Светлана Шипунова - Дураки и умники

• Название: Дураки и умники
• Автор: Светлана Шипунова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Публицистика
• Год: 1998
• ISBN: 5-235-02319-6

В молодежной газете южного города Благополученска работает компания умных, веселых и беспечных журналистов. Они любят свою газету, друг друга и, кажется, ничто не может нарушить привычного хода вещей, даже такое событие, как смерть Брежнева... В этот день в редакции происходят события, о которых рассказывается в первой части газетного романа. Но уже в следующей части мы встречаемся с теми же героями спустя пятнадцать лет, в напряженной обстановке постперестроечных перемен. К тому же в Благополученске разворачивается кампания по выборам губернатора области. Одним из десяти претендентов на этот пост неожиданно для всех становится бывший сотрудник молодежной газеты. Выясняется, что его кандидатуру поддерживает Москва, но не хотят поддерживать бывшие коллеги, и на это у них есть свои причины...

Роман представляет собой своеобразную пародию на российские выборы и сатиру на современную российскую журналистику.

---

Но Зудина уже и след простыл, он в это время мчался в сторону клуба железнодорожников. Там он вышел на сцену в строгом и скромном сером костюме с галстуком, в пояс поклонился залу, объявил, что с детства любит советские и особенно военные песни и что, если его изберут губернатором, он сделает все, чтобы старикам жилось спокойно и хорошо до самой смерти. После чего поцеловал ручку Алевтине Сандуновой, обнялся с Иосифом Кацем, успев шепнуть ему: «Вас Фуллер просил заехать за расчетом», и широким жестом пригласил всех зрителей в фойе клуба, где их ждал небольшой сюрприз. В фойе несколько бойких молодых людей, одетых в форму Макдональдса, бесплатно раздавали продуктовые наборы, в которых были: банка сгущенки, банка печени трески, пачка чая и пачка импортного печенья. Старики выстроились в очередь и даже приготовили ветеранские удостоверения, но выяснилось, что предъявлять их не надо, дают всем, тогда они еще плотнее сдвинулись, нетерпеливо подталкивая впереди стоящих и строго следя, чтобы никто не влез без очереди. На пакетах была все та же улыбающаяся физиономия и надпись: «Я сделаю вас счастливыми! Ваш Евгений Зудин».

И целый день, и весь вечер телевидение Благополученска крутило рекламные ролики, сделанные по единому принципу:

«Не платят пенсию? Голосуй за Зудина!». «Душат налога? Голосуй за Зудина!». «Течет кран? Голосуй за Зудина!» и даже — «Болит живот? Голосуй за Зудина!».

— Убить его, что ли? — мрачно говорили к концу этого дня в штабе Рябоконя, а в штабе Гаврилова боялись даже наведаться к своему кандидату. Сам Паша беспрецедентную акцию Зудина расценил как личное предательство мэра Бла-гополученска Эдуарда Скворцова.

— Продал, все продал, на живые деньги позарился, делай, что хочешь, — город твой! Предатели, одни предатели кругом, — он беспомощно обводил глазами свой кабинет, мысленно уже прощаясь с ним.

Тем временем сам мэр Скворцов — единственный представитель старых кадров, усидевший на своем месте в новые времена, — объезжал город в автомобиле с затемненными стеклами, нигде не выходил, а только смотрел через эти стекла на происходящее, и оно ему нравилось. Городской бюджет, как, впрочем, и областной, был пуст, а город надо было готовить к зиме, которая наступает в Благополученске поздно, только под Новый год, но все же наступает, так что деньги нужны позарез, и, если кто-то платит их только за то, что займет на пару дней все равно пустующие площади, парки и бывшие дворцы культуры, да при этом еще и развлечет население, отчего же и не согласиться и деньги не взять! Казне хорошо и людям приятно. То обстоятельство, что тем самым он, мэр Скворцов, помогает на выборах одному из соперников действующего губернатора Гаврилова, его ничуть не смущало. Как это часто бывает, мэр областной столицы и губернатор области друг друга недолюбливали, хотя публично этого и не показывали. Скворцов считал Гаврилова слабее себя и практически ему не подчинялся, держался автономно. Что же до Твердохлеба, то в нем он видел по крайней мере ровню себе и попадать под его влияние не очень-то хотел. Выходило, что больше всего его устроил бы на посту губернатора именно вот этот парень — Зудин, тогда Скворцов сам мог бы диктовать ему, что делать и как. Прямо он в предвыборную борьбу не вмешивался, но про себя болел за Зудина.

Субботние мероприятия продолжались в Благополученске до поздней ночи, но оказалось, что и это еще не все. Самое главное действо было развернуто на следующий день, в воскресенье, в здании городского цирка, также арендованного штабом Зудина. Объявление в газетах, по телевидению и на всех трамвайных остановках извещало, что участников встречи кандидата в губернаторы с избирателями ждет не только большая эстрадно-цирковая программа, но и сеанс гипноза известного целителя Викентия Лошака, излечивающего сердечно-сосудистые, нервные и кожные заболевания, а также желудочно-кишечные расстройства, суставные боли, импотенцию и бесплодие. Викентий Лошак никогда до этого не бывал в Благополученске, но еще несколько лет назад, в пору его телевизионного триумфа, пользовался у здешних жителей чрезвычайной популярностью. Верили они в его неземные способности или не верили — неизвестно, но в назначенный час потянулись в район Старого рынка, к ярко украшенному, праздничному зданию цирка.

Этот день благополученцы запомнили надолго, хотя потом, спустя время, когда уже и выборы губернатора остались позади, сильно удивлялись сами себе и своей доверчивости.

Глава 23 «ГНЕЗДО» ОППОЗИЦИИ

В день, когда вышел очередной номер газеты «Боже упаси!», в штабе Петра Ивановича Твердохлеба царила сравнительно спокойная обстановка. Самого Твердохлеба не было, еще накануне он поехал по сельским районам области встречаться с избирателями, но с утра уже звонил и сказал, что находится в станице Раздольной, что газета появилась и там и он ее просмотрел.

«Ничего страшного, — успокоил он своих штабистов, — это только цветочки, будет еще и не такое, надо быть готовыми ко всему. Работайте и не суетитесь».

В газете Петр Иванович был изображен в крестьянских лаптях, с лукошком, из которого он, широко размахнувшись, якобы разбрасывает семена в поле, и там, где он уже прошел, поднимаются всходы — «тоталитаризм», «репрессии», «уравниловка» и т. п.

— Ну, уж лучше в лаптях, чем в бане, — заключили штабисты.

Это были проверенные временем товарищи Твердохлеба по работе еще в старом облисполкоме, оставшиеся в 91-м, как и он, не у дел и перебивавшиеся все это время кто как мог. Петр Иванович называл их не иначе, как соратниками. Вообще, в 91-м не у дел осталось порядочно народу, но до 96-го дотянули с Твердохлебом немногие, большинство постепенно как-то устроилось, приноровилось к новой жизни, а некоторые даже преуспели. Среди бывших подчиненных Петра

Ивановича были теперь и банкиры, и владельцы частных фирм, и хотя при встрече все они говорили, что остались в душе коммунистами, никто из них не решился публично поддержать Твердохлеба на выборах, правда, деньга кое-кто дал, но под обещание не афишировать его имя.

Были ли все те, кто до конца оставался рядом с ним, убежденными приверженцами прежнего строя, или кто-то задержался в соратниках вынужденно, не сумев найти себя в новой обстановке, — кто знает! Губернаторских выборов они ждали, как своей последней в жизни возможности вернуться к нормальной работе, и потому за год до того будоражили и теребили тоже не слишком поворотливого, к тому же на всех обиженного Твердохлеба, убеждая его непременно выставить свою кандидатуру и предрекая ему обязательную победу.

Твердохлеб сомневался. В последнее время он вообще перестал спать ночами, выходил курить на балкон, смотрел на звезды, на темный, спящий город, и много всякого роилось у него на душе. Вспоминал, например, тот день, когда все случилось, и он услышал по радио, что снят с должности. Приехал домой рано и, не зная, куда себя деть, подошел к окну — внизу люди шли с работы, с детьми гуляли. Он смотрел на них и думал: «Вот и все, больше я за вас не отвечаю…» И даже облегчение почувствовал, потому что становилось уже мучительным для него — ответственность за пять миллионов ртов, когда все трещит по швам и рушится.

Твердохлеб был человек высокого роста, крупного сложения и крестьянской основательности. Характер имел взрывной, импульсивный, при этом был упрям и несговорчив, так что спорить с ним, доказывать что-либо бывало непросто.

Года за полтора до событий августа, на совещании в ЦК Твердохлеб попросил слова и, обращаясь к Горбачеву, сказал: «Михаил Сергеевич! Куда вы нас ведете? Народ вас уже не поддерживает, люди разочарованы. Перестройка завела нас всех в тупик. Хозяйственные связи порушены, начинается хаос. Христом Богом вас заклинаю: остановите это безумие, пока не поздно! Если не изменим немедленно пагубный этот курс, страну ждут черные времена…» Горбачев сидел, капризно выпятив губу, всем своим видом показывая, что не согласен с такой оценкой. Твердохлеб ждал, что руководители других регионов его поддержат, но они отмолчались, а поддержал в тот раз один только Иван Егорович Русаков, работавший теперь снова в ЦК и с некоторых пор ставший в оппозицию Горбачеву. «Ну вы давно спелись, еще в Благополученске, — сказал Горбачев раздраженно. — Если вы двое лучше меня знаете, куда вести, то пожалуйста — садитесь на мое место и рулите, я могу и уйти». Он даже встал и сделал вид, что собирается выйти, но поднялся шум, стали его уговаривать не уходить, он дошел было до двери, постоял там, всем своим видом показывая, что оскорблен, и, когда смятение в зале достигло критической черты, неторопливо вернулся и сел на свое место. Вопрос о смене курса больше в тот день не обсуждался.

Потом Твердохлеб еще не раз выступал на разных совещаниях и даже на съезде народных депутатов СССР и этими выступлениями нажил себе славу чуть ли не главного консерватора; одно время сразу несколько центральных газет и журналов залпом ударили по Благополученской области как «заповеднику застоя» и по Твердохлебу как ярому «противнику перестройки».