Екатерина Мурашова - Лечить или любить?

• Название: Лечить или любить?
• Автор: Екатерина Мурашова
• Жанр: Психология
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91759-081-3

Екатерина Мурашова работает семейным психологом в обычной детской поликлинике. К ней обращаются с самыми разными проблемами: детской зависти и ревности, агрессивности и застенчивости, гиперактивности и неумения за себя постоять.

Книга «Лечить или любить?» составлена из эссе, публиковавшихся в популярном электронном журнале «Сноб» и вызвавших живой читательский отклик. В легком и увлекательном стиле, без всякого морализаторства Екатерина Мурашова рассказывает о буднях детского психолога. Неразрешимые, казалось бы, ситуации разрешаются на наших глазах, а неуправляемые капризные создания становятся обыкновенными детьми.

---

— Серединка на половинку, — ответила мама. — Не такая стремительная, как Олег, но и не домоседка, как я.

Мужчина кивнул, соглашаясь.

— Вот и договоритесь между собой, — предложила я. — И не предъявляйте ребенку противоречивых требований.

Для пары успешных научных сотрудников выработать единый алгоритм по заявленной теме — простое дело. И маме, и папе пришлось где-то «наступить на горло собственным песням». Зато невротические симптомы исчезли у Арины в течение месяца. Даже противный многолетний дерматит почти сдал свои позиции.

Глава 13 Все неловко

Люди вообще мне в принципе нравятся, поэтому к большинству своих взрослых клиентов я испытываю более или менее выраженную симпатию. Со многими из них в процессе работы мне удавалось установить весьма доверительные отношения. Но вот в личную дружбу или даже приятельство эти отношения не переходили ни с кем и никогда. Причины тому даже не анализировала особо. Так есть, и все. Могу вспомнить лишь одно исключение, о котором, может быть, сожалею до сих пор…

* * *

— Простите, что отнимаю ваше время. Вы ведь работаете с детьми, а проблема во мне. Но я бы ни за что к вам не пришла, если бы не дочка…

Обаятельная женщина средних лет, с неправильными тонкими чертами лица, не садясь, улыбнулась мне и скомкала длинными пальцами платок, на котором я как будто бы разглядела вышитую монограмму.

— Что значит, отнимаете время? — пожала плечами я. — Это вообще-то моя работа, мне за нее деньги платят. Садитесь и рассказывайте, что случилось.

— Да ничего особенного не случилось. Все это всегда было. Но дочка в этом году перешла в новую школу, хорошую, ничего не скажу, там уроки интересные, и учителя достойные люди… Но она, бывает, ночами не спит, ест плохо, все время переживает..

— Что переживает? — не поняла я. — Переход в новую школу? Расставание со старой? Увеличение учебной нагрузки?

— Да все! — воскликнула моя посетительница и тут же потупилась. — Извините, это не ответ, я понимаю. Сейчас я все объясню. Понимаете, там все новое: правила, программы, взаимоотношения. Надо бы спрашивать, узнавать, а дочке все неловко. Она говорит: «Ну почему они должны мне отвечать, объяснять, тратить свое время, силы? Кто я им?» Пытается что-то угадать сама, ошибается, конечно, расстраивается, переживает. Сейчас у нее в классе уже появилась девочка-приятельница, стало полегче. Но вообще-то это у нее всегда так было: в магазине ничего не спросит, позвонить по телефону и что-то узнать — огромная проблема, даже про Интернет меня спрашивает: мама, если я вот там, среди взрослых людей, выскажу свое мнение, это будет ничего, нормально?

— Сколько лет дочке?

— Исполнилось четырнадцать.

— А почему вы говорите, что проблема в вас? Это вы ее воспитывали такой… неуверенной?

— Да нет, я сама такая, — просто ответила женщина. — И всегда такой была. Но я-то уж приспособилась, притерпелась, а ей, может быть, можно как-то помочь?

— Уточните, пожалуйста, — попросила я. — Что значит «такая»? Вы стеснительны? Боитесь людей? Их мнения о себе? Коммуникаций с ними?

К моему удивлению, женщина отрицательно покачала головой.

— Нет, ничего из того, что вы сказали. Мне просто все неловко. Очень боюсь обидеть кого-то, загрузить своими проблемами. Если все-таки обижаю, то переживаю потом годами. Легче всего на примерах. В седьмом классе я оформляла свой фотоальбом и смеха ради позволила себе очень нетактичную надпись под фотографией одноклассницы. Одноклассница увидела ее и, разумеется, обиделась. Я готова была провалиться сквозь землю, уничтожила надпись, просила прощения. Девочка была из отходчивых, мы помирились через полчаса, но я помню этот эпизод тридцать лет, и даже сейчас, когда вам рассказываю, у меня мурашки по коже… Я всегда вежливо благодарила того, кто говорит время по телефону. Мне объясняли: это робот. Я верила, но все равно говорила «спасибо», потому что думала, мало ли что, вдруг именно сейчас там живой человек, а я трубку брошу… Я никогда не могла вернуть в магазин некачественный товар, что-то выяснить с чиновниками, с людьми из сферы обслуживания. Я не знаю, кого и когда нужно «благодарить», и страшно переживаю, что обижу человека, дав или, наоборот, не дав ему денег. Я до дрожи боюсь приходящих в квартиру водопроводчиков и электриков, потому что совершенно не знаю, как с ними обходиться. Когда я была маленькой, моя бабушка после работы кроме денег подносила им стопку водки. Когда я вспоминаю об этом, меня тошнит от ужаса. Я научилась сама чинить краны и менять розетки. Если мне нужно собрать какие-то справки, у меня поднимается температура… Правда, если все это нужно не мне лично, а кому-то другому, то мои социальные способности почему-то резко повышаются… Сейчас, отнимая ваше время рассказом о себе, я утешаю себя только тем, что, может быть, вы что-то потом посоветуете дочке…

Когда я училась на психолога, нам много рассказывали о «переносах». Частный случай переноса: психолог в проблемах клиента видит отражение своих собственных проблем и реагирует соответственно. Говорили, что это случается сплошь и рядом. Может быть, это так, однако со мной подобное происходит крайне редко. Наверное, проблемы не совпадают… Но в тот раз…

— Да, да, — подхватила я. — А когда сам попадаешь в новое, да еще и непростое место, все это усиливается многократно. Когда я наконец-то поступила в университет…

— А на каком факультете вы учились? — живо заинтересовалась она. — Сначала работали, да?

— На биофаке. Я пришла туда после работы в зоопарке. Когда ходила на курсы, мне все время казалось, что от меня пахнет навозом и все это замечают. А когда уже начала учиться и увидела все эти шкафы, и статуи в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове, и лекции в аудиториях, про которые в книгах читала, я почти на год замолчала. Вообще. С однокурсниками еще как-то говорила и даже на кафедре уже препараты резала, но все — молча. Не могла ни вопрос преподавателю задать, ни сама ответить. Казалось, что обязательно глупость скажу…

— Да, да, именно страшно сказать глупость. А я — на историческом! Это рядом. Перевелась с вечернего. Работала в библиотеке Академии наук и исподтишка подражала там одной даме. Очень смешно ею восхищалась, но за два года так и не решилась заговорить: такой она казалась умной — писала и говорила на трех языках, представьте!

— А я и до сих пор жутко комплексую, что не знаю ни одного языка, кроме русского, особенно когда общаюсь с этими… гражданами мира… Вы понимаете?

— Да, разумеется! Всегда неловко за то, как мало знаешь, мало умеешь, ведь понимаешь, что по обстоятельствам мог бы знать и уметь значительно больше…

— Вот именно!..

Абсолютно позабыв, кто здесь психотерапевт, мы рассказали друг другу немало забавных и жутковатых историй из жизни тех, кому «все неловко», и только стук в дверь следующего клиента перебил наш то и дело прерывающийся смехом разговор. Я вышла в коридор и извинилась: «Подождите, пожалуйста, пять минут».

Надо было завершать прием. Она понимала это не хуже меня.

— Когда моей дочке прийти к вам?

— Когда она сможет. Запишите ее внизу в журнале… Но… Мелькнула мысль: чем же я смогу помочь ей?

— Я уверена, что ей будет интересно и полезно с вами поговорить. Я рада… Хотя и понимаю прекрасно: ничего не изменишь…

— Скажите, вы действительно хотели бы что-нибудь изменить в себе? Вот если бы у меня сейчас была такая волшебная палочка, я бы ею взмахнула, и р-раз — вы легко даете взятки чиновникам и подносите стопку водки пролетариату. Не благодарите по двадцать раз за оказанную услугу, а свободно и бестрепетно распоряжаетесь чужим временем и вниманием. Виртуозно ругаетесь в магазинах и шутя собираете справки…

— Да упаси бог! — рассмеялась она. — Это уже не я буду! Сама себя в зеркале не узнаю, да и друзья… Ого! Что я нащупала! Сто лет не вспоминала! Неужели права была моя бабушка?!

— А что говорила ваша бабушка?

— Мама ругала меня: что ж ты всего стесняешься, как ты жить-то будешь? А бабушка говорила: ничего она не стесняется, наоборот, это грех гордыни ее гложет. Смириться надо перед Богом и перед людьми, тогда все ловко и станет…

— Как была девичья фамилия вашей бабушки? — быстро спросила я.

— Да какая ра… — ей снова было неловко.

— Как? Из тех?..

— Милорадович, — тихо сказала она. — Из тех…

— Коллективное бессознательное? — рассмеялась я.

— Именно…

* * *

Дочка, против моих ожиданий, оказалась совершенно непохожей на мать — полная, неуклюжая, в очках и подростковых прыщах.

— Ничего мне не неловко, — низким голосом сказала она. — Ну, присматривалась в новой школе, конечно. А так, если что, я и в нос дать могу. Это мама от себя выдумывает — все-то ей хочется меня какой-то не такой видеть, как я есть.