Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07

• Название: «Если», 2012 № 07
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Евгений ЛУКИН. ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА ВТОРОГО ПОРЯДКА

Известный писатель вернулся в родные места, но ситуация оказалась настолько фантастичной, что пришлось восстанавливать последовательность событий.

Аллен СТИЛ. НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ

Кеннеди и Хрущев об этом так и не узнали… Да и что бы они сумели сделать?

Юджин МИРАБЕЛЛИ. ПОГОВОРИМ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ?

Вот что бывает, когда у вас в квартире начинает петь вода.

Пьер ЖЕВАР. СКОЛЬКО ВСЕГО СЛУЧИЛОСЬ…

На самом деле все произошло не так, как в действительности.

Джек СКИЛЛИНСТЕД. ЦИФРОВОЙ ПУДЕЛЬ

Есть вещи куда более важные, чем копирайт.

Тимур АЛИЕВ. E-MAN

В компьютерную эпоху у людей в головах заводятся не только тараканы.

Анна КИТАЕВА. ДЕНЬ ПРИОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ

Одна из самых популярных тем в фантастике — попытка изменить собственное прошлое, но здесь с неожиданным «техническим» решением.

Александр БАЧИЛО. НЕ НУЖНЫ

Да кто же, в конце концов, эти инопланетяне?

Евгений ГАРКУШЕВ. БАРСУКИ

Вот бы порадовался Гринпис!

Дмитрий БАЙКАЛОВ. НЕ ЗАРЕКАЙСЯ…

Твой дом — тюрьма. Космическая.

Аркадий ШУШПАНОВ. ПОСМЕЁМСЯ «ПО-ЧЁРНОМУ»

Зачем разрываться между фантастикой и юмором, когда их можно объединить, решил Барри Зонненфельд — и сделал «Людей в черном».

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Все супергерои в одном флаконе! Не случилось бы передоза.

Владислав ГОНЧАРОВ. ЗАЧЕМ МЫ ИГРАЕМ?

Взгляд изнутри человека, который и в самом деле знает, зачем и как.

РЕЦЕНЗИИ

Говорят: «Друзей не выбирают». А книга, как известно, лучший друг. И не только потому, что умный. Но еще и потому, что всегда оставляет право выбора.

КУРСОР

На «Интерпрессконе» доказали: биографическая работа об авторе вполне может победить при голосовании фэнов монографию самого писателя.

КОНКУРС «РОСКОН-ГРЕЛКА»

По традиции, знакомим читателей с одним из рассказов-лидеров.

ПЕРСОНАЛИИ

Это как своеобразный ежемесячный ритуал: почитал тексты, познакомься и с авторами.

---

Разве можно спать под такой трезвон? Нельзя! Значит, муж не спит. Тогда почему не открывает? Воображение подбросило ей десяток картин, одна страшнее другой. Вовка на кровати, навзничь, голова свесилась с края. Вовка в горячей ванне, закатившиеся глаза сверкают белками из-под воды — остановка сердца. Вовка на кухонном полу, лужа крови расплывается под головой — полез на антресоль за заначкой, упал…

— Явилась, змея подколодная?

Оказывается, она ревела, закрыв глаза и вцепившись в дверной косяк, как утопающий в последнюю доску развалившегося корабля. Вовка стоял в дверном проеме, покачиваясь. Палец Людмилы соскользнул с замученного звонка.

— Ты почему не открывал? Я уже черт-те что передумала!

Муж чуть посторонился, пропуская ее в прихожую. Его кренило вперед под углом градусов тридцать к вертикали.

— Й-я у себя дома! — с пьяной надменностью возгласил Вовка. — А ты еще должна заслужить, чтобы я тебя впустил! Где шлялась? От любовника приползла?

Людмила бочком протиснулась мимо него, зацепив ногой пустую бутылку. Плохо. Очень плохо. Но еще не самое худшее. Как в анекдоте: ну, ужас, но не ужас-ужас-ужас…

— Дверь закрой, — попросила она. — Соседи услышат.

— Пусть слышат! Пусть знают, что у меня жена шлюха!

Людмила смахнула слезы тыльной стороной ладони и выбралась из туфель.

— Вовочка, — попросила она самым мирным, самым успокаивающим тоном, — не кричи, пожалуйста. Ты же знаешь, что не прав. Ну пойдем отсюда, пойдем в комнату.

— А пошла ты!.. — выругался Вовка, развернулся и деревянно зашагал в спальню.

Людмила украдкой выдохнула и беззвучно закрыла входную дверь.

Соседи, конечно, знали о них все, но зачем же позориться лишний раз? На цыпочках Людмила заглянула в спальню и вздрогнула. Она ожидала, что Вовка упал на кровать и вот-вот захрапит. Но муж маячил посреди комнаты в неестественной позе, как поломанный манекен, и впивался в нее взглядом, полным ненависти.

— На колени! Проси прощения!

Людмила попятилась. А вот это ужас-ужас-ужас, отстраненно подумала она. Несколько раз уже бывало, что от жалости к себе и скандальных обвинений Вовка переходил к ярости. Но никогда еще это не случалось так быстро.

— Й-я сказал!

Он шагнул к Людмиле, больно вцепился ей в плечо, она дернулась, но Вовка держал крепко. Хоть трезвый, хоть пьяный, он был куда сильнее жены. Приблизив лицо, Вовка зашептал, горячо дыша на Людмилу смесью вчерашнего перегара и недавно выпитой водки:

— Убью тебя, сука! Убью, и меня оправдают! Но ты жить не будешь!

Одним движением он швырнул ее на пол. Людмила вскрикнула от боли. Муж возвышался над ней — огромный, страшный, с перекошенным лицом.

Чужой человек. Даже не человек — чудовище.

Из детской памяти выплеснулась мгновенная картинка. Она на высокой кровати (вернее, кровать кажется ей высокой, она лишь недавно научилась сама забираться на постель и спускаться на пол), смотрит издалека на то, что происходит в углу комнаты. Мать скорчилась на полу, обхватила голову руками, воет в голос. Пьяный отец громко ругается и с размаха бьет мать ногой. Дальше — ничего, провал.

Мама, я не хочу, чтобы муж меня бил! Я никогда не выйду замуж, мама!

Соврала.

Вышла.

Дура.

— Вовочка… — всхлипнула Людмила. — Не надо, Вовочка. Прости меня…

Чудовище нагнулось к ней, впилось стальными пальцами, дохнуло ядом:

— А, прощенья просишь? Значит, есть за что!

В коридоре хлопнула дверь.

— Вовочка, пусти, Виталик вернулся! — заволновалась Людмила. — Отпусти, пока он не увидел!

Муж придавил ее коленом к полу, обжег ненавидящим взглядом.

— Пусть видит! Он должен знать, что бабы стервы!

Людмила задергалась и обмякла. Хуже боли был стыд, незаслуженное унижение и ожидание еще худшего унижения. Сейчас сын увидит ее распластанную на полу, раздавленную, пресмыкающуюся…

— Отец, прекрати немедленно!

Голос Виталика зазвенел и сорвался.

Людмила повернула голову, взглянула сыну в лицо снизу вверх.

Подросток смотрел на отца с ненавистью. А на нее не смотрел вообще.

— Та-ак…

Людмила почувствовала, как колено убралось с ее груди. Мужчина распрямился в полный рост, угрожающе навис над подростком.

— Это кто тут права качает? Давно я тебя не порол! Думаешь, вырос уже, на отца гавкать?

— Нет! — выкрикнула Людмила.

Муж обернулся к ней:

— Тебя не спросили!

Она увидела, как сын закусил губу, как побелели костяшки его пальцев, сжатых в кулаки, и заторопилась:

— Виталик, ну что ты! Разве так можно? Извинись перед папой. Извинись сейчас же! И не вмешивайся, когда родители… разговаривают.

С облегчением Людмила увидела, как Виталик разжимает кулаки. Но в следующий миг она поймала взгляд подростка и задохнулась, такое презрение было в нем. «Тряпка, — говорили ей глаза сына. — Ничтожество. Он тобой пол вытирает, а ты?»

— А идите вы… оба! — процедил Виталик.

Хлопнула дверь его комнаты.

— П-потому что! — возгласил Вовка, покачался с пятки на носок, тремя угасающими шагами добрался до кровати и упал лицом вниз. Через минуту раздался его придавленный храп.

Не чувствуя ног, Людмила выбралась в коридор. Из-за двери сына гремела неудобоваримая музыка, по-иностранному завывал истерический высокий голос. Людмила подергала ручку — заперто. Она прошла на кухню, налила воды из-под крана, выпила залпом. Поставила чайник на плиту. Налила еще воды — запить таблетку, но вместо того чтобы принести из прихожей сумку или полезть в аптечку, рухнула на табурет, закрыла лицо ладонями и затряслась в рыданиях.

Осознание только что случившегося смяло Людмилу и вышибло из нее дух. Что же она наделала! Виталик повел себя как взрослый. Вступился за мать. А она? Испугалась, что муж бросится бить сына. Рванулась помешать этому любой ценой. Выбрала глупую, неуместную роль родительницы, выговаривающей ребенку за проступок, потребовала извиниться… И потеряла уважение Виталика, в точности как когда-то ее мать потеряла уважение своей дочери.

— Мама… — прошептала Людмила. — Прости меня, мама.

В один миг она поняла все и ощутила свою жизнь не как привычный набор ярких картинок, а как логическую цепочку выборов и следствий. «Посеешь поступок — пожнешь привычку. Посеешь привычку — пожнешь характер. Посеешь характер — пожнешь судьбу». Когда-то она выписала эти слова круглым школьным почерком в заветную тетрадочку, но никогда до сих пор не понимала их истинного значения. А теперь, словно в мозгу у нее зажегся мощный прожектор и высветил все закоулки, Людмила увидела, как ее собственные поступки складывались в судьбу.

Это понятно, ведь в первой жизни она не знала, что будет дальше, а сейчас знает.

Приступы ярости у Вовки станут случаться все чаще. Однажды он подобьет ей глаз и рассечет веко, придется наложить швы. В другой раз покалечит руку. Избитая, униженная, Людмила будет делать вид перед сыном, что все в порядке. Виталик замкнется, перестанет с ней разговаривать, а вскорости и сам начнет пить. У Людмилы станут случаться сердечные приступы. Последней радостью в ее жизни останутся конфеты и прочие сладости, быстро растущий вес нагрузит и без того больное сердце.

Когда ее в очередной раз увезут в больницу, ушедший в запой Вовка рухнет на пол в коридоре, парализованный инсультом. Сын ненадолго зайдет домой, переступит через тело отца по пути в свою комнату и второй раз на обратной дороге. Вернувшись из больницы, Людмила найдет Вовку в коме, вызовет врачей, они спасут мужа… и она еще два года будет ухаживать за проклинающим ее паралитиком. Она простит Виталика, хоть и нескоро. А вот Виталик ее не простит.

Сын женится на случайной девице, забеременевшей после пьянки. Когда Людмила в первый раз увидит, как он дает пощечину жене, она выпьет десятерную дозу снотворного. После лечения в психиатрии тяга к сладкому усилится. С работы она уйдет, не дожидаясь пенсии. Квартиру они разменяют, когда Виталик разведется с женой. И старость Людмила встретит в гостинке на Троещине одна, никому не нужная, заедая тоску пирожными в напрасном ожидании, что позвонят сын или внук…

— Нет! — громко сказала Людмила. — Я так не хочу!

Слезы высохли на глазах. Вместо жалости к себе она ощутила злость и нежданный прилив энергии.

— Все будет иначе! — снова вслух сказала Людмила.

За этим она и вернулась. Чтобы исправить то, что нужно исправить. Чтобы прожить жизнь так, как надо. Это совсем несложно теперь, во второй раз, когда она знает как. Надо лишь совершать правильный выбор и ничего не бояться.

Жаль, конечно, что чудо-доктора не сумели вернуть ее в тысяча девятьсот восемьдесят девятый. В те самые звенящие, беззаботные семнадцать, когда впереди была вся взрослая жизнь, когда все двери были распахнуты настежь, а не приоткрыты, как сейчас. Но лучше приоткрытые двери и тридцать восемь лет, чем наглухо захлопнутые и семьдесят шесть… Хотя, вдруг подумала Людмила, и в семьдесят шесть еще, пожалуй, можно что-то изменить! Главное — действовать, а не жалеть себя, перебирая картинки в тускнеющей памяти.