Дмитрий Кленовский - «…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

• Название: «…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)
• Автор: Дмитрий Кленовский
• Издательство: Библиотека-фонд "Русское зарубежье", Русский путь
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-85887-309-X

На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.

Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов. М., 2008. С. 97–202.

---

Если соберетесь написать, то адресуйте письмо в Traunstein, мне перешлют, а то мой мюнхенский адрес непрочен (собираюсь переменить гостиницу).

Был у Степуна и Ржевских[98]. Первый все так же бодр, речист; в начале мая едет в Рим рыться в архивах Вяч. Иванова. Ржевский очень занят, совсем не имеет времени для собственной литер<атурной> работы, а потому, подлатавшись, собирается к 1 сент<ября> вернуться в Швецию, где он продолжает числиться на службе. А подлататься в Мюнхене у американцев можно… Л.Д. получает что-то между 2 и 3 тысячами марок в месяц (покупает автомобиль), что в 5–6 раз выше хорошего немецкого жалованья, имеет великолепную бесплатную квартиру с мебелью, коврами, постельным бельем, посудой и даже с несколькими десятками разных рюмок и бокалов. Кроме него на радиостанции работают Чиннов, Вейдле, Газданов[99]. С последним познакомился у Ржевских: своего рода «гримаса эмиграции» — офранцузившийся осетин, с пестрыми кавказско-парижскими чертами характера.

Намечалось было издание моей новой, третьей, книги, но сейчас мне не до нее, и дело отложено до «лучших дней» (если они вообще будут…).

Вышли ли уже «Опыты» с В<ашей> поэмой?

Искренне преданный Вам Д. Кленовский

18

10 июля 1955

Дорогой Владимир Федорович!

Простите, что так давно не писал и до сих пор не ответил на Ваше, полученное еще в мае, письмо. Были, однако, чрезвычайно уважительные причины, о которых Вы, вероятно, догадываетесь, если не позабыли содержания моего апрельского письма. Я был совершенно выбит из колеи операцией жены, сопровождавшейся разного рода осложнениями. Даже и сейчас, хотя жена уже давно «дома», состояние ее внушает разного рода опасения. Что-то в операции (камни в почках), хотя ее делал один из лучших мюнхенских хирургов, по-видимому, не удалось, и жена не только не находится на пути к выздоровлению, но по-прежнему страдает от сильных болей и совершенно еще не может двигаться. Были и большие материальные затруднения (больница была бесплатная, но хирурга пришлось оплатить), которые лишь в самое последнее время удалось преодолеть. Вот все это, естественно, и отразилось на моей корреспонденции даже с самыми симпатичными мне людьми, и я надеюсь, что они (в том числе и Вы) поймут меня и не будут за это в обиде.

Жену оперировали в Мюнхене, и, чтобы проследить за всем, я сам на месяц туда переселился. Впервые познакомился при этом с Ржевскими, а у них — кое с кем из русских парижан, превратившихся в мюнхенцев: Газдановым, Чинновым и др. Все они работают на радиостанции «Освобождение» и устроены великолепно, настолько, что Ржевские, например, уже автомобиль купили и едва ли, думается мне, вернутся в Швецию. Июнь они провели в Италии, на Ривьере, у Ширяева[100]. Был, конечно, и у Степуна, который, однако, вскоре уехал в Рим разбирать рукописи Вяч. Иванова. После «прихода к власти» Иваска я перестал получать «Опыты», т<ак> ч<то> № 4 не видал и не смог — к большому моему огорчению — прочесть в окончательной редакции Вашу поэму. Написали ли Вы еще что-нибудь? Неужели Вы совсем отказались от «мелких» стихотворений и иначе как в поэмах вообще больше не высказываетесь? Какую прессу имеет В<аша> поэма из № 4 и как Вы ее назвали?

Я веду сейчас переговоры об издании новой, третьей, книги стихов. Еще не знаю, что получится. При частичном собственном финансировании дело было бы уже в шляпе, но сейчас я такой возможности совершенно лишен.

«Грани», как Вам, наверное, уже известно, с № 26 меняют свой облик, становятся органом подчеркнуто политическим. Ржевский от редакторства отказался. Планы и мечты новой редакции — фантастические: журнал, мол, прямо-таки хлынет за железный занавес!

Сердечный привет! Искренне Ваш Д. Кленовский

19

15 авг<уста19>55

Дорогой Владимир Федорович!

Получил Ваше интересное письмо. Как раз перед этим мне удалось достать на прочтение № 4 «Опытов». Все Ваши изменения в поэме мне очень понравились, но 2 вещи огорчили:

1) Отсутствие названия. Нельзя такую длинную вещь его лишать, это даже и отзывы о ней как-то затрудняет. Ну что было бы, если б, скажем, «Мцыри» или «Граф Нулин» остались «безымянными»? Как писать через 10 лет о Вашей поэме? «Стихи В. Маркова, напечатанные в № 4 “Опытов” и начинающиеся словами “Часы холодной смерти” сыграли огромную роль в развитии русской поэтической мысли XX века»? Ведь Ваши «Гурилевские романсы» то и дело вспоминают критики, а как бы они это делали, если бы поэма была без названия? Вы совершили большую ошибку, отбросив название! Самое плохое лучше, чем никакое!

2) Две строки многоточий на стр. 14. Зачем это Вам понадобилось? Ведь 2 оставшиеся строки беспомощно повисли в воздухе! Кроме того, многоточие в книге стихов всегда что-то подразумевает — либо богохульство, либо неприличие, которые автор не мог по цензурным соображениям опубликовать (прежде бывали и соображения политические). Примеры сему мы видим в стихах Пушкина, Ал. Толстого, М. Кузмина и т. д. И Вас тоже будут в чем-то подобном подозревать, причем политические причины в Америке отпадают, поскольку остаются только первые две. Нехорошо!

Что касается отзывов о поэме, то сегодня прочел еще один — Н. Андреева в «Рус<ской> мысли» от 29 июля — и спешу послать Вам вырезку (вся статья очень большая, на 2 подвала, об «Опытах» вообще)[101]. Адамовича[102] не читал, но ведь он вообще Вас очень ценит, и я не представляю, чтобы он высказался плохо. Впрочем, в его манере — одновременно и похвалить и выругать, и не понимаешь иногда, что перевешивает. Неужели Вы считаетесь с мнением Глинки?[103] Елагин прекрасный поэт, но в философии сущее дитя, т<ак> ч<то> не ему о ней в Вашей поэме судить. Терапиано, как мне кажется, человек завистливый и боится похвалить что-нибудь действительно хорошее, скорее похвалит что-нибудь средненькое, того, кто ему, «мэтру», не конкурент; но если автор признан, то и Терапиано начинает подпевать в тон, чтобы не показаться дураком. Отбросив таким образом тех, кто Вашей поэме не судья, получаем несомненный ее успех, да иначе и быть не могло, ведь поэма в своем своеобразии своего рода новое слово в поэзии. Но Вы, вероятно, правы, что она не для каждого прозвучит и заставит трепетать не каждое сердце и что причина этого лежит, как Вы выразились, в «опыте советской России».

«Литер<атурного> современника»[104] я не читал. Его мне не прислали, ибо я отказался дать туда стихи. Но мои корреспонденты жалуются на Вас: Вы там будто бы упомянули, что Пушкин написал «Пиковую даму» во Флоренции. Вы, конечно, не могли так ошибиться, вероятно, корректор подвел?

Что Гуль не принял Вашей статьи о Есенине[105] и стихов Моршена — это уже явное неприличие. Я бы на Вашем и его месте перестал там печататься. И Вы и Моршен уже достаточно ответственные за свои произведения авторы и ничего плохого редакции предложить не можете, могут быть только более или менее удачные вещи, и эти последние редакция должна, так сказать, in Kauf nehmen[106], зная, что последуют и первые, а не капризничать.

Вы пишете, что как поэт Вы «совсем непризнанны». По-моему, Вы заблуждаетесь. У Ваших стихов много друзей, я это знаю по своей переписке (а она у меня весьма обильная). Причем все это люди с настоящим литературным вкусом. Конечно, в кругах мещанских «поклонников» у Вас не будет.

Спасибо за добрые пожелания жене. Ей постепенно становится легче, хотя рана иногда еще очень сильно болит и движения затруднены.

У меня идут переговоры с «Рифмой» (по ее инициативе) об издании моей третьей книги. Необходимо, однако, и мое материальное участие в этом деле, поскольку ни стандартный объем издательства (48 стр.), ни, особенно, тираж (200 экз.) меня не устраивают, а повысить эти цифры они отказываются. Вот тут-то и загвоздка.

Сердечный привет от нас обоих Вашей супруге и Вам.

Искренне преданный Вам Д. Кленовский

20

26.9.55

Дорогой Владимир Федорович!

Письмо Ваше, конечно, получил. О «Гурилевских романсах» кроме Одоевцевой вспоминали еще Адамович в «Н<овом> р<усском> слове» (статья «Новые голоса»[107]), Иваск и еще кто-то. Вообще, поэма запомнилась. Что касается «Пиковой дамы», то в том же № «Литер<атурного> современника», в статье о Чайковском[108] сказано, что он ее писал в Клину, а один мой знакомый (музыкант) уверяет, что опера частично написана в России, частично в Clarens на Женевском озере. Не знаю, кто прав.

Тираж в 200 экз. для меня мал, поскольку «След жизни»[109] за 2 года разошелся в 500 экземплярах, а из 700 экземпляров «Навстречу небу»[110] остались сущие пустяки в некоторых магазинах «Посева». На новую книгу предварительные заказы превысили уже 500 экз. (100 берет Сан-Франциско, 300 — «Посев» и т. д.), т<ак> ч<то> придется увеличить тираж до 800–850. Как же тут управиться с 200!? Ведь допечатывать дополнительно нельзя. Поскольку «Рифма» не шла ни на такой тираж, ни на желательные мне формат и объем — я от ее услуг отказался и издаю книгу сам с помощью двух заокеанских друзей, с которыми расплачусь по мере реализации издания. Рукопись уже в мюнхенской типографии и на днях должна пойти в набор. Думаю, что из печати книга выйдет недели через 3–4. Называться она будет «Неуловимый спутник»[111] и на 48 страницах содержать 36 стихотворений, написанных в 1952-55 гг., из них 29 — нигде еще не опубликованных. Внешне книга будет точной копией первых двух. Между прочим, стоимость издания гораздо дешевле, чем в Америке и Париже, т<ак> ч<то> С. Маковский свою новую книгу стихов тоже будет печатать в Мюнхене. Рекомендую это и В<ашему> вниманию.