Андрей Иванов - Вандемьер

• Название: Вандемьер
• Автор: Андрей Иванов
• Жанр: Современная проза

---

Андрей Иванов ВАНДЕМЬЕР

Философская повесть

Пролог

— О чем мы не договорили в Эрфурте, господин Гете? Вы, конечно, понимаете, что я уделил бы Вам много больше времени, кабы не русско-польские дела. Присядем на скамейку, теперь нам некуда спешить.

— Ваше замечание о противоестественности сцены с пистолетами в концовке «Вертера» долго не отпускало меня. Может ли чуткое и любящее сердце примириться с тем, что его обладатель станет совиновником трагедии? Согласившись передать Вертеру смертельное оружие, Лотта, знавшая из уст героя о возможности страшной развязки, должна всю оставшуюся жизнь страдать и терзаться. Я умело вышел из положения и все Вам объяснил — извините, мол, поэта, ему дозволены приемы!

— Однако, Вы не должны были оправдываться! Иногда человек совершает не только противоестественные, но и самоубийственные поступки. Даже понимая всю глубину пропасти, в которую падает. Грех — почти всегда сознательное падение. Другое дело — бегство. Безумное, нелепое, по-детски наивное бегство от жизни, от семьи, от профессии, наконец, от родины! Ведь в юности всем нам кажется, что мир легко изменим, а уж личные проблемы — те точно решаются в пять минут! Стоит только уяснить желаемое и проявить целенаправленность, непреклонность, волю. Увы, сколь много порой зависит от случая! Мне он служил исправно, хотя я наделал в молодости таких глупостей… любая из них могла бы бросить меня в небытие. Корсиканская революционная возня, парижские коммерческие авантюры, попытки женитьбы на богатых старухах, смены французского мундира на русский или турецкий — стыдно вспоминать! А вторая женитьба… Мои ворчуны сожалели: «Зря он бросил старую. Она приносила удачу и ему, и нам». Разумный человек с годами становится консерватором. На моем опыте этому не научишься.

— Я и сам полагал в 1813 году, что Ваше правительство будет еще долгим и успешным. Да, важно оценивать не сами события и их явные результаты — это обманчиво, но понять характер эпохи, ее тектонику. Осенью 1792 года я сознательно участвовал в походе против бунтующей Франции, о чем жалею. А в 13-м году мы оба неверно оценили степень крепости Вашей Империи. Видимо, чтобы вполне понять силу идеи, нужно проследить ее долгое развитие. Идеи, как растения. Некоторые угасают быстро. А вот этому вязу два века.

— Двести лет, говорите? Я не хотел ждать и двух…

Глава I APPLICANT[1]

1.

Синий поезд Москва — Варшава подкатил к перрону Центрального вокзала польской столицы. Из него в числе прочих пассажиров вышел среднего роста элегантно одетый молодой человек лет двадцати восьми. Выглядел он усталым, причем по весьма банальной причине. Примерно в половине пятого утра сотрудники брестской таможни грубо и бесцеремонно разбудили спящих пассажиров, многие из которых везли увесистую поклажу — то было начало расцвета «челночного» бизнеса.

Молодой человек, в детстве имевший кличку «Композитор», поскольку учился в музыкальной школе, пробовал разговаривать с попутчиками на темы, его весьма интересовавшие. Дело, на которое он решился, требовало энергичного поведения.

— Вы не знаете, сколько стоит один день пребывания в гостинице? — спросил он у темноволосого кавказца, заполнившего своими вещами половину купе. Кавказец удивленно посмотрел на спрашивавшего.

— А ты что, в гостинице что ли думаешь останавливаться? — ответил темноволосый вопросом на вопрос. — Я всегда ночую у знакомых. Один-два дня — больше там делать нечего.

— Но я собираюсь пробыть там дольше, — как бы в оправдание сказал Композитор. «Наши, по всей видимости, ничего не знают, надо спросить у поляков», — мелькнула верная догадка.

Мужчина лет сорока с добродушным лицом сидел на откидном кресле и читал газету.

— Простите, пан, вы мне не подскажете, сколько сейчас по минимуму стоит номер в гостинице? — несколько коряво задал вопрос Композитор. Варшавянин оторвался от газеты.

— Точно не могу сказать, но, думаю, тысяч пятьдесят, — с акцентом произнес он.

— А в какие гостиницы лучше обратиться?

— Дом научителя.

— Вы не напишете это по-польски? — Композитор достал авторучку. Варшавянин оторвал уголок у газеты и накарябал название гостиницы.

— А где она находится, как пройти от вокзала?

— Это каждый вам расскажет.

— Спасибо, пан.

Композитор записал перед поездкой пару сотен польских слов в блокнот, но запомнил только несколько. Выручало то, что все поляки хорошо или плохо, но говорили по-русски.

Композитор до позднего вечера стоял в коридоре и смотрел на совершенно неинтересный пейзаж. В первом часу ночи он пошел спать на верхнюю полку. Девушка-монголка, соседка по купе, не стесняясь, переоделась в длинную ночную рубашку и тоже легла. Колеса оглушительно стучали, вагон сильно раскачивало, из щелей дуло. Закутавшись в одеяло, Композитор попробовал забыться. Это удалось далеко не сразу.

Резкий голос «Таможенный контроль, просыпайтесь!» заставил вздрогнуть обитателей двухместного купе.

— Куда едете, зачем? — спросил молоденький лейтенант.

— В Варшаву, а затем в Пшемысль, к другу, — ответил Композитор. — По приглашению.

— Предъявите.

— Пожалуйста.

— Это что? — Лейтенант полез в сумку Композитора. Отдельно стояла «авоська» с продуктами.

— Это визитные карточки.

Визитки были двух разных видов. Кроме двух бутылок водки, крабов, икры и шампанского (все это предназначалось на продажу) в сумке ничего интересного не было, хотя Композитор вез с собой еще и некоторые печатные труды. Можно было успокоиться. Проштамповав паспорт, лейтенант вышел из купе. Поезд тронулся, но через некоторое время снова остановился.

По вагону прошли польские таможенники, но они не делали досмотр, только проверили паспорта и поставили свои штампы. Дорога на Варшаву была открыта. Поезд набрал ход.

«Прощай, великая страна. В обратную сторону я уже никогда не пересеку границу», — мысленно прошептал Композитор.

Только один человек на свете знал, за чем действительно он едет. И этим человеком была любимая жена героя, благословившая его на эту авантюру.

Что впереди? План был достаточно продуман, но как все обернется на деле?

В полвосьмого утра поезд подошел к перрону. Композитор соскочил на площадку. Пахло мерзопакостной гарью.

— Где можно получить информацию, где тут справочная? — Никто ему не ответил, все устремились к выходу. Композитор побрел вверх по лестнице. Увидев написанное латинскими буквами слово «информация», он вошел в огромный неуютный зал. На бумажке наш герой загодя написал три адреса, которые ему были чрезвычайно важны: банк, где он может обменять чек Внешэкономбанка на польские злотые, гостиница «Дом научителя» и… американское посольство. Усатый шатен быстро начертил напротив пометок Композитора точные адреса.

— Благодарю, дженькую.

Композитор вышел из здания вокзала.

Начало января. Снега почти не было, мороз щипал за колени. С сумкой через плечо и с авоськой Композитор медленно двигался вдоль серых угрюмых домов. Продавец аудиокассет включил магнитофон и морозный воздух пронзила красивая оркестровая музыка, название которой Композитор так никогда и не узнал.

Не забудем сказать о том, что наш герой был совсем недурен собой. К недостаткам его внешности можно было бы отнести короткую шею, которая ему досталась по наследству от отца, и некоторую сутуловатость — результат долгих бдений над шахматными фигурками. Он имел четко очерченный профиль, прямой нос, густые русые волосы и спортивную фигуру.

Что сказать о его характере? Он был добр, застенчив и мягок в обращении с людьми далекими, но становился удивительно жестким и требовательным к тем, кто хоть чуточку приближался к нему. Правила, применяемые к себе самому, он тут же распространял на ближнего, и тому становилось неуютно. Союз рано или поздно распадался.

— Мой друг, — как-то произнес его одноклассник и осекся, взглянув в серо-голубые глаза с огромными зрачками. Он увидел дистанцию, которая безусловно предполагалась выражением этих глаз.

Учителя относились к нему по-разному. Одни обожали умницу и красавца, другие откровенно не любили неподатливого торопыгу. Поспешность в действиях и словах он постепенно изживал с возрастом, но в юности всегда стремился выпалить все сразу. Он знал наизусть любимые книги и поражал этим товарищей.

Однако, пожилая толстая еврейка, учительница литературы, достаточно равнодушная к детям, безжалостно не замечала его способностей.

Позже произошел случай, который заставил ее изменить мнение. Из нескольких предложенных тем сочинения Композитор выбрал «Кутузов и Наполеон». Его «трактовка образа» Бонапарта не имела ничего общего с написанным в учебнике.