Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

• Название: Журнал «Байкал» 2010–01
• Автор: Владимир Гармаев
• Издательство: ГУП «Издательский дом „Буряад унэн“»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2010

---

«Я тебе писал о своих государевых нуждах, а ты мне отвечаешь о нуждах твоих мужиков торговых, и вышла ты как есть пошлая дура»[23].

Да, язык той поры тяжеловат для деликатного уха нынешней либеральной интеллигенции…

Но вернёмся к Указу. Его далеко не безупречный стиль свидетельствует о том, что он явно продиктован самим царём и несёт на себе «ауру» его неповторимой личности. А манера Петра говорить, мыслить и действовать была настолько своеобычна, что порой ставила в тупик даже благожелательно настроенных к нему людей — таких, как дореволюционный русский историк В. О. Ключевский (1841–1911). Что и видим в его знаменитом труде[24], где Василий Осипович волей-неволей делает признания вроде следующих:

«В 1718 г. (…) он дал 26 ноября указ, изложенный по его привычке первыми словами, какие пришли ему на мысль. Первые два пункта указа с обычным торопливым и небрежным лаконизмом законодательного языка Петра гласили…»;

«В ноябре 1717 г., быв в Сенате, Пётр сам написал указ, изложенный тем летучим стилем, который поддавался только опытному экзегетическому[25] чутью сенаторов…».

Где ж нынче сыщешь опытных экзегетов, так что до сути «иноземцев» придется докапываться самим.

Нет, Пётр вовсе не оговорился, именуя одних и тех же людей то «инородцами», то «иноземцами». Просто в начале XVIII в. положение многих бурятских родов в смысле подданства выглядело очень неопределённым. Будучи жителями «прозрачного» порубежья, они практически были вольны кочевать по обе стороны границы, периодически оказываясь при этом «иноземцами» как для одного, так и для другого правительства. И сия путаница, царившая в районах российско-китайского пограничья, отразилась в тексте Указа.

Более того, даже спустя почти 200 лет, в самом конце XIX в., в российском законодательстве всё еще сохранялось юридическое понятие о народностях «не совершенно зависящих от России». Среди таковых упоминались, например, кочующие на границе России с Китаем «дзюнгорцы» (джунгарцы), подданство которых «не установлено» и которые «имеют право свободной беспошлинной торговли… платят подать шкурами по собственному произволу как в количестве, так и в качестве… Подлежат российскому суду только в случае убийства или насилия, на российской земле совершённых, и пользуются защитой российского правительства только тогда, когда обращаются об этом с просьбами».

Обратимся теперь к «инородцам».

Дореволюционные справочники административно-юридического толка поясняют, что слово «инородцы» относится ко всем российским подданным неславянского племени. В наше время таковых именуют просто людьми иной национальности. Простая констатация факта: люди иного рода-племени, только и всего. Что тут одиозного? Другое дело — эмоциональная окраска, однако это уже вопрос культурного уровня отдельных социальных групп или отдельных индивидов, вопрос бытового национализма или религиозной «инакости».

Впрочем, вряд ли сами «обиженные» всерьез верят, что осознанное, намеренное унижение «инородцев» было частью государственной национальной политики российского правительства. Вот небольшой пример, взятый из книги современного американского автора, изучавшего дореволюционные документы по гражданским правам в России:

«По мере того как в XVIII в. расширялись границы империи, благородные сословия присоединённых территорий включались в российское дворянство и получали такие же привилегии, как их русские собратья. Так в составе дворянства появлялись люди, чьим родным языком были татарский, грузинский, немецкий или какой-либо ещё…»[26]

Здесь уместно вспомнить о М. И. Сердюкове, талантливом «новаторе науки и техники»[27] петровской эпохи. Его биографию изучал в свое время калмыцкий писатель Алексей Балакаев, в итоге посчитавший, что это был крещёный бурят из «мунгальского» племени, кочевавшего в районе тогдашнего Селенгинского острога.

В изданной еще четверть века назад книге В. С. Виргинского находим такие строки:

«…судьба изобретателя М. И. Сердюкова сложилась, казалось бы, удивительно удачно. Он в молодости был приказчиком в одной из лавок московского купца М. Г. Евреинова. Там побывал Пётр I и заметил в юноше большие природные способности. Пётр велел записать Сердюкова в новгородское купечество и обеспечить его средствами. Сердюков стал преуспевающим поставщиком продовольствия и фуража на русскую армию (тогда начиналась Северная война). Большие доходы получал Сердюков и как откупщик.

…Как писал позднее сам Сердюков, он хотел приложить свой труд „для государственной и всенародной пользы“. Сообщение между Балтийским морем и Волгой по Вышневолоцкому водному пути было тогда в неудовлетворительном состоянии, хотя там работали до этого многие иноземные специалисты. Сердюков решил обеспечить „свободный судам ход“ по Вышневолоцкому пути посредством создания новых гидротехнических сооружений и подал в 1719 г. соответствующий проект царю. Последний официально поставил Сердюкова во главе всех строительных работ по Вышневолоцкой системе.

Но Сердюкову пришлось вести непрестанную борьбу с противниками строительства, особенно с церковниками. По их доносу Сердюков был арестован по обвинению в приверженности к расколу. Ему грозила жестокая расправа. Лишь по распоряжению Петра следствие по делу Сердюкова закончилось и его освободили.

После смерти Петра I начинание Сердюкова чуть было не сорвалось из-за враждебного отношения Миниха, который хотел отдать Вышневолоцкий путь в управление своим ставленникам. Лишь падение Миниха избавило Сердюкова от дальнейших преследований, и он смог продолжать свою творческую деятельность»[28]

* * *

Итак, люди «славянского племени» были тем, кого ныне, во времена демократические, стало принято называть «титульной нацией»[29].

Но! Элементарная справедливость требует признать, что за «честь» принадлежать к титульной нации русское крестьянство, эта подавляющая часть населения империи, заплатило — в историческом плане — страшную цену: вспомнить хотя бы крепостное право или рекрутскую повинность, когда молодых мужчин, самую становую жилу нации, «забривали» в армию на 25 лет, то есть, считай, пожизненно.

Британская империя наживалась по-старинке — беспардонным ограблением колоний, разбросанных по всему земному шару. Это же относится и к большинству европейских стран. Первоначальное богатство «империи добра», США, создавалось руками чернокожих рабов.

А вот блеск и могущество Российской империи возросли на жесточайшей эксплуатации прежде всего своего собственного крестьянина.

К слову. Сегодня, пожалуй, мало кто станет оспаривать, что в Советской империи высокий — по сравнению с РСФСР — уровень жизни в большинстве союзных республик, особенно в Прибалтике, Молдавии, Украине, Грузии и Армении, поддерживался за счёт щедрых «донорских вливаний» всё из той же Российской Федерации. Но это, повторяю, к слову…

* * *

Считается, что к концу средневековья[30] преобладающая часть продуктивных земель собственно этнической Руси была разобрана в частное владение князьями, их служилыми людьми и монастырями. Те земли, что не вошли в состав частновладельческих, назывались «чёрными», но их оставалось ничтожно мало.

Крестьянин средней России сидел на «окняжёной» или «обояреной» земле и с её владельцем был связан соответствующим договорным обязательством, так называемой «порядной». Уйти от хозяина, помещика, он мог лишь после окончания осенних работ — в течение недели до и после Юрьева дня, 26 ноября, в противном случае он становился «беглым».

В дореволюционных справочниках говорится, что узаконенное прикрепление крестьянства к земле совершилось («по наговору Бориса Годунова») указом царя Фёдора Иоанновича в 1592 г. Однако известный русский историк и археолог М. П. Погодин (1800–1875) в статье «Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права» настаивал:

«основателем крепостного права не был у нас никто, а винить в его развитии следует обстановку общественного бесправия, в которой возникли и воспитались крепостные отношения Московского государства»[31].

Одним из ранних документов, свидетельствующих об уже утверждающихся крепостных отношениях на Руси, считается писцовая книга 1580 г. тверских владений князя Симеона Бекбулатовича[32], где говорится о 305 «выбежавших» (т. е. беглых) крестьянах из общего числа 2217, прикрепленных к земле («крепких земле»).