали для разыгрывания всевозможных историй и романов с изображением смертей, похорон, свадеб, крестин. В этот день планировалось возвести высокий квадратный «дом» из палочек вокруг Ребекки, которой предстояло быть томящейся в тюрьме Шарлоттой Корде.[15] Какое это было волнующее переживание — стоять с головой, обмотанной передником Эммы-Джейн, и чувствовать, что прутья, к которым она прижимается, словно становятся холодной железной решеткой, а глаза ее — больше не глаза Ребекки Рэндл, но отражают в себе нечто от страдальческого взгляда злополучной героини.