Анатолий Мошковский - Река моя Ангара

• Название: Река моя Ангара
• Автор: Анатолий Мошковский
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

В повести «Река моя Ангара» рассказывается, как мальчишка из маленького городка на Смоленщине, внезапно очутившийся в палаточном городке строителей на берегу Ангары, постепенно, шаг за шагом, учится пользоваться «нравственным компасом», открывает для себя много неожиданных и важных истин.

Журнальный вариант повести Анатолия Мошковского (журнал «Пионер» №№ 3–6, 1962 год).

---

Свободного места на почте не оказалось, и Марфа пошла учиться на моториста в энтомологический участок. Теперь она с вечера готовила еду, утром подогревала, наскоро ела, убегала, и я становился на пять-шесть часов полновластным хозяином комнатушки, одной четвертой части палатки. Но я меньше всего старался сидеть дома. И если Марфа не велела сторожить развешанное на веревках белье или сбегать за продуктами в магазин, жизнь у меня была раздольная!

Что хочешь, то и делай. Хочешь — швыряй палки по городкам, хочешь — бегай с Ванькой купаться на причал Ангарской экспедиции (больше минуты в воде не просидишь!), хочешь — лови у порогов рыбу, хочешь — стреляй из рогатки по воробьям, которых тут не меньше, чем там, откуда мы приехали. Хочешь — вообще ничего не делай, а сиди на бревне, посвистывай да смотри в небо на проплывающие тучки.

Как-то раз Марфа сказала:

— Сегодня поеду самостоятельно.

— Ну-ну, — проговорил Борис, уплетая за обе щеки пирожки с капустой. — А по почте не будешь скучать?

На следующий день она ушла рано, когда Борис еще сладко посапывал на койке. Вернулась она домой часов в двенадцать, усталая, непривычно бледная, вялая — никогда не забуду этого дня. Войдя в палатку, сразу рухнула в постель. Я в это время вырезал из жести винт для моторки.

— Иди погуляй, — сказала Марфа осипшим голосом.

Через полчаса я сунул голову в дверь. Марфа лежала лицом к стенке. Я на цыпочках подошел — глаза ее были закрыты, лицо, как бумага, белое, мокрое, неживое.

Мне словно пробку загнали в горло. С минуту не мог дохнуть. Еще и помрет так!

— Теть Кать, — подбежал я к Коськиной матери, штопавшей вытертые вельветовые штаны. — Теть Кать… — Глаза что-то защипало. — Там с Марфой что-то… Лежит, как мертвая, и ни слова.

Тетя Катя быстро откусила нитку, вскочила со скамеечки и с коричневыми штанами в руках бросилась внутрь, кинув мне:

— Погоди…

Вышла она минут через пять.

— Тошно ей, мутит, голову ломит. Боюсь, отравилась. Рыбу в столовке ела. Это случается. Побегу к доктору, а ты побудь возле нее.

Сгорбившись, стоял я возле койки. Никогда еще не чувствовал я себя таким беспомощным и жалким. А может, она и не жива ужа?

Я тронул ее за локоть.

— Марф, а Марф…

Глаза Марфы медленно открылись. Измученно-синие, огромные, блестящие, они остановились на мне.

— Ты потерпи немного, Марфа!.. — Я хотел говорить твердо, мужественно, а голос почему-то звучал жалобно и тоненько. — Сейчас врач придет. Сейчас…

Врач не приходил долго, и я сидел на табуретке возле койки и страдал. Никому не желаю просидеть так хоть пять минут! Вот она, Марфа, жена брата и сестра дружка Кольки, та самая Марфа, которую так боялись мы, строители космической ракеты, и чьи приказы беспрекословно выполняли, она неподвижно лежит сейчас в этой дырявой палатке, в самом центре Сибири, и каждую минуту может умереть…

А главное, вот беда: Борис ничего не знает. Попробуй сообщи ему, найди в тайге или где-то на берегу Ангары, где бригада ставит сейчас опоры под линию высокого напряжения.

…После ухода врача выяснилось, что Марфа по неопытности наглоталась ядовитого дыма, предназначенного для мошки, и ей стало плохо.

— На свою же удочку попалась, — полушутя говорила она часа через три, сидя на койке, бледная и растрепанная, с синеватыми пятнами под глазами. — Кран ядохимикатов на поворотах надо выключать, а то дым так и валит на тебя же. По собственной дурости все.

Она встала с койки и, пошатываясь, шагнула к двери.

— Ты куда? — напустилась на нее тетя Поля. — Не отошла еще, поди?

— Картошку надо чистить. Боря скоро придет.

— Глупая! — цыкнула на нее тетя Катя. — Лежи. Я тебе почищу и отварю.

— Да я уже ничего. — Губы Марфы страдальчески улыбнулись.

— Попробуй! — крикнула тетя Катя. — Полотенцем к койке прикручу! Так огрею! — Она даже замахнулась на Марфу тазом.

И тетя Катя ушла чистить картошку, так хлопнув дверью, что все непрочное дощатое сооружение, обтянутое выцветшим брезентом, задрожало.

Вечером, узнав о случившемся, Борис покачал головой.

— Как нехорошо все получилось, а? Может, найти что-нибудь другое?

Его сразу же поддержала Вера, придя из парикмахерской, где работала мастером.

— Хоть к нам. Уборщица нам нужна.

— Подметать волосы и подносить горячую воду для бритья? — спросила Марфа.

— Хотя бы. У тебя ведь не работа, а отрава. Вредный цех.

— Может, и правда? — спросил Борис.

— А кто же тогда защитит моего мужа от мошки? Вы думаете, мне приятно смотреть на этот заплывший глаз и опухший нос?

— Да, — сказал дядя Федя, — нельзя тебе уходить от мошкодавов, куда же мы все тогда денемся? Заест нас гнус.

18

Проснулся я очень рано, зевнул, потянулся.

Борис уже сидел на койке и зашнуровывал лыжные ботинки.

— А где Марфа? — спросил я.

— Ушла.

Я просто не поверил.

— Вчера помирала, а сегодня ушла? Не могла получить больничный лист! Вот дурочка!

И тут… Ну, об этом я мог бы не рассказывать. Словом, тут Борис дал мне затрещину.

— Не смей так говорить о старших!

— Да я ведь не хотел сказать, что она глупая, она просто имела все права…

— Мыться! — сказал Борис. — Живо.

Я махнул рукой: даже слушать не хочет. И вышел из палатки.

Я нажимал поршенек, намыливал руки, морщился от попавшего в глаза мыла и думал про Марфу: то спокойно сидела на своей почте, взвешивала бандероли, стучала молотком-штемпелем по маркам, дома ползала по грядкам и, вредя «Ракетострою», заставляла нас с Колькой таскать воду на огород, а потом вдруг приехала сюда, в эту дырявую, старую палатку, и теперь ездит на машине с аэрозольной установкой по разбитым дорогам строительства, и вокруг грязь, вонь, пыль, мошка — ничего хорошего, а она вроде и довольна…

Мы быстро позавтракали.

— Не хочешь спать? — спросил Борис. — Ты чего так рано встал? Спи, пока на работу не идти. Все спят.

— Успеется, — сказал я, с некоторой завистью прислушиваясь к посапыванию Коськи за стенкой.

Борис был прав. Когда мы вышли из палатки, было свежо и солнечно, группками шли на работу строители и ни одного мальчишки. А мир без единого мальчишки и девчонки казался странным и немного чужим.

Мы дошли до тайги.

— Со мной не пойдешь?

Я вспомнил, что сейчас монтеры занимаются скучным делом — роют ямы под опоры, валят лес. И тащиться до них нужно пешком километра четыре. Да к тому же я не забыл и про затрещину. Я, правда, не очень гордый, но и не такой, как Коська.

— Не хочется, — буркнул я.

Признаться, куда занятней было ремонтировать с мальчишками у Ангары деревянную лодку.

— Ну, пока! — Борис зашагал по таежной дороге, высокий и сильный, в синей спецовке и лыжных ботинках.

Я потянулся, зевнул, протер глаза и медленно пошел назад по обочине дороги.

Иногда меня обгоняли порожние самосвалы. Но их было мало. Потом одна за другой прошли три машины с какими-то смешными штуковинами в кузовах.

И вдруг я опешил. В последней машине сидела Марфа. Да, да, наша Марфа в ватной стеганке и бордовом платочке, туго стянутом у подбородка, отчего лицо ее казалось круглым, как у игрушечной матрешки.

— Ма-а-а-а-рфа! — закричал я сколько было сил.

Она махнула мне рукой.

«Зовет», — решил я и со всех ног бросился за машиной, нагнал и внезапно увидел, что Марфа грозит мне кулаком. Но то ли от быстроты бега я плохо соображал, то ли подумал, что Марфа любит только пугать, как бы там ни было, я догнал машину, вцепился руками в задний борт.

— Слезай! — Марфа приподнялась с металлического поворотного стульчика. — Нельзя!

Я подтянулся на руках и перевалился животом в кузов.

И не успел опомниться, как Марфа налетела на меня, втянула в кузов… и отшлепала. Ну, по какому месту, уточнять не буду — сами понимаете…

— Пусти! — завопил я, задергался, захохотал, хотел вырваться, но даже и повернуться не смог в ее руках. Сильнющая же она, оказывается!

Мне стало зверски обидно, и я отчаянно задергался в ее руках.

— Уйди! Боре скажу. Пошла вон!..

Я совсем этого не хотел, но как-то получилось так, что на щеках появились слезы.

Они заливали курточку, руки, капали в кузов. Марфа отпустила меня, посмотрела с презрением и плюнула через борт. Ух, и разозлился же я на нее!

Машины между тем миновали поселок, и по сторонам пошел низкий кустарник. Марфа уже сидела на своем стуле возле движка с длинной трубой, торчавшей, как пулемет. Вместо пламегасителя на конце трубы виднелась железная «шляпа» — сопло.

Я присел на какой-то бидон. Я вдруг подумал, что рев был единственно правильное, что я мог сделать: теперь Марфа не сгонит меня с машины. Жалеет уже, небось, что дралась!

В ушах ревел ветер. Местами машина подпрыгивала на ухабах.