Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 1

• Название: Таганский дневник. Кн. 1
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС, Авантитул
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-224-03282-2

В «Таганском дневнике» Валерия Золотухина отражено сорок без малого лет жизни Театра на Таганке. Это уникальное и наиболее полное издание будет интересно самому широкому кругу читателей как роман о жизни, смерти, любви, славе, человеческих страстях, дружбе и предательстве, где действующие лица — известнейшие актеры, режиссеры, писатели и поэты — В. Высоцкий, Ю. Любимов, А. Эфрос, Л. Филатов, Н. Губенко, А. Демидова, Ю. Нагибин, Б Полевой, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина и другие…

---

Молюсь за Женьку, в Ленинграде поставлю свечку во здравие моего образа. Господи, услышь!

18 ноября 1967

Я закончил эту книжку, нелюбимую книжку Зайчика. Она просит ее больше никогда не открывать, а на новой, тоже красной, сменить обложку или что-нибудь нарисовать.

19 ноября 1967

Ах, эта осень! Первый снег шел 13-го вечером. Я был в поезде и не преминул отметить это событие — первый снег. Это значит: одно кончается — наступает другое. Конец одного — начало другого. Как не кочевряжилась Осень — состарилась и она, в рухлядь обратился ее алый полушалок, забросала его белым пухом Зима, прикрыла бесстыжую наготу свергнутой королевы. Так и у меня: с Осенью ушла, кончилась Красная книжка и началась другая. Ушли в прошлое вчерашние заботы, дрязги, но пришли с этой новые. Вчера были у Рыжневых, пили чай, пригласили к себе на 22-ое на среду. Побегу на «Антимиры». Обиделся на весь мир, что не получается Женька — но ведь, как говорит Коля Маркарьянц: «Сами виноваты, сами виноваты».

— Погляди на меня внимательно, в мои глаза, на мою улыбку, походку, голос, манеру общения, язык, обороты речи — не зажирел ли я? Нет ли сытости в моем облике, нет ли довольства, удобства существования, успокоенности?.. Не потух ли в глазах огонек жадности, любопытства ко всему вокруг, нет ли усталости, важности, значительности в движениях? Как я сижу на стуле? Прочно, фундаментально иль все-таки могу еще сорваться с места вдруг, невзначай, внезапно? Как гляжу на партнеров: с пренебрежением, свысока? Я не боюсь зависти. Зависть — это хорошо, она разбудит, если вдруг закимарил, достиг. Я с ужасом смотрю на своих друзей. Я стал ненавидеть эти сытые, довольные рожи. Что это? Желчь кипит, разливается. Или справедливая неудовлетворенность, а может быть, обиженное самолюбие. И то, и другое. Все вместе. Конечно, обиженное последними событиями, неудачами самолюбие. Но ведь и раньше я замечал и говорил об этом и с Венькой, и с Зайкой, и с Полокой — наконец, сам с собой.

Почему всем так хорошо от самих себя, от сознания своего приоритета, кто раздал жезлы, кто развесил снисходительность на лицах, которые должны еще долго выражать тревогу, внутренний огонь, стремление взмыть вверх тотчас же, не разбираясь в обстоятельствах… Да, тяжело нести бремя таланта, устал от жизни, от славы, которой еще нет… Удовлетворились, насытились, мелкими подачками судьбы, фортуны… Тяжело стало ходить, делать лишний шаг, невыносимо трудно возразить сильному, а если возразить, то так, чтоб он не обиделся, а еще больше зауважал возражающего. Оттого хочется поругаться со всеми, разозлить, сказать такое что-то, чтоб челюсти у всех отвисли и уши сварились вкрутую.

20 ноября 1967

Начал осваивать балалайку по самоучителю, подаренному Мальцевым. Две «вещи» в кармане: «Перепелочка» и «Во саду ли». Фадеич, держись!!

О зазнайстве, самовлюбленности, самоуверенности.

Меня всю жизнь сознательную упрекали в зазнайстве и всех тех качествах, означенных выше. Меня не любили учителя, ученики, и друзей было сравнительно мало: один, два… в которых я сам пытался пробудить, взрастить зерно высокомерия и высшего назначения. Руководил моим духовным становлением Фомин, и он первый будил во мне эти свойства, но не ради самих только свойств, а ради пробуждения личности, самостоятельности. Тщеславие, снисходительность к окружающим тормошат силы внутренние, воспитывают волю, заставляют работать над собой, выделывать себя, пусть для корыстных целей, для того, чтоб быть лучше, талантливее, умнее прочих твоих сверстников, для того, чтоб прославиться и максимально использовать богом отпущенное… Такая корысть для меня пример, это уже не корысть, а желание вырваться из общего круга, из толпы… И я никогда не обращал внимания на этих серых, на мой взгляд, людей — учителей, которые обзывали меня публично — зазнайка, выскочка и т. д. Я не обижался на них, они только разжигали во мне огонь борьбы, и я даже сегодня благодарен им за это. Мои тогдашние враги принесли мне пользу. Для того чтобы иметь право на них смотреть свысока, я занимался, не терял времени зря, но делал это так незаметно, что казалось и не учу я уроки вовсе. Я нарочно скрывался и не учил на виду, а больше занимался любимым делом или тем, что хотелось…

Для того, чтобы бросить им плевок в рожу, я забросил со второй половины 10-го класса все посторонние дела, опять же по настоянию Фомина и засел за учебники. И сдал на медаль. В общем, мне нравилось быть зазнавшимся, я имел на это право и вжился в эту шкуру, и считал себя умнее, талантливее других, и это помогало мне быть таким. Но с некоторых пор, особенно последние 5 лет, я стал стыдиться этого, делать вид, что не думаю о себе так (на самом деле думая), но чем чаще прикидываюсь не собой, тем все больше становлюсь другим. А это, по-моему, совершенно напрасно и мне вредит. Надо доказывать делом свое преимущество, и разве я этого не делаю… Не надо прикидываться, надо и выглядеть так, как ты о себе думаешь, не стараться показаться скромнее, добрее, тише других. Зачем? Люди и в самом деле будут думать: «Ну, он мальчик скромный, он не позволит себе ничего такого». Когда, с каких пор я стал таким, я таким никогда не был и никогда не отличался скромностью, с какой стати я нагоняю на себя эту маску. К черту все! Трудом и талантом ценен человек и артист. Я скромный, тихий, рассудительный — да что такое — сели на шею и не слазят. Для того, чтобы роли получать, я таким прикидываюсь? Это не достойно меня, да и не так это. А свои роли я возьму все равно, рано или поздно, а не дадут, так пусть им будет хуже, стоит только их пожалеть за это. С сегодняшнего дня зазнаюсь, задираю нос, но работаю вдвое больше прежнего. Зазнаюсь и точка! Зачем изменять природу?

«Боязнь эстетики — признак бессилия».

Когда, с каких пор меня стала смущать эстетика?!

Р. S. Не всегда мне хочется быть пай-мальчиком. После хорошей зарядки и холодной воды — я зазнаюсь. Еще во время чтения хорошей книги.

24 ноября 1967

Заболел. Ангина. Кружится голова, вообще — слабость. Чихаю! Разрешили Кузькина. Ходят слухи — с понедельника начнем репетировать. Первую часть «Триптиха» надо придумывать, того, что есть, недостаточно — и это значительно слабее, водянистее и не в стиле, не в характере, сложившемся из двух последних монологов. То, что выдумано — звучит убедительнее.

3 декабря 1967

Кругом бело. Снег и светло. Неделю без строчки. Когда-нибудь последние 10 дней станут сюжетом романа. Но все к черту! Попытаюсь вспомнить основные события.

1. Разрешили Кузькина, и начали репетировать, но шеф, по-моему, на распутье. Не ожидал такого быстрого решения и не знает еще, по-моему, за что же взяться, кого приглашать режиссером и т. д.

2. Материал «Аптеки», за который я столько пережил и поскакал переснимать, говорят, удался, меня поздравил с ним Полока, на «Ленфильме» многие мне говорили об этом, как об удаче. Бог есть! Вот он как рассудил!

3. Но! Если «Аптека», снимавшаяся в такой суматохе, так нервно и хаотично, сумбурно, не разобравшись — удалась, то что же в таком случае — весь ранний материал — дерьмо?! Ведь вот в чем дело. Приходится сомневаться в сделанном.

4. Я искал страдание и нашел на свою голову приключений. Но, посмотрим, господа присяжные заседатели, мой пистолет еще заряжен.

5. Нифонтова… Странно все в жизни… Когда-то я собирал все фотографии, вырезал картинки с ее участием, следил за ней в Б. Истоке, изучал биографию, думал: на экзаменах в ГИТИС будут спрашивать о ней, об актерах… и вот мы снимаемся вместе, у меня роль главнее, но это не важно, важно, что встреча эта в какой-то степени связана с моими ранними стремлениями и она не приносит радости, удовлетворения, того же я боялся с Новиковым Б.К, но, к счастью, этого не было. Б.К только подтвердил мое сердечное к нему отношение и оправдал детские иллюзии. Не совсем точно я выразился здесь, об этом мне еще предстоит подумать и написать, как следует, это важно для меня. Артист есть артист, он тоже человек, но все равно он артист и умрет с этим званием, так уж будь любезен… «Не обмани самого себя…» Новиков не обманул меня. Нифонтова обманула — вот какое-то странное ощущение.

6. Самолет в Ленинград. Папка. В одном отделе пьеса «Живой» — главная роль, с репетиции главной роли я лечу на съемку главной роли — гордость распирает грудную клетку… но я боюсь.

7. Решил переложить на машинку «Триптих», кое-где раздаются голоса, что самая удачная — первая часть.

8. Я люблю Зайчика и мне дорог мой дом. Я не хочу отсюда ни в какое царство.

4 декабря 1967

В монахе произошла потеря святости, музыки сочинения, потеря характера, появилась жлобская, сильная циничная интонация — убрать и вернуться к первой редакции.

Теперь. В репетициях «Живого» ни в коем случае не зажиматься, не унывать, не попадать под давление, каблук режиссера, лучше меня Кузькина все равно никто не сыграет, от этого во всякую минуту проявлять уверенность и легкость, радость общения с текстом, пусть иной раз и внешнюю, ничего. И работать, работать.