Дина Лампитт - Замок Саттон

• Название: Замок Саттон
• Автор: Дина Лампитт
• Издательство: КРОН-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00180-9

Мистика и реальность, сновидения, сбывающиеся через столетия… Все это заставляет размышлять о чудесном и непостижимом, что существует в каждой человеческой судьбе.

События, происшедшие в Саттонском лесу много веков назад, зловещим образом сказываются на судьбе многочисленных владельцев прекрасного поместья Саттон.

Не минует дьявольская расплата и семьи Фрэнсиса Вестона, волей неумолимого рока втянутого в дворцовые интриги английского короля Генриха VIII и его жены Анны Болейн.

Древнее проклятие юной королевы Эдит и колдовские чары Анны приводят к гибели Фрэнсиса…

Прошли столетия, и новые владельцы замка Саттон — сначала газетный магнат лорд Нортклиф, а затем нефтяной король Поль Гетти — платят кровавую дань и пополняют список жертв страшного проклятия.

---

Он мягко обратился к ней из полумрака.

— Мадемуазель Кэтрин, вы звали меня?

Она испуганно вскочила и сделала реверанс.

— О, сэр Джон! Я не видела, как вы вошли. Извините меня.

Он двинулся по направлению к ней. Вечерний свет освещал его лицо и падал на светлые глаза так, что они, казалось, сияли. Сегодня вечером он надел серебристый камзол, инкрустированный поддельными бриллиантами. Ничто не могло бы создать большего эффекта. Кэтрин, еще с обеда чувствовавшая странное состояние в груди и онемение в пальцах, сейчас ощутила еще и тяжесть внизу живота. Она безмолвно уставилась на него, и на ее лице любой мог бы прочесть явное восхищение.

Он очень тихо засмеялся.

— У вас такой вид, как будто вы увидели призрак, мадемуазель.

— Нет… я… это… я подумала, как ваша манера одеваться привела бы в восторг моего брата, — запинаясь, произнесла она.

— Я бы сказал, что истинный вкус присущ и его сестре, если это не прозвучало бы с моей стороны самодовольно. Но истинная правда, что ваша одежда подчеркивает вашу красоту. Сначала красное, теперь черное — явно драматический выбор.

Кэтрин не находила, куда отвести взор. Кровь стучала у нее в висках, а щеки полыхали.

Она пробормотала было избитую фразу:

— Вы оказываете мне слишком много чести… — А затем стала смотреть в окно, сосредоточив внимание на каком-то невидимом объекте за деревьями.

Лицо пройдохи снова смягчилось, и он сказал как ни в чем не бывало:

— Но вы зачем-то звали меня, мадемуазель Кэтрин? Произошло что-нибудь важное?

— О да, конечно. Речь идет о моей маме, сэр Джон. У нее лихорадка. Я послала за врачом из Гилдфорда. Она просит простить ее, что не может уделить вам внимание сегодня вечером.

Он принял сострадательный и задушевный вид.

— Я думаю, что лучше всего мне уехать, — с притворной печалью сказал он. — Я буду только мешать вам. Я завтра же уеду.

Ее глаза взволнованно заблестели, когда она ответила:

— Пожалуйста, не уезжайте, сэр Джон. Моя мама очень расстроится. Она умоляет вас не прерывать свой визит к нам. Она поручила мне попросить вас остаться.

«Прости меня, Боже, за эту ложь, — прошептала она про себя. — Но пока он не должен уезжать».

«Прости меня, Господи, за то, что я такой, как есть, — подумал Джон. — Но если я не буду вести себя осторожно, то соблазню эту девушку».

Он церемонно поклонился.

— Я поступлю так, как прикажет леди Вес-тон, — ответил он.

Они улыбнулись друг другу.

— Тогда прощайте до ужина, сэр Джон.

Кэтрин присоединилась к нему вновь спустя два часа, он предложил ей руку и галантно повел вниз по лестнице в Большой зал, где Жиль Коук, не моргнув и глазом из-за припозднившегося ужина, проследил, чтобы устроили знатное пиршество.

Его, впрочем, весьма удивило, что мадемуазель Кэтрин села во главе стола на место своего отца, а сэр Джон, пренебрегая условностями, сел прямо рядом с ней, оставляя пустым все пространство огромного стола и проигнорировав приличествующее ему как гостю место у дальнего края, но с другой стороны. Коук был удивлен, увидев, что после ужина сэр Джон тотчас же извинился и удалился в свою комнату.

В течение следующих пяти дней Кэтрин почти все время проводила в комнате больной матери, но ей стало казаться, хотя, по-видимому, она и ошибалась, что сэр Джон избегает ее. Он пунктуально являлся к завтраку, обеду и ужину, говорил с ней любезно и по-доброму, но после еды сразу же уходил, проводя большую часть времени в катании верхом, в игре в карты со слугами или играя на лютне с Жилем. Однажды, пока ее мать спала, девушка услышала, как он поет в саду чистым, приятным голосом, и подошла к окну. И вновь ощутила уже знакомую тяжесть внизу живота, являвшуюся при виде его всегда.

«Пресвятая Богородица, прости меня, — про себя сказала она, — но я уверена, что люблю его, а он вовсе не старый, я говорила так только по глупости. А теперь судьбой назначено ему стать моим свекром, и мой дух в ужасном смятении».

Вечером пятого дня, когда Мэг причесывала ей волосы перед ужином, она внезапно разрыдалась.

— Эй, Кэтрин! — старым и давно работавшим слугам в определенные моменты дозволялось обходиться без официальных обращений, — в чем дело, милая крошка? Это из-за сэра Джона, не так ли?

Девушка, всхлипывая, кивнула.

— Ты влюблена в него?

Кэтрин обхватила служанку за талию и уткнулась лицом в ее передник. Отвечать не было нужды.

— Тогда скажи ему, милая, откройся. Он кажется мне симпатичным парнем. Возможно, у него и дерзкое лицо, но в нем нет ничего дьявольского, понимаешь меня?

Она почувствовала, как Кэтрин кивнула.

— Тогда будь храброй. Он сам поймет, как правильно поступить. Зачем выходить замуж за сына, если любишь отца?

— Отчима! — раздался сдавленный голос.

— Ну и ладно.

Круглые голубые глаза Кэтрин устремили взор на нее, и на мгновение Мэг увидела в них выражение сэра Ричарда.

— Я сегодня же вечером скажу ему, Мэг. Все-таки лучше, чем тянуть по-прежнему.

Несмотря на твердо принятое решение, за ужином она была на редкость безмолвной и тихой, и после нескольких бессвязных вопросов и ответов о здоровье леди Вестон они молча приступили к еде. И только в конце ужина, когда подали фрукты, она обратилась к нему.

— Мне надо кое-что сказать вам, сэр Джон. Поэтому сегодня, если это не помешает вашим планам, мне бы хотелось не отпускать шута Жиля, а позволить ему спеть нам.

Он внимательно посмотрел на нее. Его чувства по отношению к ней — с одной стороны столь понятные, с другой, такие путаные — заставили его во время пребывания здесь держаться от нее как можно дальше, и он с усмешкой размышлял о мужской натуре и о том, какая разница между любовью и страстью. Его занимал вопрос, бывает ли настоящая любовь между двумя взрослыми людьми, или это просто зов жалкой плоти, благоприятно истолковываемый, чтобы сделать его приемлемым для души? Он покачал головой, не зная ответа, но Кэтрин неправильно поняла его.

— Вы бы предпочли что-то другое, сэр Джон?

— Нет, нет, пусть поет.

Она слегка утратила смелость, когда они оказались сидящими в галерее. Она приказала растопить камины и удобно поставить два кресла. Повинуясь ее указаниям, Жиль скромно пристроился в уголке в полумраке, откуда доносился только его голос. Отпустив всех остальных слуг, Кэтрин сама налила вино сэру Джону Роджерсу. Но вдруг поняла, что не в состоянии говорить, и они снова сидели молча, слушая мелодичный голос сердца, изнывающего от любви. Ведь шут всегда любил ее. И теперь он страдал, сидя в полумраке и видя ее с другим мужчиной.

Всю свою печаль он изливал в пении. Цыганское сердце ныло от его уродства, возраста и плебейского положения, навечно приговорившего его только молча благославлять землю, по которой она ходила. А для пары у огня музыка звучала призывно и зажигающе, так что рука Кэтрин невольно потянулась к руке сэра Джона, и в тот же миг его рука обняла ее руку.

И едва их пальцы соприкоснулись, ее робкий вопросительный взгляд встретился с таким обожанием в его взоре, а через мгновение он оказался на коленях у ее ног. Покрыв поцелуями ее пальчики, он потянул ее к себе, поставил на ноги и прижал к своему сердцу, которое, как она почувствовала, вдруг забилось сильнее.

И, подхватив ее на руки, он понес ее, прежде, чем она успела вымолвить хоть слово. Кэтрин знала, что настал момент, когда ей следует протестовать, умолять отпустить ее, звать Жиля на помощь, но вместо того она сделала жонглеру знак стоять на месте, ибо все ее тело охватила вдруг такая сладкая истома, и ей не хотелось, чтоб она прекращалась. Даже хуже, она ждала продолжения, хотела чтобы сэр Джон целовал ее в губы и делал с ней все, что хотел.

Вот так она оказалась обнаженной в его постели и ощутила недобрую боль утраты девственности, перешедшую в ритмически успокаивающие телодвижения, закончившиеся ощущением странного восторга.

Она лежала в темноте, прижавшись к его груди, и он произнес:

— Я нарушил все законы гостеприимства. Я заслуживаю смерти от рук твоего отца.

— О, сэр Джон, не говорите так. Я люблю вас. Я хотела этого.

Но он не слушал ее, а сказал в темноте:

— Кэтрин, я должен сказать тебе правду. Не только о себе, но и об Артуре.

Она вдруг совершенно по-детски спросила:

— А это добрая история?

— Да. Сказка для зимней ночи. Позволь мне зажечь свечу.

А в Длинной галерее, свернувшись, как пес, перед догорающим камином, спал шут. Он всхлипывал во сне, и в отблеске огня на его щеках были заметны следы от слез. Он видел, как его возлюбленную унесли, чтобы сделать женщиной, и, зная, что она сама желает этого, он не сказал ничего. И стены поглотили звуки его рыданий от безнадежности происходящего. Но и в грядущие века чувствительные натуры еще смогут расслышать его горький плач в песне об утрате единственной настоящей любви.