В. Бирюк - Буратино

• Название: Буратино
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Фэнтези

Продолжение романа В. Бирюка "Зверь лютый". Наш попаданец подрос. Только вот с прогрессорством снова не очень. Ну, если разве в сексе. Нет, на этот раз не его, а он. Подрос же. Просто помните, что это – альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям – не давать. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и “попаданского”. Местами крутовато сварено. И не все - разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла «Зверь лютый» - ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов.

---

   И еще. Забудь, Иване, про равноправие и демократию. Если ты хочешь чтобы конкретно эта женщина была жива и относительно здорова, то изволь ею командовать. Как ты командовал в первый день и на болоте, и вы не попали к половцам. Как ты командовал на "людоловском" хуторе, и вы ушли целыми и свободными. Изволь принимать решения за неё. И добиваться их исполнения. "Женщина - не человек". Изволь нести за неё ответственность. "Демократия - сообщество джентльменов с кольтами". Здесь - с железяками. Остальные - объекты защиты, управления и поучения. Не субъекты. И засунь всех феминисток с суфражистками в задницу. Если не хочешь вытаскивать из чьей-нибудь дамской "передницы" раскорячившийся древесный мусор.

   "Однажды мулла увидел как хаджа Насреддин бьёт дочку.

  -- Что случилось?

  -- Да вот, посылаю за водой. Как бы кувшин не разбила.

  -- Но ведь она еще ничего не разбила. Зачем же ты наказываешь ребенка заранее?

  -- Когда разобьёт - будет поздно."

   Бить женщину мне вообще... Но... Добиваться исполнения приказов означает еще и наказание.

   И после проступка. Всегда. Неотвратимость наказания. И до. Чтобы помнили. Для профилактики. Для бережения. "Что бы место свое знала".

   "Мы в ответе за всех кого приручаем". Красиво сказано. Правильно. Только одна маленькая деталь: нельзя отвечать за чужое. За самоходное и равноправное, за неуправляемое и ненаправляемое. Так-то, "Маленький принц". Взнуздай, оседлай, научи поноску приносить, трели выдавать по команде, дойки подставлять по времени... А уж потом попытайся отвечать... за это прирученное.

   Как мне все это... поперёк. Не хочу нести ответственность за других. Я тут маленький, слабенький. Бесправный и неправомочный. А у меня уже на шее двое взрослых. Ивашко-то тоже... смотрит снизу вверх. Господин отвечает за дела слуг своих. А еще - за их жизни, здоровье, внешний вид, кормёжку... А я просто не знаю этого мира. Не компетентен и не состоятелен. Неразумен я здесь, господи. Не могу. И не хочу.

   Тогда - рассасывайся в этом мире, прими его всей душой, во всех проявлениях. Вот и такие, с крапивой, будут... А ты принимай, понимай, прощай... "Хоть мочись в глаза - все божья роса".

   Помнишь, как тебя бесила перспектива снова стать холопом, снова надеяться только на доброту хозяина? Так вот - эти другие. Ты - не они. Не равняй себя с ними. У них двести лет "фратерните, эгалите" за спиной нет. Это не значит: лучше-хуже. Просто факт, данный нам в ощущениях. В мерзких ощущениях вытаскивания древесины, впившейся сухими корявыми сучками в живую нежную плоть.

   Согрели воды, промыл, смазал, повязки наложил, пустырника заварил. Только упаковались - кони начали бесится. Храпят, рвутся. Ивашко к коням, а я смотрю - на краю поляны волк стоит. Солнце уже высоко, на поляне светло. А под деревьями - сумерок и дымка от сырой земли. Очень похож на того, что я на той стороне встретил. Только здесь светлее было и я разглядел лучше. И ближе. Волк стоит, у меня в голове... каша. Отрезал краюху хлеба, нож оставил и так, с "чистыми руками", к волчаре. Волки хлеба не едят. Ага. Подошёл на два шага. На землю положил и отступил. Я стою и он стоит. Потом подошёл, понюхал. Одним движением ухватил и заглотнул. Посмотрел и ушёл. Шагом, как тот. Странно как-то он ушёл...

   Мистика однако. Тот тоже на утро появился. Первое утро после того, как я предков своих на хуторе поубивал. После половца не было, а вот после своих - второй раз. Очень большой. Я волков видел пару раз в прошлой жизни. Застреленного волка видел. За их шкуры тогда государство по полсотни рублей платило. Но этот... Мало того что здоровенный - окрас удивительный. От кончика носа до кончика хвоста очень тёмная серая полоса. "Ремень" называется. Почти - чёрная. У них, у предков, что, еще и волки другие? Хотя... палеонтологи работают с костями, шкуры не сохраняются. Какой-нибудь подвид мог быть и вымереть - его и не заметят.

   Стоп! Так не бывает. Я понял что странного в походке этого волка. Он ушёл иноходью. Вот откуда странное ощущение неправильности, неестественности. какой-то... чудовищности. Никто иноходью не ходит. Коней так учат. Видел как жабы так ходят. Но волки... Да хоть собаки, хоть кто. Так не бывает. Но вот же оно -- только что. И в прошлый раз - тот волк тоже.

   И ни какие палеонтологи этого не поймают, не заметят.

   Палеонтологи, может, и не заметят. А Ивашко заметил. И как-то от меня бочком. К поясу своему с ножом.

  -- Ты чего?

  -- А ты не...? Чего он тебя не тронул?

  -- Зачем ему? Я же хлеба дал.

  -- Ага. Хлеба. Князь-волку.

   Выслушал очередную легенду. Живут на Руси люди и волки. И те, и другие - разных племён. Как среди славянских племён самым главным стала русь, так и среди волков главное племя - вот это. Они и крупнее, и ремень по спине. И ходят... как угорские иноходцы. Мало их. Но самые страшные. Медведя втроём берут. Человека, даже и оружного - одного хватает. Волкодавов против них нет. Они сами волкодавов давят. Редко их видят, еще реже живыми остаются. А тут с руки ел.

   Ну, не с руки. Но чертовщины всякой суеверной мне здесь только и не хватало.

  -- Не боись, Ивашко. Эти не тронут. Чувствуют во мне родственную душу.

   Я пошутить хотел. А Ивашко пятиться начал, споткнулся, перепугался. Насчёт оборотней здесь... В каждом селе по свидетелю, и не по одному. И не только в волков оборачиваются предки... Пришлось и этого успокаивать.

   Ладно. Тронулись.

   Мы оба инстинктивно торопились уйти от страшного места. Ивашко - тот вообще, как стал нахлёстывать... Я за ним. Хорошо - воз у него тяжёлый. Конь быстро притомился. Пришлось мне, сопляку попаданскому, взрослому местному опытному мужику объяснять насчёт скоростного режима движения в колонне. На гужевой тяге.

   Стоит, голову повесив. "Да господин, больше не буду, господин". Дальше, на первом же перекрёстке: "Здесь свернём, господин?". А про то какая дорога будет - только мыкает да хмыкает: "Да вроде ничо... Мабуть.. пройдём. Болото? Так где ж их нет? Господь милостив". Слов у меня нет - одни буквы. И те - непечатные. Тот десяток, который здесь есть, а в моей России нет. Сплошной "юс большой йотированный".

   И еще: говорить предки не умеют. Как, впрочем, и мои современники в большинстве своём. Пока языка не понимал - все казалось: они такие умные вещи обсуждают. Что ни фраза то, поди, перл мысли средневековой древнерусской. Лучше и не знать - соседи умнее выглядят. Не владеют они членораздельной речью. Ни в смысле дикции и артикуляции, ни в смысле связного изложения. С дикцией все просто: основной пример для подражания - местный пономарь. "Наш пономарь вашего пономаря перепономарит перевыпономарит". А со связностью иначе.

   Когда рассказывает услышанное - гладко получается, слово в слово. Память у туземцев отменная. Когда своё накатанное, по шестому разу, как Ивашко про свои походы - будто сказочника слушаешь. А вот если что-то новое нужно описать... Да хоть состояние дороги - мямлят. И не только Ивашко. И диалоги все по сути своей короткие: или идет перемусоливание с переспрашиванием, или две-три реплики - и в морду. Не говоруны. А передо мной Ивашко и вовсе... вздрагивает.

   Ну почему все коллеги-попаданцы книгу чапаевского Петьки не читают? Где на первой странице: "Сел на коня, поехал в штаб", на последней - "Приехал в штаб, слез с коня". А между ними - 600 страниц одного "цок-цок". Писать так не надо. И публиковать такое не надо. И так все русские леса на финскую бумагу вырубили. Но думать-то надо. О воздействии временного интервала на психо-эмоциональный фон. Потому что хорошо, если дорога скучная. Тогда персонаж просто думает о своём, о девичьем. Или там - о попадищевом. Только дорога на Руси обычно длинная, долгая... но вот скучать в ней редко когда удаётся.

   Стоит немецкий офицер у окна, курит последнюю сигарету перед сном и говорит своему товарищу в глубине комнаты: "Какая огромная страна. Какую долгую дорогу мы уже одолели. Вот мы по ней идём уже два года, а конца не видно". Тут влетает в окно бутылка с зажигательной смесью. Всё и вся в комнате сразу вспыхивает, раздаются дикие крики заживо горящих людей. Краснодон, "Молодая гвардия". Это на тему мелочей по дороге и желательности просто "цок-цок".

   Придавили мы хорошо. И по дороге не вляпались. В разбойников, в патруль-заставу... В болото, в буераки, просто в яму. С переломом ног коням или хотя бы тележных осей. Потому что если бы - то труба. Бросай и уходи.

   Уже затемно выскочили к Сожу. Правильно выскочили. Высоко. Там внизу у устья такие петли... Речной изгиб называется "лука". Не то место Великими Луками назвали. Надо переправу искать, а уже темно. Ну Россия - что возьмёшь. По Европе идёшь - трасса либо вся освещена, либо все развязки, перекрёстки, мосты, бензоколонки. А у нас... Даже, было дело, от самосвала ушёл только потому что он темнее тёмного.

   Снова встали в лесу. У Марьяши жар. И говорить начала. Стандартная цепочка. Сначала: "какая я была дура". Потом: "какой он был мерзавец". Третий шаг: "а ты куда смотрел". Ага. "Так ты же сама пошла, меня вообще миски мыть отправила". Слезы - и по кругу. А температура растёт. Ёшкин кот, обычного ртутного термометра - лет пятьсот ждать. Так, работаем как дочку во младенчестве: тряпку с холодной водой на шею, вторую - в паховую область, питье. А она уже бредит всерьёз, отца зовёт, бьётся... Я тут что, мать Тереза при блуданувшей чересчур недо-боярыне? Ага. Всю ночь. Ивашко хоть поспал маленько.