Дина Лампитт - Замок Саттон

• Название: Замок Саттон
• Автор: Дина Лампитт
• Издательство: КРОН-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00180-9

Мистика и реальность, сновидения, сбывающиеся через столетия… Все это заставляет размышлять о чудесном и непостижимом, что существует в каждой человеческой судьбе.

События, происшедшие в Саттонском лесу много веков назад, зловещим образом сказываются на судьбе многочисленных владельцев прекрасного поместья Саттон.

Не минует дьявольская расплата и семьи Фрэнсиса Вестона, волей неумолимого рока втянутого в дворцовые интриги английского короля Генриха VIII и его жены Анны Болейн.

Древнее проклятие юной королевы Эдит и колдовские чары Анны приводят к гибели Фрэнсиса…

Прошли столетия, и новые владельцы замка Саттон — сначала газетный магнат лорд Нортклиф, а затем нефтяной король Поль Гетти — платят кровавую дань и пополняют список жертв страшного проклятия.

---

Король поспешил из Гринвича в Уолтхэм, а Анна Болейн уехала к отцу в Хевер. У нее было гораздо больше причин для испуга, чем у многих других, так как один из ее личных слуг заразился этой болезнью. Кардинал Уолси покинул Йорк Хаус и переехал в Мор, а герцог Норфолк уехал в замок Кеннингхолл. Фрэнсис Вестон, видя, как двор разбредается и покидает Лондон, решил, что и ему целесообразнее уехать в поместье Саттон.

Но были и такие, кто не смог сбежать вовремя. Сэр Уильям Комптон и сэр Эдвард Пойнтц, старые уважаемые друзья короля, умерли, а Уильям Карей — муж сводной сестры Анны Болейн — именно в этот момент прощался с жизнью. А в Мрачном доме рядом со «Святым Агнцем» в темной комнате лежал в одиночестве Захарий Говард, завернувшись во все одеяла, что он только смог отыскать, испуская пот из каждой частички своего тела. Его темные волосы, обычно такие пышные, сейчас сбились и прилипли к голове, а его глаза в изнеможении были закрыты. Но все-таки прежде, чем он был вынужден слечь в постель, он приготовил огромный кувшин сладко пахнущей жидкости по рецепту, которому его научила мать. Единственное, чего он не смог положить туда, были свежие листья малины, но он заменил их медом, розами и наперстянкой.

Теперь он лежал в лихорадке, постоянно потягивая напиток и вспоминая, как его мать ходила бесстрашно среди больных и умирающих, вливая им в рот свою травяную настойку, когда потница охватила их маленькую деревню в Норфолке. Он знал, что должен продолжать пить и пить. Знал, что, даже если его рука едва сможет поднять кувшин, он не должен допустить обезвоживание организма, так как это грозило неминуемой гибелью.

Весь тот день он боролся за жизнь, хотя в какой-то момент настолько ослаб, что потерял сознание и его рука, протянувшаяся за питьем, соскользнула на край кровати. И в этот момент к нему пришла мать.

— Захарий, — сказала она. — Проснись!

Он открыл глаза и нисколько не удивился, что видит ее. Она ничуть не постарела, а в ее светлые волосы был вплетен венок из незабудок, как маленькая корона.

— Захарий, — повторила она, — ты слышишь меня?

— Да, мама.

— Ты должен пить, малыш.

Она называла его так, когда он был совсем маленьким, и он подумал, знает ли она, что теперь он уже совсем взрослый мужчина, знает ли она, что сама умерла и пришла из тех мест, где отдыхают вечно, потому что ее сын был очень близок к смерти.

Он почувствовал ее руку, как легкое прикосновение зимы, на своей шее, когда она приподняла его голову и помогла ему пить. Все в комнате становилось туманным, и темнота сгущалась над ним. И вдруг он слегка приподнялся над постелью и увидел свое тело, которое лежало, как покинутая оболочка.

— Я умер, мама? — спросил он.

— Нет. Но ты очень близок к этому. Тебе нужно бороться, чтобы вернуться к жизни. Но прежде я тебе кое-что покажу.

И так же четко, как если бы он был в этой комнате, Захарий увидел своего отца — герцога Норфолка, истекающего потом и задыхающегося.

— О Боже, — воскликнул он. — Я должен поспешить к нему.

— Захарий, до этого еще две недели. У тебя есть время набраться сил для путешествия. Но прежде ты должен преодолеть пространство между собой и своим телом. Возвращайся!

Он собрал всю свою волю, но был слишком слаб.

— Я не могу.

— Ты должен, Захарий.

Он взглянул на нее, увидел голубые глаза, светящиеся неистовым огнем. Он вложил свою квадратную сильную ладонь — так похожую на ладонь отца — в ее замерзшие пальцы и был поражен силой, с которой она сжала его руку, когда стала тащить его вниз по направлению к его телу, к его оболочке, к той штуковине, которая когда-то была им самим и которая, как он смог разглядеть уже становилась мертвенно бледной.

— Я не хочу, — закапризничал он.

— И пусть твой отец умирает, не дождавшись твоей помощи?

Теперь он слышал громкие удары и понял, что это бьется его сердце. Мать прикоснулась губами к его губам и исчезла.

Через два часа доктор Захарий проснулся в ознобе. Жар прошел, потница отступила. Приподняв голову, он допил последний глоток напитка, завернулся в одеяла и впервые уснул нормальным спокойным сном. Закрывая глаза, он подумал, что был в бреду и мать приснилась ему, но на следующее утро, когда, ослабший, как исхудалая бездомная кошка, он поднялся с кровати, чтобы переодеться, то нашел на полу незабудку — она действительно приходила!

С этого момента Захарий методически занялся восстановлением сил, чтобы отправиться как можно быстрее в Норфолк. И хотя он знал, что его отец не может умереть — разве не ему было пред начертано судьбой прочесть смертный приговор Анне Болейн? — тем не менее он не мог позволить ему страдать. Он должен отправиться в Кеннингхолл как только будет в состоянии сидеть верхом.

Глупая девчонка, которая была у него в служанках, убежала из дома, едва только увидела, что у него начинается потница, и, конечно же, решила не возвращаться. Итак, он был вынужден все делать сам, что оказалось очень нелегким делом в его ослабленном состоянии. Однако пожилая женщина из «Святого Агнца», прослышав, что «колдун» заболел потницей, как-то робко постучала в дверь — скорей всего, чтобы убедиться, жив он или умер — и одарила его беззубой улыбкой искренней радости, когда он предстал перед ней в дверном проеме, бледный и измученный, но явно поправляющийся.

В тот же день старушка прислала ему пирог с крольчатиной и по блюду горячей плотвы и свиных ножек, сыр и вино. И, хотя он не смог съесть большую часть этого, на следующее утро он почувствовал, что аппетит вернулся к нему, и позавтракал селедкой и элем. В середине дня он поел устриц, говяжье ребро и бараньи ножки, вечером поужинал каплуном. На следующий день он оплатил ее счет и еще дал хорошие деньги, чтобы она сделала уборку в его доме, пока он будет в отъезде. Упаковывая в дорожную суму травы и медикаменты, которые могли ему понадобиться для отца, с чувством, близким к тому, что ощущает вышедший на волю узник, он слушал цоканье копыт своего коня, которого вывели из ближайшей конюшни и теперь запрягли.

И в дорогу! Прочь из зловонного Лондона — в направлении Челмсфорда, чтобы достичь его до наступления ночи. Ему нужно было проезжать по сорок миль в день, чтобы оказаться рядом с герцогом к моменту, когда потница настигнет его, и это при отвратительных дорогах, изрезанных глубокими колеями повозок. Остановки он делал только для того, чтобы залпом выпить кружку эля в полдень или нарвать на поляне свежих цветов и листьев, необходимых ему для снадобья. Отдых себе и коню он давал в придорожном постоялом дворе только после захода солнца, когда темнело, и он больше не мог видеть дорогу.

Отрезок дороги, построенный римлянами за Челмсфордом, дал ему возможность прибавить в скорости, но последние двадцать миль от Тетфорда до Кеннингхолла были покрыты ссохшимися под жарким солнцем комьями грязи. Конь осторожно выбирал, куда ступать, а сердце Захария сжималось от трепета, так как уже видны были башни замка и он знал, что ему предстоит пройти мимо второй жены отца, Элизабет Стаффорд, дочери старого врага Уолси, чьей кончине на плахе Ричард Вестон обязан Саттоном. Следовало считаться не только с Элизабет, но и с двенадцатилетним сыном герцога — единственным братом Захария.

К большому удивлению Захария, именно сам мальчик подошел к Надвратной башне, чтобы увидеть, кто тот нахал, что требует пропустить его к отцу так срочно, отказываясь уезжать и утверждая, что он прислан двором. Однако, как только предсказатель вошел в комнату, двенадцатилетний граф Суррей внезапно умолк, ибо под гривой черных, как вороново крыло, волос, он углядел черты Говарда, которые были присущи и ему самому: широкий нос, заостренный подбородок, глубоко посаженные глаза. Суррей уже не сомневался, что перед ним побочный член их семьи и, очень вероятно, сын его отца. Следом возникла еще одна мысль, что ведь этот мужчина лет на десять старше сто, а значит, незнакомец должен был бы стать графом Суррей, если бы не был внебрачным сыном. Все эти мысли сделали мальчика, не по летам развитого, еще более агрессивным, чем когда он собирался встретить незнакомца.

— Итак? — спросил он.

— Я приехал повидаться с герцогом Норфолком, — ответил Захарий. И подумал: «Если есть на свете гадкий ребенок, нуждающийся в порке, то он сейчас передо мной. Неудивительно, что герцог предпочитает спать с прачкой».

Его отец признался ему в последний раз, когда им удалось остаться наедине, что находит утешение в жарких объятиях прачки.

— Хотя она просто для плотского удовольствия, Захарий, но Элизабет такая холодная. Единственная женщина, которую я любил всем сердцем, была твоя мать.

Захарий вернулся к действительности.

— Мой отец болен потницей, и его нельзя беспокоить. Кто вы? — спросил Суррей.

— Доктор Захарий, лекарь Его Светлости. Он послал меня оказать помощь герцогу.