Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)

• Название: Программист и бабочка (сборник)
• Автор: Игорь Курас
• Издательство: Литагент «Млечный путь»1b779dfc-c68f-11e1-bd2c-ec5b03fadd67
• Жанр: Альтернативная история

Даже программисты не станут отрицать, что они народ необычный. Недаром о них сложено столько анекдотов – Василий Иванович с Вовочкой позавидуют. Вот и родилась идея собрать под одним переплетом произведения авторов-программистов.

В сборник вошли рассказы пятнадцати авторов из США, Израиля, России, Украины и Эстонии. Всю информацию об авторах можно найти на сайте издательства «Млечный Путь»: http://milkyway2.com.

---

Наконец, голос Хозяина провозгласил:

– Идите все спать! – Отпустил охрану. Потом, тихо: – Заходи…

Эстер вошла, вкатила аппарат.

– Начинай. Готов сейчас умереть – только бы не пропасть совсем. Перепишешь – и уезжай со мной. То есть, с птицей. Я распорядился – пропустят. Меня тут брось. Все тебе готово – машина, деньги, квартира, работа. Только сохрани МЕНЯ для потомков. Я тебе верю. Понимаешь? Никому не верю – тебе верю!

– Иосиф Виссарионович…

– Подожди… Скажи, Эстер, а это буду я? Я продолжу жить?

– Можно попробовать ОБМЕН. Но если его применить, неминуема смерть ЭТОГО тела.

– Товарищ Сталин разрешает обмен.

Вошедшая через четыре часа охрана увидела товарища Сталина на полу, в луже мочи. Перенесли на кровать. Он ничего не говорил, только щелкал как-то по-птичьи: «дз-дз». Долго не прожил. Врачи зафиксировали кровоизлияние.

Бабушка с клеткой в руках отправилась не в приготовленную Сталиным квартиру, а домой, к родителям и мужу, моему дорогому дедушке.

Попугай в клетке долго спал после обмена, а очнувшись, заголосил:

– Эстерр! Ты куда меня пррривезла? Так не договаррривались!

Бабушка улыбнулась, накормила бунтаря зернышками, а после – перехватила вождю клюв тугой аптечной резинкой, чтоб не выступал.

Дедушка однажды, втайне от домашних, снял резинку и обратился к птичке с традиционной просьбой:

– Скажи: «Попка – дурак».

И выслушал в ответ:

– Шэни дэда моутхан! Жид пархатый, говном напхатый! Ты как с товарищем Сталиным говоришь?

После чего попугай клюнул деда в запястье. Дедушка обиделся на попугая, и уж не разговаривал с ним до самой своей смерти.

Бабушка в соседней комнате. Уснула в кресле, рядом с клеткой. Попугай смотрит на нее круглым глазом. Он давно сделался молчалив. Иногда поет по-грузински. Любит крошить клювом сигареты «Герцеговина Флор». Подолгу смотрит телевизор, особенно любит фильмы тридцатых-пятидесятых годов.

Я хочу задать ему много вопросов.

Но боюсь.

Мара Будовская Шоколадная грудь и фигура козла

Шоколадную женскую грудь Давидович увидел на витрине кондитерской в бельгийском городе Брюгге. Грудь была исполнена из молочного шоколада, соски – из черного горького. Они напоминали неудачно выточенные Давидовичем на уроке труда в шестом классе шахматные пешки. Не скрывая сосков, по изделию рассыпался белым кружевом лифчик.

Давидович решил завладеть сокровищем.

Поэтому, когда жена ступила на порог сверкающего рождественского магазина, он просительно буркнул:

– Лобода, я – в шоколад, хорошо?

Он всегда называл жену по фамилии. В ее звуках были ЛОБ и ОБОД, ОДА и ДА. Сама Лобода была такая же емкая. Она могла превратиться во что угодно. Давидович потому в нее и влюбился.

Лет двадцать назад институтская студия пантомимы давала инсценировку «Малыша» Стругацких. Давидовича на спектакль привела Муся – девушка из хорошей семьи. Отношения с Мусей угасали, потому что портить девушку он боялся, а жениться не хотел.

После премьеры Давидович потащил Мусю за кулисы, где счастливая Лобода в мокрой лиловой шкуре принимала от восторженных студентов комплименты, чахлые цветочки и непристойные предложения. Муся шепнула Давидовичу: «Пойдем отсюда», но ее слова уже были не в счет.

Давидович с Лободой унизили Мусю проводами до подъезда, а потом, нетерпеливо словив такси, помчались на окраину, где фея пантомимы снимала комнату в коммуналке.

Утром обнаружилось, что стриженая под мальчика Лобода в джинсах, свитере и кроссовках, никем не притворяясь, и выглядит никем. Однако ночью она выступила блестяще. Даже недостаток груди не мешал Давидовичу.

Грудь она играла, как роль.

Назавтра Давидович отсидел лекции. Кивнул в коридоре зареванной Мусе. Вечером его потянуло к Лободе. Он отправился на репетицию студии пантомимы.

Разминку в балетном классе проводила сама Лобода. Она тянула спины, складывала пополам в талиях, ставила руки, подпинывала ноги в нужную позицию. Ее литая фигурка мелькала в зеркалах. В перерыве она подошла к Давидовичу, обронила по-деловому:

– Слушаю?

– Я скучал, – не нашелся, что сказать, Давидович.

– Через час освобожусь.

Когда Давидович привел новую подругу домой, его комната понравилась Лободе. Она разделась донага и забралась в постель. На порыв Давидовича присоединиться ответила:

– Дай поспать.

Давидович вышел из комнаты. Мама сделала вид, что не обратила внимания на появление гостьи. Пришел папа. Поужинали в семейном кругу. Когда стемнело, папа, не подозревавший о присутствии чужого человека, решил проявить негативы в комнате сына. Он расставил на подносе ванночки с проявителем и закрепителем, разложил пленки и кивком позвал Давидовича-младшего. Тот, краснея и поглядывая на маму, объяснил, что к нему в комнату нельзя, потому что там товарищ переутомился и отдыхает.

– Девочка, – вставила мама.

Папа Давидович поставил фотографический поднос на стол, и выдавил:

– У тебя в комнате… Девочка… Переутомилась?

– И отдыхает! – с готовностью продолжил Давидович. – Я ее оставил в комнате одну, и все! Меня там не было. Скажи ему, мам!

– Его не было. Да расслабься ты, Сема. Там смотреть не на что.

– Не на что? – отец обратился к Давидовичу.

– Почти не на что, – смущенно отозвался Давидович.

Папа зашел в комнату сына, включил настольную лампу, приподнял одеяло, оглядел Лободу, опустил одеяло, выключил лампу и вышел.

– Там есть на что смотреть, – заключил он.

– Кому как, – буркнул Давидович из чувства противоречия.

– Ага! – загорелся папаша. – Ты знаешь, о чем говоришь!

– Оставь ребенка в покое, – вступилась за сына мать. – В его возрасте мальчик уже должен знать, о чем говорит.

– Муся! Из хорошей семьи! – прошипел папа грозным шепотом. – А ты кого в дом привел?

Мама, более опасавшаяся серьезной Муси, чем приблудной Лободы, тоже перешла на шепот:

– На этой он, по крайней мере, не собирается жениться!

– А на Мусе что – собирался? Идиот! – зло бросил папа.

– Вот и славно, что не собирался. И не собирается, – ответила мама, – это нам сейчас совсем не нужно. Правда, сынок?

– Конечно! – искренне произнес сынок.

Заявление в ЗАГС понесли в ближайший понедельник. Лобода пригрозила возвращением в коммуналку, и Давидович дал слабину.

Три месяца, отпущенные ЗАГСом на размышления, каждый размышлял о своем. Папа – о Лободе, неприметной в джинсах, неотразимой в трико, незабываемой в наготе. Мама – о том, что Лобода на кухне не мешает, а питается засыпанными сахаром половинками купленных у метро грейпфрутов. Сам Давидович размышлял о том, что его невеста скоро будет принадлежать ему, а не студии пантомимы.

А Лобода думала, что грех не воспользоваться случаем явить свой талант западному миру.

Когда период размышлений подходил к концу, на свадьбу приехала будущая теща Давидовича. В штапельном платье, сохранившем запахи сельпо – от керосина до земляничного мыла, с сизыми локтями, желтыми пятками и красным треугольником в вырезе, она взволновала старших Давидовичей. Свадьба на носу, а как подобную сватью предъявить знакомым?

Наутро, за завтраком, теща объявила, что ей не терпится устроить предсвадебную генеральную уборку.

– Дом надо перетряхивать до основания, включая подвал, чердак и антресоли, – произнесла она, прихлебывая чай. – Меня хлебом не корми – дай погенералить, да, дочка?

Лобода нырнула носиком в дежурный грейпфрут, подтверждая слова матери.

Торжества прошли на уровне. Студия пантомимы сыграла сюиту-буфф «Горько». Двоюродная бабушка из Киева прочла под горячее многостраничную «Эпиталаму любви». Однокурсники Давидовича напились. Теща, прошедшая обряд ритуального очищения в салоне красоты, танцевала «slow» с мужчинами среднего возраста, явившимися без жен.

Потом все стронулось с места. Сначала Давидович ненароком подслушал ночной разговор мамы, тещи и жены о прописке тещи в их квартире. Удивился, но успокоил себя тем, что мама знает, что делает.

Затем в институте к нему подошла Муся и пригласила посидеть в кафе.

– Я хочу попрощаться, – сказала она. – Мы уезжаем.

– Куда? Туда? – Давидович, изображая бугор, сделал рукой волну, по пластике исполнения достойную Лободы.

– Угм, – подтвердила Муся.

– А диплом?

– Ну его. Я хочу заниматься совсем другим делом.

– Каким?

– Не скажу. Вдруг не получится.

– Муся, ты не сердись на меня, ладно?

Давидович хотел было сказать ей еще что-нибудь теплое, но приличествующее женатому мужчине, однако не нашел слов. В повисшей паузе Муся поспешно достала из сумочки небольшой увесистый сверток.

– Это тебе. На память. Нам это не разрешила комиссия по вывозу художественных произведений. Очень, говорят, ценная вещь. А тебе это – в самый раз.