Александр Ба­бо­ре­ко - Бунин. Жизнеописание

• Название: Бунин. Жизнеописание
• Автор: Александр Ба­бо­ре­ко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02662-4

Жизнь и творчество Ивана Алексеевича Бунина, продолжателя классической пушкинской традиции в русской литературе, лауреата Нобелевской премии, человека, вместе с Россией пережившего «окаянные дни» октябрьского переворота, а затем полжизни прожившего на чужбине и похороненного в Сен-Женевьев-де-Буа, где упокоились многие наши достойные соотечественники, продолжают волновать умы и сердца читателей. Произведениями Бунина зачитываются люди всех возрастов и национальностей, его творчество стало эталонным для многих современных писателей, а характер и личная жизнь и в наши дни остаются темой многочисленных спекуляций.

Александр Кузьмич Бабореко — известный исследователь жизни и творчества Ивана Алексеевича Бунина. За несколько десятков лет плодотворной работы он собрал огромный свод малоизвестных и архивных документов, писем, дневников и воспоминаний, которые, несомненно, помогут читателям лучше понять этого великого писателя и человека.

---

«Письмо в редакцию „Советского патриота“.

Позвольте заявить в ближайшем номере вашей газеты мой протест по поводу интервью со мной, напечатанного в „Советском патриоте“ от 28 июня. Я твердо и при свидетелях заявил г-у В. Курилову, автору этого интервью, что даю ему право опубликовать только одну мою фразу, выражающую только одно — мою скромную мысль о значительности для русской эмиграции указа 14 июня. Несмотря на это, в „Советском патриоте“ напечатано было нечто совершенно иное: описание моего то якобы „скорбного“, то якобы „взволнованного“ лица и целый набор восторженных фраз, которых я и не думал произносить, — вплоть до заключительной фразы всего этого интервью, резко исказившего выдуманными за меня словами даже тот частный и краткий разговор, на который я был вызван моим собеседником. Ив. Бунин, 30 июня 1946 г.» [1013] Письмо-протест было опубликовано 5 июля. Редактор «Советского патриота» прибавил слова: «Многоуважаемый господин редактор» и «С почтением».

Иные авторы в наши дни пишут, ссылаясь на «интервью» «Советскому патриоту» и на тот факт, что Бунин посетил советское посольство, будто он в 1940-е годы «полевел», а «эмигранты отвернулись от него» [1014]. Размолвка Бунина с Б. К. Зайцевым и М. С. Цетлин, — чему Бунин повода не давал, — затмила таким авторам истинную картину жизни русской эмиграции. Адамович пишет: «Должен без колебаний, во имя истины, сказать, что за все мои встречи с Буниным в последние пятнадцать лет его жизни я не слышал от него ни единого слова, которое могло бы навести на мысль, что его политические взгляды изменились» [1015].

В Париже Бунин «не раз дружески виделся» с К. М. Симоновым. Московские власти послали его уговаривать Бунина вернуться «домой». Вера Николаевна записала в дневнике 11 августа 1946 года:

«Вечером приезжал Симонов, приглашать на завтра на его вечер <…> Понравился своей искренностью, почти детскостью <…> Он уже в Верховном Совете, выбран от Смоленщины.

Симоновское благополучие меня пугает. Самое большое, станет хорошим беллетристом. Он неверующий <…> Когда он рассказывал, что он имеет, какие возможности в смысле секретарей, стенографисток, то я думала о наших писателях и старших и младших. У Зайцева нет машинки, у Зурова — минимума для нормальной жизни, у Яна — возможности поехать, полечить бронхи. И все же для творчества это, может быть, нужно. Симонов ничем не интересуется. Весь полон собой. Человек он хороший, поэтому это не возмущает, а лишь огорчает. Я очень довольна, что провела с ним час. Это самые сильные защитники режима. Они им довольны, как таковым, нужно не изменить его, а улучшить. Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо» [1016].

Был у Буниных, по выражению Веры Николаевны, «московский ужин» — «водка, селедка, килька, икра, семга, масло, белый и черный хлеб». Симонов сказал им, что, по его просьбе, это все доставлено было самолетом из Москвы. Андрей Седых пишет — получено из распределителя советского посольства. Были у них Адамович и Тэффи. Симонов пришел с женой, артисткой Валентиной Серовой.

В воспоминаниях «Об Иване Алексеевиче Бунине» [1017] Симонов во многом не точен. Твардовский отказался напечатать эту статью в «Новом мире». Вот наиболее существенные уточнения Зурова, писавшего 12 августа 1966 года:

«Познакомили К. Симонова с Иваном Алексеевичем Буниным на литературном вечере Константина Симонова в зале Шопена (Плейель. Вход с рю Дарю). После этого вечера (Константин Симонов читал свои стихи и рассказы) парижские литераторы и поэты (Иван Алексеевич и Вера Николаевна Бунины, Надежда Александровна Тэффи, Георгий Викторович Адамович, французская писательница Банин, Антонин Петрович Ладинский и другие) встретились с К. Симоновым (и его женой) у Дюпона (кафе-ресторан, вход с авеню Ваграм, находится недалеко от рю Дарю и зала Плейель)» [1018].

Адамович вспоминал: «Бунин обратился к Симонову „с изысканной, слегка манерной, чуть ли не вызывающе-старорежимной вежливостью“… едва мы сели за стол:

— Простите великодушно, не имею удовольствия знать ваше отчество… Как позволите величать вас по батюшке? <…>

В начале обеда атмосфера была напряженная. Бунин как будто „закусил удила“, что с ним бывало нередко, порой без всяких причин. Он притворился простачком, несмышленышем и стал задавать Симонову малоуместные вопросы, на которые тот отвечал коротко, отрывисто, по-военному: „Не могу знать“.

— Константин Михайлович, скажите, пожалуйста… вот был такой писатель, Бабель… кое-что я его читал, человек, бесспорно, талантливый… отчего о нем давно ничего не слышно? Где он теперь?

— Не могу знать.

— А еще другой писатель, Пильняк… ну, этот мне совсем не нравился, но ведь имя тоже известное, а теперь его нигде не видно… Что с ним? Может быть, болен?

— Не могу знать.

— Или Мейерхольд… Гремел, гремел, даже, кажется, „Гамлета“ перевернул наизнанку… а теперь о нем никто и не вспоминает… Отчего?

— Не могу знать.

Длилось это несколько минут. Бунин перебирал одно за другим имена людей, трагическая судьба которых была всем известна. Симонов сидел бледный, наклонив голову. Пантелеймонов растерянно молчал. Тэффи, с недоумением глядя на Бунина, хмурилась. Но женщина это была умная и быстро исправила положение: рассказала что-то уморительно смешное, Бунин расхохотался, подобрел, поцеловал ей ручку, к тому же на столе появилось множество всяких закусок, хозяйка принесла водку шведскую, польскую, русскую, у Тэффи через полчаса оказалась в руках гитара — и обед кончился в полнейшем благодушии.

Знаю со слов Бунина, что через несколько дней он встретился с Симоновым в кафе и провел с ним с глазу на глаз часа два или даже больше. Беседа произвела на Ивана Алексеевича отличное впечатление: он особенно оценил в советском госте его редкий такт. Говорили они, вероятно, не только о литературе, должны были коснуться и политики» [1019].

Тридцатого июня 1946 года Бунин подписал контракт на издание «Темных аллей» в Англии. В декабре 1946 года «Темные аллеи» вышли в Париже по-русски. Сборник состоит из тридцати восьми рассказов. Позднее в это издание Бунин внес рукописные исправления и написал: «В конце этой книги (следуя хронологии) надо прибавить „Весной, в Иудее“ и „Ночлег“. Текст этих рассказов взять из моих сборников (этих же заглавий), изданных „Чеховским издательством“ в Нью-Йорке».

Двадцать девятого декабря был банкет в честь Бунина по поводу «Темных аллей» — завтрак в низке консерватории; устроил поэт С. К. Маковский, председатель «Объединения писателей и поэтов». Пришли Б. Зайцев, Н. Тэффи, Н. Берберова, профессор уголовного права П. А. Михайлов, А. Бенуа с дочерью, Михаил Струве, Вера Зайцева и Бержанский. Было, по словам Веры Николаевны, вкусно, весело, под конец танцевали.

Бунин говорил, что Боккаччо писал «Декамерон» — книгу о любви — во время чумы, а он «Темные аллеи» во время войны.

Рассказы эти, писал Бунин Н. А. Тэффи 19 мая 1944 года, «совершенно дикие по своему несоответствию особенно тем последним дням, что дошли до нас, но, может быть, вполне законные по тому, видно, вечному, что бывает в чуму и во все семь казней египетских, о чем говорил Тот, ни с кем в мире не сравнимый, у которого я бы поцеловал александрийский сапог с усеченным носком…» [1020].

Сравнением «Темных аллей» с «Пиром во время чумы» подчеркнута общность пушкинской «маленькой трагедии» на вечную тему любви и смерти — и рассказов Бунина.

В. Н. Муромцева-Бунина писала, что рассказы «Темных аллей» отчасти появились потому, что «хотелось уйти во время войны в другой мир, где не льется кровь, где не сжигают живьем и так далее» [1021].

«Темные аллеи» — рассказы на темы общечеловеческие, вечные — о жизни и смерти, о любви, — и о красоте России, ее природы и истории. В те страшные дни войны он утверждал веру в человека.

Некоторые читатели и критики отнеслись к этим рассказам сдержанно, даже холодно, упрекали Бунина в «натуралистичности» описаний. «Содержание их вовсе не фривольное, а трагическое… — писал он Н. А. Тэффи 23 февраля 1944 года. — Вся эта книга называется по первому рассказу — „Темные аллеи“, — в котором „героиня“ напоминает своему первому возлюбленному, как когда-то он все читал ей стихи про „темные аллеи“ („Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи“) — и все рассказы этой книги только о любви, о ее „темных“ и чаще всего очень мрачных и жестоких аллеях» [1022].

Лучшим из рассказов сборника, по свидетельству В. Н. Муромцевой-Буниной, Иван Алексеевич считал «Чистый понедельник».

«…Почти все, — писала она автору этих строк 23 мая 1958 года, — что в этой книге — трагизм любви». По ее словам, Бунин считал, что в «Темных аллеях» «каждый рассказ написан „своим ритмом“, в своем ключе», а про «Чистый понедельник» он написал на обрывке бумаги в одну из своих бессонных ночей, цитирую по памяти: «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать „Чистый понедельник“» [1023].