Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг (рассказы)

• Название: Мидии не родят жемчуг (рассказы)
• Автор: Леонид Нетребо
• Жанр: Русская классическая проза

---

Мы вышли из парикмахерской. Мир померк. Я представлял себя со стороны: нелепым, униженным, как будто голым, который не в силах скрыть свою наготу. Пашка как всегда улыбался, он был счастливым человеком, хоть и лысым. Он спросил: есть три копейки? Я кивнул. Он взял монетку, купил в киоске "Союзпечати" газету (какую-то "Правду": "Правду Востока", "Ташкентскую правду" или просто "Правду"), мы сделали из нее две пилотки, надели (я почувствовал себя несколько лучше: в конце концов, жизнь не заканчивается, отрастут) и пошли домой. По дороге Пашка рассказывал о своих жизненных открытиях на заданную тему: оказывается, еще из небольших газет можно делать тюбетейки, а из больших - сомбреро.

Д Ж О К Е Р

Ожидания, как водится, не сошлись с реальностью. Разочарование постигло Сергея, едва он, оттолкнувшись от шаткого трапа, согбенно, как бы демонстрируя покорность перед хозяевами неба, и поэтому несолидно, слишком широким шагом, ступил в ярко освещенный тамбур пассажирского лайнера, оставляя за спиной вторую половину контраста - сырой неуют ночного северного аэропорта.

Сергей имел все основания надеяться на лучшие впечатления от встречи со стюардессой. Во-первых, эта встреча являла собой первый, знаковый пункт долгожданной отпускной оды, которая обещала быть теплой, легкой, лиричной Сочи, море. Во-вторых... года три-четыре не летал. Последнюю неделю на языке вертелись одни и те же слова старой песни: "Здравствуй, здравствуй, здравствуй, стюардесса, мой чудесный друг! Мы с тобою повстречались там, где солнца круг!..."

- Проходим на места согласно билетам! - бесстрастно, с поставленной цикличностью, проговаривала бортпроводница, окрашивая сухие слова инструкции служебной улыбкой, замершей на невероятно красных губах. Самолет еще не взлетел, а она - внешне безупречная, одетая с иголочки, хрустящая, - была уже вся что называется "секондхэнд" - какая-то неуютная, навевающая эпитеты казенной простыни, стеленной гостиничному клиенту хмурой горничной: чистая, отбеленная, но с выхолощенной домашностью. Можно понять: лайнер южного базирования, трансконтинентальный перелет, северный порт - пасмурная хмарь, ночлег в казенном доме, дневная маета и снова полет. Впрочем, заметно: времени, чтобы заняться своим внешним видом, было предостаточно и оно использовано именно по этому назначению. На умытом, разглаженном, тщательно отретушированном лице - вымученная радость (которую наивные пассажиры ошибочно относили на свой адрес): еще немного и я дома... Что поделаешь: в подобных случаях, когда встречается бодрый пассажир и уставший стюард, зачастую сходятся две отрады - начало и конец дорог.

С утра, собирая чемодан, Сергей раз вспомнил свой давний романчик со стюардессой, которым в студенческую бытность очень гордился. Казалось, все вещи в комнате подруги имели отношения к Аэрофлоту: посуда, салфетки, занавески - удобно, миниатюрно, изящно. Многие из этих предметов действительно имели, как украшение, характерную надпись: "Аэрофлот". Аэро-барышня угощала его экзотическими продуктами в аэрофлотовской упаковке. Вся "эар-экзотика" была знаком принадлежности к одной из высших каст тогдашнего общества, к которой, в определенной степени, причислялся и Сергей через общение с юной длинноногой стюардессой. Впрочем, это была не настоящая стюардесса - однокурсница, которая летом подрабатывала на авиалиниях. К тому же, она его быстро бросила: "Сережа, ты хороший, но какой-то уж больно приземленный. Несмелый, нерисковый... Понимаешь, риск - это воплощение поиска, творчества, полета. А я уже рискую - летаю. И буду всю жизнь летать! Прости". Поэтичная натура! Даже напоследок не могла сказать что-нибудь попроще, хотя бы необидное. Нет же: прежде чем упорхнуть, вознести свое синее блестящее тело в голубые небеса, аккуратно втоптала в землю ладными бройлерными ножками. Позже Сергей нашел менее саркастическую метафору, частично характеризующую уровень своего житейского везения: та юная, еще непорочная стюардесса была синей птицей удачи, которая, пожалуй, единственный раз в жизни коснулась его своим прохладным крылом.

Сейчас даже это утреннее воспоминание, щемящее, но и располагавшее к воодушевлению, показалось не в руку. Действительно: место в хвостовой части, запах туалета, автоматическая вежливость хозяйки лайнера и ее усталая радость, адресованная не Сергею. Суета...

Пассажиры, как всегда, умудрялись заблудится в двух салонах, создавая сутолоку в узком проходе между рядами кресел. Сергей нашел свое кресло, с облегчением уронил тело в мягкую ячейку, став недосягаемым сумбурных потоков.

Среднее кресло оставалось свободным, а на третье, к иллюминатору, протиснулась высокая, вся какая-то невероятно белая девушка, мягко и волнующе задев Сергея. Обожгло коленки, захватило дух от близости разгоряченного тела с упруго вздрогнувшими формами. Сергей на минуту забыл обоих стюардесс, прошлую и нынешнюю.

Взлетели. Девушку поташнивало. Она сидела с закрытыми глазами вытянувшись, плотно прижав плечи к спинке кресла, запрокинув голову в хлопковых кудрях. Голые ноги, вынырнувшие из-под короткой, узкой белой юбки, прижались гладким коленками одна к другой и прислонились к обшивке салона. Веки чуть вздрагивали, губы приоткрылись. Внутреннее напряжение выдавали две продольно натянутые мышцы изящной длинной шеи. Оглядывая девушку, Сергей внимательно обследовал ее пальцы и с облегчением обнаружил, что "явно обручального" кольца нет - набор желтых колечек: одно с камешком, второе плетеное, крошечным венком, и третье - тончайший тисненый ободок вокруг белой кожи. Когда набрали высоту, девушке стало легче. Она открыла глаза.

С этого момента Сергей уже боялся долго задерживать взгляд на соседке. Поэтому изредка скользил по ее лицу и фигуре быстрым взором, начиная откуда-нибудь сбоку или сверху, на секунду задерживал глаза на девушке и затем, вытянув шею, озабоченно или с интересом вперивался в иллюминатор, за толстым стеклом которого, при желании, если бы оно действительно имело место, можно было увидеть только далекие, беспорядочные россыпи звезд. Таким образом Сергей запоминал изменившиеся за несколько минут позу и мимику, откидывался, закрывал глаза и осмысливал новый образ уже по памяти. Белая, белая... Профиль - камея на снежном мраморе. Ровный греческий нос, чуть выступающая вперед четко очерченная верхняя губа. Вообще, губы - яркий красный узор на белом...

Самолет совершил посадку в промежуточном аэропорту. Это было уже преддверием юга, стюардесса объявила температуру за бортом - плюс двадцать девять. Засушливый год. Теплая ночь. Пассажиры сняли с себя лишнюю одежду, остались в блузках, безрукавках.

Прежде чем встать и направится к выходу, Сергей спросил:

- Извините... Вам знаком этот город? Нет? И мне - нет...

Эти банальные слова были началом знакомства. Ее звали Ольга. Они вышли вместе.

Незнакомый ночной город едва уловимо давал о себе знать в этой пустынной, если не смотреть на пылающее граненым фонарем здание вокзала, окраине, где расположился типовой, средних размеров аэропорт. Город дышал далекими, еле уловимыми шумами. Он двигался исчезающей в зигзагах дальних поворотов вереницей парных светящихся точек под чередой высоких желтых фонарей, за которыми угадывались поля и перелески. Сергей вспомнил, что ранее, в студенчестве, когда часто приходилось летать, ночные аэропорты непременно внушали ему какую-то трудно передаваемую романтическую уверенность. Наверное, это чувство возникало из необычности состояния полета (неважно: ты только что сошел с неба или через минуты собираешься взлететь а может и то и другое) и территориальной отстраненности от города, который с высоты в это время суток кажется гигантским огненным фантастически мерцающим посевом. Ты - над; жизнь необычна; тревоги ничтожны; все еще впереди...

И сейчас, прогуливаясь с Ольгой по привокзальной площади, Сергей опять почувствовал себя у порога долгожданного счастья. Неизвестно, чем закончится это знакомство, а то, что оно должно как-то закончится, вытекало из логики предыдущего - минувшего дня, месяца, года, а может и жизни, в которой ему, как он полагал, далеко не всегда везло. Ведь не может эта хроническая полоса невезения продолжаться вечно. Кто ждет эту девушку в аэропорту назначения: друг, жених, муж? Сергей уже ревновал ее к тому неизвестному, если он действительно есть, которому, видимо, всегда везет больше, чем Сергею, и который вряд ли ценит те подарки, которые регулярно, полными пригоршнями дарит судьба, - он пресыщен, он воспринимает дары как законную дань... Почему одним все, а другим только кое-что и то изредка?

Да, Сергею везло редко. Чего уж там, правильнее сказать - не везло с самого детства. Вернее, со школы, где он начал осознавать себя мыслящим существом.

Школа... Наверное, все происходило сложнее, но сейчас, если не засорять воспоминания подробностями, можно было констатировать главное: у них был класс с раз и навсегда сложившимися, как будто заданными извне, традициями. Даже учителя удивлялись: проходил год за годом, а в отношениях между детьми практически ничего не менялось в качественном плане. Пацаны превращались в юношей, девчонки - в девушек, а иерархия отношений оставалась прежней. Как будто разбухала жесткая кристаллическая решетка неизвестного странного материала: увеличивались атомы, удлинялись линии связи, но прежними оставались пропорции и качества. Именно так вспоминалась Сергею классная жизнь: без ярких подробностей, где он - элемент решетки, не в силах и, впрочем, без желания что-либо менять. Только одно событие, как и положено, периодическое в поступательном мелькании лет, всплывало почему-то довольно ярко с обидными подробностями: двадцать третье февраля, "мужской" день.