Клиффорд Саймак - Зарубежная фантастика

• Название: Зарубежная фантастика
• Автор: Клиффорд Саймак
• Издательство: ИКА “ТАЙМ-АУТ”. Ассоциация “Украина”
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5-85990-011-2

В сборник включены романы известных писателей фантастов К.Саймака “Туда и обратно” и Д.Уиндема “Попробуй пойми ее…”

СОДЕРЖАНИЕ:

Клиффорд Саймак — ТУДА И ОБРАТНО

Джон Уиндем — “ПОПРОБУЙ, ПОЙМИ ЕЕ…”

Джон Уиндем — СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ

Джон Уиндем — ПЕТЛЯ ВО ВРЕМЕНИ

Джон Уиндем — ОХ, ГДЕ ЖЕ ТЕПЕРЬ ПЕГГИ МАК-РАФФЕРТИ?

Джон Уиндем — ЧЕРТ НА УДОЧКЕ

Художник С.Кубанцев

---

Это Харольд сделал такое возможным. Умный мальчик и чудесный сын. Когда стало совсем ясно, что она больше не сможет содержать дом и его придется продать, это Харольд смог уговорить правление своей фирмы купить его. “Их интересует, — сказал он, — участок, как и любого другого покупателя”. Сам по себе дом теперь уже не имел почти никакой цены, но месторасположение его было удобным. По условию продажи 4 комнаты на южной стороне были превращены в квартиру, которая предназначалась для нее на все оставшиеся дни жизни. Остальное стало общежитием, обеспечивающее жильем где-то около 20-ти молодых людей, работавших в лабораториях и конторах, которые располагались теперь на северной стороне, на месте конюшни и. части выгона Когда-нибудь, она знала, старый дом снесут, она видела чертежи, но в настоящем, пока она жива, оба они, и дом, и сад с юга и запада, могли оставаться нетронутыми. Харольд заверил ее, что они не понадобятся еще лет 15–20, намного дольше, чем ей будет нужно…

Не жалеет она по-настоящему, спокойно думала мисс Долдерсон, и того, что надо уходить. В старости становишься бесполезной, а теперь, когда ей было необходимо кресло на колесах, еще и обузой для других. У нее появилось чувство, что она уже не принадлежит этому миру, что она стала посторонней в мире других людей. Он так изменился, этот мир: сперва она перестала его понимать, когда же мир еще более усложнился, оставила всякие попытки понять его.

Харольд был милым мальчиком, и ради него она старалась не казаться слишком глупой — но часто это было трудным для нее…

Сегодня за завтраком, к примеру, он был так возбужден из-за какого-то эксперимента, который они должны были провести после полудня. Ему необходимо было поговорить о нем, хотя даже он должен был знать, что практически ничего из его речи она понять не могла. Что-то опять про измерения — это более всего запало ей в память, но она только кивала и не пыталась вникать дальше. В последний раз, когда возникла эта тема, она заметила, что в ее молодости их было только три, и она не могла понять, как даже самый сильный прогресс в мире мог добавить еще что-то. Это дало ему повод прочесть целую лекцию про взгляд математика на мир, существование которого он, очевидно, был в состоянии воспринимать лишь через серию измерений. Даже момент существования относительно времени был, казалось, своего рода измерением. “С философской точки зрения…”, — начал объяснять Харольд; тут она сразу же потеряла ход его мыслей, он вел прямо к неразберихе. В душе она была уверена, что в ее молодости философия, математика и метафизика, как науки, были в достаточной мере раздельны — в теперешнее же время, они, как оказалось, были совсем непонятно соединены вместе. Поэтому, на сей раз, она слушала молча, издавая тихие, подбадривающие восклицания, пока он уныло не улыбнулся и не сказал, что она была так мила и терпелива с ним.

После того он обошел вокруг стола и поцеловал ее нежно в щеку, положа ей руку на плечо, и она пожелала ему удачи в послеобеденном таинственном эксперименте. Потом вошла Дженни убрать со стола, и подкатила ее ближе к окну…

Тепло сонливого послеполуденного времени унесло ее в полудрему, на 50 лет назад, как раз к тому дню, когда она сидела у того самого окна — конечно же, и не помышляя о кресле-качалке, ожидая с болью в сердце Артура…, а Артур так никогда и не пришел…

Странно, как порой все решает случай. Если бы Артур пришел в тот день, она почти точно вышла бы за него замуж. И никогда бы не родились Харольд и Синтия. У нее были бы, конечно, дети, но не Харольд и Синтия. Какая странная, случайная вещь — чье-то существование… только сказав “нет” одному человеку и “да” другому, женщина дает, возможно, существование потенциальному убийце… Как глупы они все в теперешние дни, пытаясь увязать все вместе, сделать жизнь безопасней, в то время как за их спиной, в прошлом каждого, простирается в бездну, заполняемый случаем, ряд женщин, сказавших “да” или “нет”, как им это вздумалось…

Странно, к чему ей теперь вспоминать Артура, должно быть, годы прошли с тех пор, как она думала о нем…

Она была совершенно уверена, что он сделал бы ей предложение в тот день. Это было до того, как она впервые услышала о Колине Долдерсоне. И она согласилась бы. Да, да, несомненно.

Но объяснений никаких не последовало. Она никогда не узнала, почему он не пришел тогда — или после. Он так и не написал ей: 10 днями или, скорее, 2-мя неделями позже была краткая записка от его матери, сообщавшей, что он был болен, и что доктор посоветовал отправить его заграницу. Но после этого — ничего больше до того дня, когда она увидела его имя в газете, более 2-х лет спустя.

Она некоторое время очень сердилась, конечно, испытывая уязвление своей девичьей гордости, и даже душевную боль.

И все-таки кто знает, что было бы лучше в конце концов? Были бы его дети так же дороги ей, и настолько добры, и умны как Харольд и Синтия…

Такая неопределенность случая… Все, эти гены и другие вещи, о которых они говорят теперь…

Глухой стук теннисных мячей прекратился, игроки ушли скорее всего обратно к своим ремонтным работам.

Продолжали деловито жужжать пчелы, там же с дилетантским и беззаботным видом порхали с полдюжины бабочек. За ними мерцали в поднимавшемся от земли тепле деревья. Послеполуденная дремота стала всесильной. Мисс Долдерсон не сопротивлялась ей. Она откинула назад голову, смутно отметив про себя, что где-то начался другой жужжащий звук, выше по частоте, чем у пчел, но не настолько громкий, чтобы раздражать. Она сомкнула веки…

Неожиданно, всего лишь в нескольких ярдах, в той части дорожки, что вне поля зрения, послышались шаги. Звук их начался совсем внезапно, как если бы кто-то только что ступил на дорожку с травы, но тогда она увидела бы кого-нибудь, проходящего по саду… Одновременно послышался звук голоса, напевавшего баритоном, но не громко, как бы для себя. Он тоже начался совсем неожиданно, даже на полуслове: “…жизни это делает, делает, делает…”.

Голос внезапно прервался. Шаги тоже замерли. Глаза мисс Долдерсон были теперь открыты — широко открыты. Ее тонкие руки нащупали ручку кресла. Она мысленно воспроизвела тембр умолкнувшего голоса, более того, она даже была уверена в нем — после всех этих лет… “Глупый сон”, — сказала она себе… Она вспомнила его всего за несколько минут до этого, перед тем как закрыла глаза… Как глупо!

И все же, это было до странности не похоже на сон. Все было так резко и ясно, так похоже на действительность. Ручки кресла были вполне материальными под ее пальцами…

Другая мысль проскользнула в ее мозг. Она умерла, вот посему это не похоже на обычный сон. Сидя здесь на солнце, она, должно быть, тихо скончалась. Доктор говорил, что это может случиться совсем неожиданно… И вот — случилось!

На какой-то краткий миг она почувствовала облегчение, не потому, что она боялась смерти, а потому что до этого было ощущение большого испытания впереди. Теперь оно ушло, а самого испытания так и не было.

Также просто, как заснуть. Она почувствовала неожиданно радость от этого, быть может даже оживление…

Хотя было странно, что она, кажется, все еще привязана к креслу.

Гравий скрипнул под сдвинувшейся ногой. Изумленный голос произнес:

— Вот чудно! До жути странно. Что же, черт возьми, случилось?

Мисс Долдерсон сидела в кресле, не шелохнувшись. У нее не было никаких сомнений насчет голоса.

Пауза. Было слышно, как кто-то переминается с ноги на ногу, как бы неуверенно. Затем пошли вперед, но теперь медленно. В поле ее зрения попал молодой человек. О, он выглядел так молодо, этот человек. Она почувствовала как защемило ее сердце.

Он был одет в полосатый блейзер и белые фланелевые брюки. Вокруг шеи был повязан шелковый шарф, а на затылке сидела соломенная шляпа с цветным бантом. Его руки были засунуты в карманы брюк, под мышкой — теннисная ракетка.

Она увидела его сначала в профиль, и не в самом лучшем виде, так как выражение лица у него было изумленное, а рот слегка открыт, когда он глядел в сторону рощицы, на одну из черепичных крыш за нею.

— Артур, — нежно произнесла мисс Долдерсон.

Он был поражен. Ракетка выскользнула и со стуком упала на дорожку. Он попытался поднять ее, снять шляпу и восстановить свое спокойствие — все это в одно и то же время, и вполне безуспешно. Когда он распрямился, его лицо было пунцовым, и все еще смущенным.

Он посмотрел на старую леди в кресле, чьи колени были укрыты пледом, а тонкие руки сжимали ручки кресла. К его растущему смущению примешалась тревога. Потом взгляд снова остановился на лице старой леди. Она внимательно его разглядывала. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел ее до этого, не понимая, кто бы это мог быть — и все же в ее глазах было, казалось, что-то едва-едва знакомое.

Она опустила взгляд на свою правую руку. С мгновение изучала ее, как будто озадаченная немного, потом снова подняла глаза на него.