Юрий Терапиано - «Встречи»

• Название: «Встречи»
• Автор: Юрий Терапиано
• Издательство: Издательство имени Чехова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1953

В книге «Встречи» Юрий Терапиано передает нам духовную и творческую атмосферу литературной жизни в эмиграции в период с 1925 по 1939 г., историю возникновения нового литературного течения — «парижской ноты», с ее обостренно-ответственным отношением к делу поэта и писателя, и дает ряд характеристик личности и творчества поэтов и писателей «старшего поколения» — К. Бальмонта, Д. Мережковского, З. Гиппиус, В. Ходасевича, К. Мочульского, Е. Кузьминой-Караваевой (Матери Марии) и ряда поэтов и писателей т. н. «младшего поколения» (Бориса Поплавского, Ирины Кнорринг, Анатолия Штейгера, Юрия Мандельштама и др.).

Отдельные главы посвящены описанию парижских литературных собраний той эпохи, в книге приведены также два стенографических отчета собраний «Зеленой Лампы» в 1927 году.

Вторая часть книги посвящена духовному опыту некоторых русских и иностранных поэтов.

Текст книги воспроизведен по изданию: Ю. Терапиано. «Встречи». (Нью-Йорк. Изд-во им. Чехова, 1953) и представлен читателю благодаря электронной библиотеке «Вторая литература»: www.vtoraya-literatura.com

---

Посетители же Монпарнаса, в подавляющем большинстве, были иностранцами. Шведы, норвежцы, датчане, арабы, индусы и другие экзотические народы в те годы избрали своей штаб-квартирой большое кафе «Дом» (до сих пор существующее), которое не закрывалось ни днем, ни ночью.

Англичане, американцы, немцы и снобирующая парижская публика, приезжавшая на Монпарнас поужинать после театров, как только было открыто огромное и роскошное кафе «Куполь», с двумя ярусами, расписанное художниками, утвердились там — и до сих пор «Куполь» сохранил свою клиентуру.

Перед войной, в верхнем ярусе «Куполь» собирались иногда некоторые французские писатели и даже устраивали там чтения.

Русские, итальянцы, испанцы и отчасти — французы, облюбовали два небольших кафе — «Селект» и «Наполи» — разделение народов можно было установить, конечно, лишь приблизительно.

Из сказанного становится ясно, что наиболее похожими на богему — в смысле одежды и содержимого кошельков, были русские, эмигранты.

Зимой — дождь и холод загоняли всех в накуренные внутренние залы. Но как только наступало тепло — весной, летом и ранней осенью — с десяти часов вечера примерно, тогдашний «Монпарнас» представлял собой действительно блистательное зрелище.

Все кафе — большие и маленькие, уставляли свои террасы и даже часть тротуара множеством столиков. Тысячи мужчин и дам, в большинстве элегантных, говорящих на всех языках мира, включая иногда и французский, располагались на открытом воздухе. Сияли огни и шум толпы издали напоминал гудение прибоя.

Почти всю ночь напролет, до двух-трех часов по полуночи, Монпарнас жил полной жизнью. Многие появлялись после театров, т. е. около двенадцати часов ночи. В четверг и в субботу — в дни особенного многолюдия и по праздникам — в это время года автомобилисты старались объезжать Монпарнас по другим улицам, а в дни «Национального Праздника» — 13, 14 и 15 июля, бал на улицах Монпарнаса всегда бывал грандиозным.

Среди этой веселой, в большей части — элегантной интернациональной толпы (в ней иногда встречались подлинные большие художники, писатели, критики, журналисты и кинематографические артисты всех стран) русские писатели и поэты завоевали себе с начала двадцатых годов особое место.

Я уже не застал того времени, когда «Ротонда» представляла собой небольшое кафе, посещавшееся исключительно художественной богемой.

По рассказам, в 1919 и в начале 20-х годов хозяин «Ротонды», сам писавший стихи, из уважения к поэтам и художникам, отпускал им в кредит чашку кофе и луковый суп, художники приходили со своими натурщицами, знаменитая «модель» Кики, приказав никого из посторонних не впускать в кафе, устраивала конкурсы красоты «ню», — но в 25-м году всё это было уже легендой.

Кики я еще застал, она продолжала блистать на Монпарнасе, но уже безо всяких «конкурсов», а на месте прежней «Ротонды» выросло огромное буржуазное кафе.

В 1928 году «Селект» и «Наполи» окончательно стали штаб-квартирой русских.

Было бы совершенно бесполезно, не имея условленного свидания, искать кого-либо из литературных коллег на Монпарнасе днем. За исключением Г. Адамовича, который жил тогда на Монпарнасе, и часто в пустом «Куполе» или в «Доме» писал свои статьи в послеобеденное время, все остальные участники монпарнасских собраний были заняты своими делами. Кто малярничал, кто работал на заводе или служил в бюро — жизнь не щадила тогдашних молодых поэтов и писателей и каждый тяжелым трудом добывал себе средства для существования.

Но вечерами, особенно в четверг и в субботу, каждую неделю, «ослиная кожа» спадала с заколдованных принцесс — каждый переодевался не только внешне, но и психологически, становясь вновь поэтом или писателем, меняя не только круг своих интересов, но также и внешний вид — подневольного человека, который превращался вечером в независимого и свободного.

Публике, особенно «заграничной», т. е. в других странах русского рассеяния, Монпарнас рисовался каким-то бодлеровским «искусственным раем», о жизни парижских литераторов ходили самые невероятные рассказы — «еще бы, среди богемы, в Париже!..».

Аскетическая чашка черного кофе или кофе с молоком: если сидели долго — две или три таких чашки. Столики сдвигались, собрание — 30 или 40 человек. Иногда разбивались на группы, иногда сидели все вместе.

Летом обычно оставались во внутреннем зале, не переходя на террасу — удобнее разговаривать, меньше шума.

Как-то один из участников таких собраний обмолвился: «Монастырь муз». Действительно, многие проходили на Монпарнасе своеобразную аскезу. Сколько огня, искреннего желания проникнуть в суть литературных и метафизических вопросов, сколько споров, сколько усилий, сколько прочитанных книг — требовалось от «монпарнасцев»!

Пруст, Андре Жид, Джойс, Кафка, Гоголь, Достоевский, Толстой, Розанов, К. Леонтьев были постоянными предметами споров и обсуждений. Новые книги — русских, французских, немецких, английских и итальянских авторов, статьи в журналах, стихи самых разнообразных поэтов — о чем только не говорили на Монпарнасе! Об отношении к искусству, об отношении к делу поэта: анализ прошлых литературных течений русских и иностранных, анализ современных, а главное — проверка своего собственного отношения, поиски своих путей: чем не должна быть поэзия, отталкивание от фальши, от позы и громких слов, от «литературности».

Незаметно, в течение нескольких лет, на Монпарнасе вырабатывалось и создавалось то новое поэтическое мироощущение, которое выявилось потом под именем «парижской ноты».

А сколько было разговоров о духовных, религиозных, философских и мистических вопросах, — не все, но некоторые проводили свободные часы в библиотеках за чтением, на лекциях в Сорбонне, на различных собеседованиях.

Вторая половина двадцатых и первая половина тридцатых годов являлась воистину, героическим периодом в жизни парижской молодой литературы.

Незаметно, безо всякой преднамеренности, сам собою, создавался как раз тот «таинственный заговор о самом важном и главном», который хотели создать в Зеленой Лампе и у себя на «воскресеньях» Мережковские.

Создался особый «климат духовный» — многие участники монпарнасских собраний ему обязаны.

Монпарнас тех лет был как бы орденом «Рыцарей бедных», связанных общностью устремления и мироощущения. Этот круг, довольно многочисленный внешне, внутренне был очень замкнутым кругом и «чужим», т. е. приезжавшим в Париж из других стран молодым поэтам и писателям, он порой казался слишком «сложным» и «отвлеченным», пока они сами не узнавали в чем дело и не присоединялись к парижской атмосфере.

— «Ах, как вас здесь много и какие всё ведутся у вас разговоры!» — воскликнула одна пражская поэтесса, в первый раз оказавшись на Монпарнаском собрании.

Действительно, на вечерах стихов Зеленой Лампы выступало иногда около 40 поэтов, а собиравшиеся в традиционные дни «монпарнасцы» и их друзья заполняли почти весь зал «Наполи» — Монпарнас был действительно «блистательным».

Годы шли.

Многие из прежних участников Союза Молодых Поэтов и Писателей стали известными во всей эмиграции, некоторые умерли, некоторые уехали из Парижа или отошли от литературы.

Успех и известность оказались для «Монпарнаса» в последние предвоенные годы «троянским конем» — на Монпарнасе появились снобы, — почитатели того или иного поэта или поэтессы, люди с деньгами.

Начались приглашения на ужины в рестораны — на Монпарнасе много таких мест — появилась привычка встречаться в ресторанах или кабаре, кое-кто начал пить.

Собрания в ресторанах «Доминик» или в «Оазисе» совсем не походили на прежние аскетические собрания.

Многие из представителей «старой гвардии», оставшиеся верными прежним традициям, в виде протеста, перестали приходить на Монпарнас.

Затем разразилась война, погубившая многих, и прежний «блистательный Монпарнас» окончательно распался.

Кафе «Ла Болле»

Если на Монпарнасе, среди других тем, говорили о поэзии и о деле поэта, вырабатывая мироощущение и отношение к поэзии, то практика, — т. е. чтение и разбор стихов, зародилась в кафе «Ла Болле».

Кафе «Ла Болле» помещается в «Пассаже Ласточки» около площади Св. Михаила в самом начале Латинского квартала.

«Пассаж Ласточки» представляет собой узкий проход под арками между высокими старинными домами.

В то время когда русские поэты собирались в кафе «Ла Болле», оно разделялось на три помещения. При входе — стойка с напитками, главным образом спиртными, перед которой толпились потребители Латинского квартала, большей частью довольно подозрительного вида мужчины и женщины.

Огромная дверь, сделанная из грубых досок, выкрашенных в коричневую краску, вела во второй «зал», где происходили собрания: стены кое-как выбеленные, сводчатый потолок, деревянные скамьи вдоль стен, грубые, ничем не покрытые столы и табуретки составляли меблировку этого зала.