Мартина Моно - Нормандия - Неман

• Название: Нормандия - Неман
• Автор: Мартина Моно
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1963

Роман «Нормандия — Неман» представляет собой художественное изложение действительных событий. Все в нем абсолютно достоверно, и вместе с тем все полностью вымышлено. Чтобы сохранить должную пропорцию между эпизодами эпопеи, развертывающейся на протяжении трех лет, автор романа, как и авторы одноименного фильма, допустил некоторые вольности и свел к двадцати число основных персонажей, наделив их чертами, заимствованными почти у двухсот французских и русских летчиков, павших в боях, пропавших без вести и живущих в наши дни.

---

— Русский обычай, — ответил Кастор. — Он сказал: от всего сердца.

Ажиотаж около грузовичка достиг своего апогея. «Мы похожи на толпу женщин в универсальном магазине в день получки», — думал Вильмон. Впрочем, это вовсе не мешало ему, подобно товарищам, примерять сапоги и ушанки. Рядом с ним Буасси примерил уже семь полушубков, когда русская девушка-солдат решительно накинула ему на плечи еще один.

— Полушубок, — сказала она.

— По-лю-шю-бок? — повторил Буасси.

— Да! — подтвердила восхищенная девушка. ч- Ну вот, — сказал Буасси, — по крайней мере я буду знать одно русское слово.

И он оставил себе полушубок.

Доктор щеголял в полушубке, способном упрятать троих таких, как он.

— Ты похож на медведя, — заметил Казаль.

— Да, вы правы, но на ученого медведя! Вы улавливаете эту тонкость?

Вилъмон примерял шапки. Он выбрал одну, которая ему понравилсь, но в это время к нему подошла девушка-солдат. Решительным движением она сдвинула шапку на его голове чуть набок.

— Вот так! — сказала она по-русски.

Вильмон не понял, что она сказала, но это и не имело значения-. Он вытащил из кармана два значка Свободной Франции. Один — чтобы приколоть на шапку, другой — подарить девушке. Она покраснела и наградила его ослепительной улыбкой. Девушка отошла, и Вильмон увидел, что старшина эскадрильи Лирон пытается придать своей шапке такой же крен, как у него. Он подошел к нему и спросил:

— На кого я похож?

Лирон, оглядев его полушубок, шапку и сапоги, ответил:

— На русского.

Вильмон вспомнил вопрос, который он задавал. себе, слушая речь генерала. Он уже знал первую часть ответа. Лирон невольно подсказал ему вторую. Простота Комарова его подкупила, и он вспомнил слова Марсе-лэна: «Там, куда мы отправляемся, лицо командира имеет большое значение». Лицо генерала тоже много значит, особенно когда выпадет случай на него посмотреть. Лицо Комарова ему нравилось. Вильмон всегда ненавидел высокопарность, и сейчас ему было очень неприятно думать, что — хотят они того или нет — для этой охваченной войной страны, оккупированной почти до самой Волги, с заводами, вывезенными на восток, с партизанами в тех районах, которые в учебниках географии называли Европейской Россией, — хотят они того или нет — для нее они олицетворяют Францию. Как это трудно — нести на своих плечах тяжесть ответственности за родину! Как это волнует!

— Бенуа, — обратился он к товарищу, — ты не задумывался над тем, что для всех этих людей мы представляем Францию?

— Я думал об этом, — ответил Бенуа. — Нелегкая работка!

Майор Марселэн надел подаренный Зыковым комбинезон. Он очень хорошо знал, что ему нужно делать. Он понимал связанный с этим риск, но в то же время и оценивал его необходимость.

Русские были очень приятны, просто очаровательны. Но французы пока походили на группу туристов, которых возят из города в город, из гостиницы в гостиницу. Майор Марселэн считал необходимым определить их намерения более точно. С этой мыслью он подошел к самолету Зыкова и осмотрел его с самым живым интересом.

— Ваш «як» похож на наш «девуатин», — заметил он. — Мне бы хотелось ознакомиться с ним по-настоящему… Вы позволите, господин генерал?

Генерал Комаров позволил. Точнее, он приказал капитану Сарьяну объяснить французу все, что тому могло показаться неясным в управлении самолетом. Еще точнее — он улыбнулся Марселэну совсем мальчишеской улыбкой, улыбкой заговорщика. А капитан Сарьян оставался невозмутим. Взобравшись на крыло, он закрыл фонарь над устроившимся в кабине Марселэном. Затем обернулся к Комарову;

— Мне кажется, он разбирается, но..*

— Пошел, — приказал генерал.

Сарьян побледнел.

— Но если…

— Хватит, — сказал Комаров. — Завтра за все «если» будешь отвечать ты, а сегодня — я!

И не допускающим возражения тоном повторил:

— Пошел!

Марсёлэн вырулил к старту и оторвался от дорожки. Он был совершенно спокоен. «Вы показали нам себя. Отлично! Вы нам понравились. Теперь мы покажем, чего стоим мы. То, что я сделаю, будет сделано не ради хвастовства, а просто потому, что я командир. Если я разобьюсь, будет новый командир. И я знаю, так или иначе, но он сделает то же, что и я. Для того чтобы 0. хорошо вместе сражаться, нужно хорошо знать друг друга, — я сейчас познакомлю вас с нами».

На земле воцарилась тишина. Французы следили за самолетом своего командира. Около грузовика стояли, задрав головы к небу, девушки-солдаты. Смотрели вверх и советские летчики. Рядом с Комаровым — Синицын и Сарьян. Зыков чувствовал себя именинником. Конечно, он находился под арестом, но ведь Марселэн летел на его самолете. И он, как знаток своего дела, оценивал фигуры, выполняемые французским майором, его риск, ловкость, уменье владеть самолетом, на котором он летит впервые. А когда майор сделал особенно низкую бочку, он с восхищением пробормотал:

— Мне кажется, не я один буду праздновать «на губе» день франко-советской дружбы!

Комаров обернулся и бросил на него убийственный взгляд.

— Скажешь французу, что если он повторит…

— Можете на меня положиться, товарищ генерал, — ответил Зыков, — я отлйчно знаю, что нужно говорить другим.

У французов тревога рассеялась. Они впервые видели Марселэна в воздухе и с радостью отметили его мастерство. Командир вовсе не обязан быть лучшим пилотом, но если он оказывается им, то при известных обстоятельствах это вовсе не плохо!

— Орел! — пробормотал Буасси.

— Их «як» тоже орел, — сказал Бенуа.

И, повернувшись к русским летчикам, он в знак восхищения показал большой палец.

— «Як» — карашо! — крикнул он.

Ему ответил генерал Комаров. Он услышал слова француза и, повторив его жест, сказал:

— Ваш командир — тоже хорошо!

Это был медовый месяц. Однако свадебные путешествия никогда не затягиваются, да и капитан Сарьян не отливался романтическим характером. Он превосходно понимал, чего стоят советскому правительству самолеты. Когда он вспоминал, какими были Доверенные ему самолеты и какими они стали теперь, ему становилось грустно. Не все французы были такими мастерами, как Марселэн. Первые же дни тренировочных полетов принесли много поломок. Сарьян знал, что они неизбежны. И все же он тяжело переживал каждую аварию, словно ранили его самого.

Мюллер зацепил за что-то крылом, чудом не перевернулся… Виньелет сел на брюхо, самолет пропал…

— Он ранен? — спросил Сарьян.

— О нет! — ответил механик, докладывавший, как было дело. — И он начнет сначала…

Что до Перье… Перье был чемпионом происшествий. Если бы ему позволили, он гробил бы по самолету в день. Сарьян сначала был к нему снисходителен: такой молодой! Но это чувство быстро прошло. Когда у летчика триста летных часов, можно ожидать, что он имеет хоть какие-то навыки. А у Перье их было немного. Он систематически разбивал самолеты и каким-то чудом сам отделывался очень легко. Но зато ремонтникам работы хватало. Сарьяна раздирали глубочайшие внутренние противоречия. Для него самолет — это не только летчик. Это еще и рабочие далекого авиационного завода в Средней Азии, строящие самолеты для фронта; это драгоценное горючее, которое дают для самолетов, но. которого не хватает для танков, или это валюта для покупки самолетов за границей. Поколение Сарьяна знало, что такое бремя импортных закупок… И что такое немцы на Волге! Самолет не игрушка.

Сколько " молодых летчиков осваивают новые само-леуы, и, конечно, при этом не обходится без поломок. Он знал, что они неизбежны* и мирился с этим. Но число аварий у Перье переходило все границы. И если вдуматься в последние данные, то у Виньелета тоже…

Но среди французов были блестящие летчики. Разумеется, Марселэн. Потом Леметр, Вильмон, Бенуа, Буасси, который для своего механика Иванова стал продето кумиром. Иванов выучил французскую фразу: «Мой француз — чемпион!» Это защищало Буасси от любых нападок. Дюпон тоже летал неплохо. В общем почти все они были хорошие летчики. Сарьян отлично ужился бы с ними, если б ему не приходилось отвечать за каждый погнутый болт. Но всякий раз, когда какой-нибудь учебный самолет разбивался при посадке из-за неопытности летчика, он не мог заставить себя не думать о вывезенных на восток цехах, об эвакуированных рабочих, живущих в бараках, и особенно о положении на Волге.

Капитан Сарьян обнаружил, что он не терпит ошибок, свойственных дилетантам.

Пока Сарьян вел счет искалеченным шасси, перегретым моторам и списанным в утиль самолетам, в общей столовой для русских и французских летчиков дела шли неплохо. За завтраком доктор сетовал, что свежего мяса дают много, а водки не дают. Казаль в который раз объяснял ему, что водку получают по сто граммов за каждого сбитого фрйца и что если он хочет понюхать водки, то ему ничего другого не остается, как подняться в воздух и сбросить на землю четверых-пятерых фашистов! Доктор ответил лишь неопределенным бурчаньем, осуждая одновременно котлеты, фрицев, Казаля и чай.