Сергей Мартьянов - Неурочный вылет

• Название: Неурочный вылет
• Автор: Сергей Мартьянов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1961

---

Сергей Мартьянов НЕУРОЧНЫЙ ВЫЛЕТ

Василий Сартаков проснулся, когда старинные часы с натужным хрипом и шипением пробили семь раз. Сегодня выходной день, торопиться некуда, но Сартаков, привыкший вставать рано, уже не мог больше уснуть.

Он достал папиросу, закурил и оглядел комнату: стеклянную горку в углу, круглый стол, накрытый тяжелой узорчатой скатертью, огромный фикус у окна в деревянной кадке. Вот уже второй год Василий снимал эту комнату у молчаливой одинокой старухи и мог с закрытыми глазами перечислить, где и какие находятся предметы и вещи. Он уже давно привык к ним и перестал замечать, но сегодня, в это длинное воскресное утро, они как-то сами лезли в глаза. Василий невольно сопоставил уютную домашнюю тишину с пыльным аэродромом, грохотом моторов, бесконечной суетней и многим другим,

без чего немыслима беспокойная профессия пилота гражданской авиации.

Докурив папиросу, Сартаков умылся. Потом надел новенький белый костюм. Собственно, нужды в этом особой не было. С приятелем синоптиком Воробьевым он собирался на Медвежий остров — отдохнуть, выпить, позагорать. Половина города приезжала туда по воскресеньям, и там с утра до вечера было шумно и бестолково как на базаре. Можно просто надеть рубашку и штаны, обуть тапочки на босу ногу. Но Василий напялил костюм, потому что после портновской мастерской ни разу не надевал его: не было подходящего случая.

Он уже хотел выйти на кухню позавтракать, но в это время на улице затарахтел мотоцикл, остановился около дома, и в открытом окне показалась физиономия авиатехника Дукена.

— Василий Давыдович, вас к начальнику!

— Зачем?

— Не знаю. Говорят, срочно надо.

— Полет, что ли? — переспросил Сартаков, мрачнея.

— Не знаю… Я жду вас. — И лицо Дукена исчезло за подоконником.

В кухне Сартакова остановила хозяйка, высокая пожилая женщина.

— Куда это? Вон завтрак готов.

— Некогда, Софья Мироновна. Вызывают.

Он вышел, резко захлопнув дверь.

Дукен уже оседлал мотоцикл.

— С ветерком, Василий Давыдович?

— Угу, — промычал пилот., усаживаясь на заднее сиденье.

Он любил быструю езду, уважал Дукена за его исполнительность и удаль, но сейчас, в недобром предчувствии, был угрюм и неразговорчив.

Паренек понимающе покосился на него.

Через минуту они уже мчались по окраине Усть-Каменогорска, мимо низких бревенчатых домиков.

…В кабинете начальника аэропорта сидел незнакомый Сартакову мужчина с румяным лицом и круглой бритой головой. На нем было теплое пальто с плюшевым воротником и драповые высокие калоши, какие обычно носят женщины и подростки. На v' коленях он держал маленький саквояж, а на саквояже— картуз. К столу была приставлена суковатая палка.

— Вот что, дорогой товарищ, — произнес начальник, разглядывая парадный костюм пилота. — Придется тебе этот роскошный «фюзеляж» сменить.

— То есть?

— Срочное задание, вылетать нужно, а некому. Вот товарища хирурга подбросишь, — начальник кивнул на бритоголового.

Хирург смотрел на Сартакова приветливо, кивая в ответ на каждое слово начальника, и это почему-то сразу не понравилось Василию.

— Куда? — спросил он.

— Нужно на Катон-Карагайские отгоны. Но там нет хорошей посадочной площадки. Так что смотри сам. Лучше лететь до рудника. Оттуда товарищ доктор на автомобиле поедет.

— Ну конечно, конечно! — засиял улыбкой хирург.

— Словом, бери погоду, полетный лист — и к самолету.

— Слушаюсь, — хмуро ответил Василий.

В дверях начальник на минуту задержал его:

— Учти, никаких фокусов. Человек пожилой, известный всему Казахстану.

— Ладно…

По дороге к самолету Сартаков молчал. Рядом с ним ковылял хирург, опираясь на палку. Он оказался не таким уж представительным и был немного смешон в своем теплом пальто с плюшевым воротником и в картузе. Пот так и струился по его толстому розовому лицу, но доктор храбро вышагивал под начинающим припекать солнцем, то забегая вперед, то отставая от пилота.

— Весьма сожалею, голубчик, что испортил вам хорошее настроение. Весьма… — заговорил он, льстиво улыбаясь.

Сартаков что-то промычал в ответ, неприязненно взглянул на доктора. Он не любил болтливых людей.

— Очень, очень, сожалею, голубчик! — сыпал хирург скороговоркой. — Я тоже мечтал о такой прекрасной вещи, как отдых, но нельзя — дело сверхсрочное.

— Что же это за дело? — спросил Василий.

— Апоплексия церебри, голубчик. Перелом свода черепа с явлениями сотрясения и сдавления мозга.

— Ого! — поднял брови Сартаков и перестал сбивать ногою ромашки, растущие вдоль тропы.

У самолета уже возился техник Дукен; мотоцикл его лежал на траве, словно стреноженный жеребенок.

— Ну как? — грозно осведомился Сартаков.

— Сию минуту, Василий Давыдович!

— Повозись мне еще! — прикрикнул Сартаков и стал облачаться в комбинезон, надевая его прямо на новенький белый костюм.

Подошел хирург:

— А вот это вы, голубчик, напрасно.

— Что напрасно?

— Да вот костюм свой не жалеете. Можно было бы съездить домой переодеться.

— Сами же сказали — дело сверхсрочное!

— Мало ли что сказал, — доктор вдруг скользнул по лицу пилота холодным взглядом. — А только геройство ваше ни к чему. Да-с.

— Ладно! Садитесь-ка побыстрее в кабину.

Доктор еще раз осуждающе посмотрел на него и

с неожиданным проворством взобрался на нижнюю плоскость.

— Видали брата милосердия? — ехидно шепнул Дукен и тут же осекся под строгим взглядом пилота.

— Скажи-ка лучше синоптику Воробьеву, что остров у меня накрылся.

— Джаксы!

Придирчиво осмотрев самолет, выкурив последнюю папиросу и затоптав окурок, Сартаков уселся в кабину, проверил наличие бензина и рули управления.

На старте взглянул на часы, натянул очки и взмахнул кожаной перчаткой. Техник по-Еоенному приложил руку к фуражке и ревнивым взглядом проводил убегающую машину. Комбинезон его надулся, как пузырь.

Подпрыгивая, самолет мчался по зеленому полю и, наконец, оторвался от земли. Внизу промелькнули граница аэродрома, дорога, рыжие, выжженные солнцем холмы. Василий сделал крутой вираж, земля пошла куда-то вбок и немного вверх, затем выровнялась, открывая взору Усть-Каменогорск с лентой Иртыша, лабиринтом улиц и крошечными людьми. Медвежий остров, длинный и, остроносый, стоял на реке, как дредноут.

Подлетая к нему, Сартаков вдруг резко снизил машину и промчался над самыми верхушками деревьев. Мальчишки на пляже торжествующе замахали руками, а рыболов, стоявший по колено в воде у противоположного конца острова, погрозил кулаком. Но Сартаков уже взмыл в небо и положил самолет на заданный курс.

Хирург побарабанил по плечу Василия и, когда тот обернулся, осуждающе покачал пальцем. «Ладно, — проворчал Сартаков, — в воздухе я хозяин». И уверенно повел машину над лесистыми взгорьями правобережья.

Пятьсот тысяч километров налетал пилот Сартаков. Всякое бывало с ним за десять лет работы в гражданской авиации. Однажды мотор заглох над горами, и Василий виртуозно посадил машину на прибрежной гальке, впритирку к речке. В другой — несколько часов подряд пробивался сквозь туман и все-таки выбрался. В третий — приземлился на неровной посадочной площадке в далеком ауле, чудом не сделав «козла».

Еще в летной школе инструктор Горюнов, пожилой рассудительный человек, поучал Василия:

— Ты, человече, не огорчайся, что на такой корабль попал, — говорил он в первый день их знакомства, величая «кукурузник» кораблем. — Правда, это не истребитель «Лавочкин», о котором мечтают многие юноши. Но фасон свой имеет. И даже преимуществами обладает: несложное управление — раз, короткий радиус виража — два, малая посадочная площадка — три, хорошо планирует — четыре. Да что тебе объяснять — сам увидишь. Словом, не вешай носа.

После школы Василий получил назначение в Ужгородский аэропорт. А два года назад его перевели в Казахстан, в Усть-Каменогорск. И сноТза полеты на «ПО-2», снова самые различные задания и воздушные трассы. Больше всего он любил летать над гористой, лесной частью области. И причудливые горные хребты, и синие дремучие леса, и серебристые жилки речек — все здесь напоминало полюбившееся ему Закарпатье. Даже летние пастбища для скота были чем-то схожи. Только в Карпатах они назывались полонинами, а здесь — джайляу. Но все равно названия были одинаково поэтичными.

Василий посмотрел в круглое зеркальце, прикрепленное к левой стойке машины. В нем покачивалось полное лицо пассажира, сидящего в задней кабине. Лицо было бледным и при сильной болтанке самолета искажалось болезненной гримасой. Очевидно, он тяжело переносил полет, но крепился, полузакрыв глаза и о чем-то думая.