Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

• Название: Журнал «Байкал» 2010–01
• Автор: Владимир Гармаев
• Издательство: ГУП «Издательский дом „Буряад унэн“»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2010

---

— Теперь скажи-ка мне, Джамуха-сэсэн, сколько воинов может, если понадобится, посадить в седло род задаранов? — брат хана на глазах становился милостивее.

— В настоящее время я могу поднять два тумэна воинов от четырнадцати до семидесяти лет возрастом, — ответил я, уже понимая, что половина задуманного совершена.

— Ну что ж, Джамуха-сэсэн, — раздался голос Тогорила, а я поднял голову и увидел, что в его лице сквозит довольство, — ты, глава задаранов, не самого слабого рода монголов, и ты наш гость. Заха-Гомбо позаботится об устройстве твоих воинов и нукеров. Завтра с полудня будет в честь твоего прибытия и нашего союза дан перед моим ордо большой пир. Все. Теперь идите с моим братом и займитесь делами.

Уже выходя из ордо, я мельком обернулся и увидел, что Тогорил повернулся к своему распятому богу и, что-то бормоча под усами, широко крестится.

Глава 3 Крепкое хорзо мести

Пир по поводу установления союза между улусом хэрэйдов и родом задаранов, а также принятия меня ханом Тогорилом на службу удался обильным и шумным. Самим ханом и его сподвижниками было произнесено много хороших пожеланий. С особой благодарностью упоминался Есугей-хиян и его неоценимая услуга по восстановлению власти Тогорила над хэрэйдами во время его вражды со своим дядей Гурханом; недобрым словом многие нойоны вспоминали найманов и их хана Инанча. Когда праздник был в разгаре, в моей душе засело твердое убеждение, что с соседями-единоверцами у Тогорила и его окружения отношения по-прежнему враждебные и скорого согласия не предвидится. Если найманов и их улус я себе представлял очень смутно, то враждебные высказывания о мэргэдах, которых прозвучало тоже немало, были близки и понятны. Хан с покрасневшим от радости и выпитого лицом несколько раз подчеркнул, что Тогтохо и другим нойонам мэргэдов отныне придется с опаской поглядывать не только в сторону хэрэйдов, но и на юго-восток, в сторону владений монгольских племен; они теперь крепко призадумаются прежде чем впрягаться вместе с саянскими ойратами в повозку Инанч-хана. Во время пира я поймал себя на тревожной мысли, которая вкралась и засела в моей голове и никак из нее не уходила. Радужное настроение, вызванное первыми успехами задуманного мною дела, стало таять. Из всего услышанного и увиденного на этом торжестве перед ордо хана вытекало, что не я использовал Тогорила в целях обеспечения покоя и безопасности задаранов, а сам хан хэрэйдов отныне будет опираться на наш союз в будущей войне с найманами или мэргэдами. «Не сунул ли я по глупости свою голову и весь свой род, словно горсть проса в жернова мельницы, в неутихающую вражду сильнейших степных улусов, — начал я сомневаться и поругивать себя, — не переоценил ли свои возможности, не возгордился ли кратковременной удачей». Все происходящее вокруг уже не казалось таким веселым и радостным, а угощение будто бы приелось, и хорзо стало горчить.

Но что бы и как бы ни получалось, два отрадных события на этом пиру были. Первой удачей явилось установление дружеских отношений с нойоном ханской ставки Хормого и его побратимом Бардамом, которые в самый разгар празднования, когда редко кто остается на отведенном ему в начале пира месте, неожиданно подошли к моему столику и подсели с обеих сторон.

— Молодой глава задаранов что-то заскучал, — не то спросил, не то сказал утвердительно Хормого и поставил передо мною высокий серебряный сосуд, по тяжести которого и стуку не трудно было догадаться, чем он наполнен. Его товарищ, пожилой воин с давно зажившим сабельный шрамом через всю левую щеку, стал наполнять мою и принесенную с собой две чаши.

— Меня зовут Бардам, я ханский тысячник, — сказал он. — О тебе, Джамуха-сэсэн, я услышал в начале лета и был рад, что ты смог наказать этого трусливого соню Тогтохо. Мы с другом решили выпить за твой успех и за новых союзников — задаранов.

— Я внимательно проследил за твоими нукерами и воинами, когда они стали лагерем за рекой, и должен сказать, что они обучены очень хорошо, устроились по всем правилам походной жизни, — сказал Хормого и поднял свою чашу. — Ты молодец, Джамуха-сэсэн! Настоящий степной удалец! Давай выпьем.

Оба хэрэйда, побрызгав и капнув, выпили, со стуком опустили пустые чаши на столик и стали смачно заедать принесенной слугами теплой бараниной. Мне, недавно считавшему, что в лице распорядителя ханской ставки, не успев даже осмотреться на новом месте, заимел явного недоброжелателя, осталось только последовать их примеру. Постепенно среди гвалта и шума пирующих, наблюдая невидящими глазами за танцами девушек, мы разговорились. Мои новые знакомые, между расспросами о моих родичах, о местах кочевий и ближайших соседях по летним и зимним пастбищам, сообщили мне сведения о себе, о том, чем они занимаются в войске хэрэйдов и ханской ставке. Оказалось, что Хормого отвечает не только за порядок в ханской ставке и ведает караулами и дозорами, на его плечах еще лежала огромная ответственность за общую безопасность всего улуса хэрэйдов. Главным в его трудной и незаметной деятельности был сбор сведений обо всем происходящем у найманов, у проживающих в горах севера ойратов, у мэргэдов и баяутов окрестностей Селенги и в монгольских кочевьях. О том, как ему все это удается, он помалкивал, он знал он обо всех этих народах очень многое и успевал обо всем докладывать хану. А старый воин Бардам возглавлял отборную тысячу Тогорила, на него же было возложено обучение тумэна воинов улуса хэрэйдов, тумэна, которым ведал Заха Гомбо, и тумэна, принадлежавшего самому младшему брату хана Эрхэ-хара.

— Главные наши враги — это найманы, — говорил Хормого. — Они дважды вносили большую смуту в наш улус. Первый раз это произошло еще при жизни отца Тогорила Хурчахус-Буюруг-хана. Второй раз они разными интригами натравили нашего владетеля Гурхана против нынешнего хана Тогорила. Нам всем тогда пришлось очень плохо, и мы стали уже изгоями. Тогда оставался только один выход — просить монголов помочь вернуть нашу власть. Нам помог Есугей-хиян. Он разбил воинов Гурхана в решительной битве и выгнал его со всеми сторонниками в горы к тангутам. А найманы до сих пор не успокоились и все время против нас плетут сети заговора, для чего постоянно сносятся с ойратами и мэргэдами.

— Как же это так, ведь хэрэйды и найманы молятся одному и тому же бородатому богу и носят кресты?! — удивился я.

— Э-э, Джамуха-сэсэн, я скажу тебе, что у нас с ними не только одна вера, мы с ними имеем единое происхождение, — воскликнул и перекрестился Хормого. — Наши предки — это кидани. Когда пало государство Ляо, принц Елюй Даша повел очень много народу через пески и сухие степи на запад, образовал там большой улус; мы — хэрэйды — пошли за ними и осели на Орхоне и Туле, тесно подружились с монголами и вместе с ними проливали свою кровь в битвах с улусом Алтан-хана. А найманы поселились по соседству с нами чуть позже, когда сотник найманов Инанч оторвался с воинами от государства, основанного Елюем Даши. Западнее нас между Южным Алтаем и Саянами жили ослабевшие люди племени Тикин. Инанч покорил их и на той земле основал улус найманов. Враждовать с нами Инанч стал по причине великой гордыни — хочет поглотить улус хэрэйдов, создать единое государство потомков киданей с единой верой и нанести поражение Алтан-хану. Ему никак не хочется нашего сближения с монголами, которых найманы считают вонючими пастухами, способными только на распри и бесконечные стычки между собою. Вот по этой причине бывший сотник, а нынче Инанч-бильге Буку-хан, владыка найманов, все время посягает на наш улус и ненавидит Тогорил-хана.

— Помнишь, Джамуха-сэсэн, наш хан спросил тебя сколько воинов может посадить в седла род задаранов? — вмешался в разговор тысячник Бардам. — Вот-вот, вижу, что помнишь. Когда ты назвал два тумэна, заметил ты или нет, лицо Тогорила сразу посветлело. Эти два тумэна задаранов и были главной причиной нашего союза. А то, что твое племя кочует на юго-востоке от улуса мэргэдов, было второй причиной его радости. Третьей причиной его благожелательного отношения и сегодняшнего пира является степная молва, которая гласит, что ты, несмотря на свою молодость, стал известным нойоном, умным и настойчивым в исполнении поставленной цели военачальником.

Слова старого воинам мне польстили, а в душу прокралось мнение о себе, как о далеко не последнем старейшине не рода, как я до сих пор считал, а племени, теперь известного в степи племени задаранов. И это значительно приподняло мою значимость в собственных глазах. Но тут опять заговорил тысячник Бардам, и его слова сразу вернули меня в настороженное состояние, которое мне сегодня было более необходимом, чем не совсем оправданное самомнение.

— А то, что ты погромил и ограбил северную окраину наших кочевий, — сказал он, — хан решил забыть во имя начала нашего союза. И не потому, что он проявил равнодушие к жителям того куреня, а потому, что те люди принадлежат его младшему брату Эрхэ-хара и были замечены в частых сношениях с найманами. В прошлом году, когда Хормого поведал Тогорилу все случаи встреч тех людей с подданными Инанч-бильге Буку-хана, он высказал пожелание послать надежных воинов и строго наказать тот курень, но никак не находился хорошо обоснованный повод. Так что твое нападение на них было принято как божье наказание людей, поселивших в душе измену.