Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…»

• Название: Пароль «Dum spiro…»
• Автор: Евгений Березняк
• Издательство: Политиздат Украины
• Жанр: О войне
• Год: 1979

Е. С. Березняк — бывший военный разведчик — рассказывает в документальной повести о деятельности советской разведгруппы «Голос» в тылу немецко-фашистских войск. Отступая, гитлеровцы пытались стереть с лица земли жемчужину польской культуры — древний Краков. О том, как был спасен город, как совместно с польскими патриотами советские разведчики добыли схему минирования Кракова, читатель узнает из этой книги.

---

— Вильк, — представился он, — окружной комендант пляцувки[17] ППР. — И добавил: — Это наша «пожарная» квартира. В случае опасности работники партии могут пробыть здесь не один день.

Обсудили обстановку, всевозможные причины провала.

Сомнений не было: Ольгу запеленговали. Случись предательство — аресты и обыски прокатились бы по многим местам.

Что удалось узнать об Ольге, Врублях? Пока немногое. Их привезли прямо в Монтелюпиху. А ведь не прошло и трех недель, как я сам чудом вырвался оттуда. Как спасти Ольгу? Чем помочь Врублям?

Тут и выплыло имя Тегеля, шефа каменоломни.

— Гестаповец Нойман — давний его приятель, — делился вслух своими соображениями Вильк, — Тегель, нам это достоверно известно, уже не верит в победу рейха и готов любой ценой спасать свою шкуру.

Серьезно продумали все детали. Я тут же написал письмо. Польские друзья перевели его на немецкий язык. Договорились, что 19 сентября вечером Метек сам заявится с этим письмом к Тегелю. Забегая несколько вперед, расскажу, чем кончилась эта история.

Шефа каменоломни визит подпольщика удивил и напугал. Но Метек был невозмутим:

— Это в ваших интересах, господин Тегель. В интересах вашей фрау и ваших киндер.

— Никто еще не бежал из Монтелюпихи! — простонал Тегель. — Да и господин Нойман не из тех, кто выпускает птичек из клетки.

Под конец Тегель все же пообещал навести справки и сделать то, что в его силах, для спасения радистки.

На следующий день, как было условлено, снова встретились. На этот раз, по настоянию Метека, на лесной поляне.

— Вашей радистки нет в Монтелюпихе, — выпалил Тегель, как только увидел нашего связного. — Сегодня утром ее вывезли в неизвестном направлении.

БЕСКИДЫ

В это время я был далеко от «пожарной» квартиры. Накануне в Чернихуве состоялось еще одно, очень важное знакомство. В ночь на 19 сентября мы было уже собрались в дорогу, когда в схрон спустился Вильк.

Он принес хорошую новость: Тадеуш Грегорчик (Тадек) — командир партизанского отряда — предупрежден, ждет. А в лесу — бойцы из диверсионной группы Калиновского. Возвращаются с задания. Курс тоже держат на Бескиды. Так у нас появились попутчики. Да еще какие!

Калиновский, судя по молве, появился в Бескидах сравнительно недавно. Но имя его уже стало почти легендарным. На счету группы Калиновского были крупные диверсии, взорванные мосты. Впрочем, как всегда в таких случаях, благодарная народная молва приписывала «отряду полковника Калиновского» и действительное и желаемое.

За голову Калиновского оккупанты официально обещали 50 тысяч рейхсмарок и 20 гектаров земли.

О «советском Калиновском» я много слышал от старого Врубля, Малика, Скомского. Смел. Вездесущ. Осторожен. Появляется с хлопаками всегда неожиданно, там, где его меньше всего ожидают.

С его-то разведчиками мы и отправились в горы. Впереди с компасом — старший группы Николай. К трем часам ночи подошли к месту, где, как мы считали, располагался отряд Тадека. На наш сигнал никто не ответил. В горах, в лесу — гробовая тишина. Решили дождаться утра. Здесь, в партизанском краю, мы чувствовали себя как дома.

Утром пришел к нам командир партизанского отряда Армии Людовой имени Варыньского[18] Тадеуш Грегорчик. Молодой человек, лет двадцати трех — двадцати четырех, с воинской выправкой. Лицо мужественное, волевое. Познакомились. Тадек пригласил нас в лагерь. Это было 21 сентября 1944 года.

За завтраком я ближе присмотрелся к Тадеку.

Худощавый, подтянутый, в кожаной куртке. Офицерская планшетка. На груди бинокль. Спокойные, серые, прощупывающие глаза. До чего же похож на нашего Щорса! Я сказал ему об этом.

— А кто такой, — спрашивает, — Щорс?

— Украинский Чапаев.

— Чапаев, Петька — знаю…

В партизанском лагере образцовый порядок. Отряд расположился на горной поляне, у ручья. Тут же кухня. У дневальных работа кипит: кто чистит земняки (картошку), кто рубит мясо, кто моет собранные травы и крапиву. Подальше от кухни, под елями спят после «ночной смены» бойцы из диверсионной группы. Лошади, коровы — все живое хозяйство отряда — в лесу, в надежном укрытии.

Я уже знал из донесения Грозы, что на базе отряда работает радист Мак — наш разведчик.

Мы познакомились с ним в первое же утро. Мак — Иван Рудницкий — забрался со своей рацией на самую вершину горы. Его охраняли автоматчики Тадека. Застал я его за работой. Он развернул рацию и упорно выстукивал позывные. Я представился, сказав о себе то, что считал возможным, и попросил передать Центру от моего имени срочную радиограмму:

«16 сентября во время работы немцами арестована Комар. Комар, рация, хозяева квартиры находятся в гестапо. Причина ареста — пеленгация. Голос находится в партизанском отряде. Гроза, Груша — в Кракове. Сеть сохранилась. Приняты меры предосторожности. Прошу выслать оружие, взрывчатку, рацию. Жду указаний».

23 сентября в отряд пришел Алексей. Он принес информацию о воинских перевозках через Краковский узел, некоторые данные о гарнизоне, передал привет от Михала.

Надо было восстановить регулярную связь с Центром, поэтому я дал Алексею полторы тысячи злотых на приобретение радиобатарей, рассчитывая, что можно будет временно пользоваться рацией Мака. Просил немедленно прислать Грушу в отряд.

Двадцать четвертого Алексей отправился в Краков. В этот же день я получил через связного записку от Калиновского:

«Тов. капитан!

Мои бойцы кое-что сообщили о вашем положении. Если вы нуждаетесь в помощи, прошу зайти ко мне. Постарайтесь это сделать не позже 25.IX. 26-го передислоцируюсь.

С приветом Калиновский».

С наступлением сумерек отправился к Калиновскому. Ночь была темной. В горах, в лесу стоял густой туман. Шли буквально наощупь, только безукоризненное знание местности проводниками выручило нас. В полночь подошли к железной дороге, надо было пройти мост через реку Скаву. Мы не знали, охраняют ли его гитлеровцы. Пятьдесят — семьдесят метров проползли по-пластунски. Охраны не было. Поднявшись во весь рост, быстро перешли мост. И вдруг резкий гортанный крик: «Хальт! Хальт!» Автоматная очередь. Пришлось залечь. Трассирующие пули огненными пунктирами прошили небо. Лежали молча. Не хотелось подымать шум на основной партизанской магистрали.

Снова тишина. Мы углубились в лес. С рассветом подошли к месту дислокации отряда Калиновского. Это был временный лагерь. Мы не заметили здесь ни привычных партизанских землянок, ни бункеров. Бойцы Калиновского жили в палатках, сделанных из парашютов. Их «цыганские» шатры походили на грибы-великаны.

Как старых знакомых встретили нас Николай и другие бойцы, сопровождавшие меня к Тадеку.

Познакомился с Калиновским. Примерно моих лет, а может, на два-три года старше. Лицо волевое, энергичное. Взгляд цепкий, внимательный, всепримечающий.

— О беде вашей наслышан. Времени у нас в обрез, так что выкладывайте прямо, в чем нуждаетесь. Подбросим. Чем богаты, тем и рады.

Калиновский оказался не так богат, как щедр. Передал нам два десятка гранат, два ящика с патронами, ящик с тушенкой, не то двадцать, не то тридцать пачек папирос. Выделил комплект радиобатарей. Мне на прощание подарил пистолет.

Пока шли деловые разговоры двух командиров, Николай — минер и парикмахер — блеснул еще и кулинарным искусством.

В командирской палатке аппетитно запахло дымящейся бульбой, грибным супом.

— Надо бы за нашу встречу, — улыбнулся Калиновский, — выпить, да уж извини, капитан, у нас сухой закон. Встретимся после войны. Вот тогда наверстаем…

Вокруг имени Калиновского вились самые противоречивые слухи. Помню профашистские газетки, где подробно описывался «полный разгром банды Калиновского». Не раз и не два с торжеством сообщалось из «достоверных» источников об очередной его гибели.

Мы знали цену и этим сообщениям, и «достоверным» источникам, но кто был в те годы застрахован от вражеской пули? И как мы радовались, когда после очередных «достоверных» сообщений о «гибели Калиновского» летели в воздух мосты, эшелоны, и снова угадывался в смелом, неожиданном налете почерк его отряда.

В последний раз Калиновский таким образом подал свой голос в канун нового, 1945 года. Взлетел 135-метровый мост через горную, стремительную Скаву, по которому в сутки проходили десятки вражеских эшелонов. Диверсионные группы — и наши и польские — давно зарились на этот объект. Да орешек оказался крепким. Мост усиленно охранялся. Эхо дерзкой, удивительно удачной операции докатилось до нас, обрадовало. А потом снова появились слухи о гибели Калиновского.

В шестьдесят четвертом, когда мы (Ольга, Гроза и автор этих строк) впервые после войны оказались в Кракове, нас часто спрашивали, известно ли нам что-нибудь о знаменитом Калиновском. О нем в Польше писали, рассказывали как о национальном герое, но считали погибшим.