Артур Дойль - Торговый дом Гердлстон

• Название: Торговый дом Гердлстон
• Автор: Артур Дойль
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1966

Первый социально-бытовой роман А.Конан Дойля «Торговый дом Гердлстон» (1890) — роман о ловких дельцах и стяжателях, которые наживаются за счет маленьких людей, оказывающихся в их власти. Роман о «неромантиках» — переводится название этой книги с английского, и автор совершенно прав. Книга о крушении процветающей торговой компании: о том, как дельцы порой не умеют жить, не умеют работать и не умеют сохранять то, что имеют.

---

Все утро он был занят в порту, следя за тем, как большие листы железа грузились в поместительный трюм «Девы Афин». Когда же настал час обеда, Том даже и не подумал о еде, а, устроившись в задней комнате маленького блэкуоллского трактира, приказал принести перо, чернила и бумагу и принялся писать письмо своей возлюбленной. Никогда еще не удавалось уложить на четырех небольших листках столько любви, утешений, советов и надежды, а затем уместить их все в тесных пределах конверта. Кончив, Том перечел свое послание и почувствовал, что оно нисколько не передает его мысли. Но когда влюбленному удавалось запечатлеть на бумаге свои мысли так, чтобы это его удовлетворило? Опустив в ящик письмо, в котором он подробно объяснил, какие условия были ему поставлены, Том ощутил значительное облегчение и с новой энергией принялся наблюдать за погрузкой листового железа. Однако он вряд ли чувствовал бы себя таким довольным, если бы видел, как Джон Гердлстон взял его письмо из рук лакея, а потом в уединении своей спальни прочел его с сардонической улыбкой на губах. Еще меньше удовольствия он получил бы при виде того, как коммерсант разорвал письмо на мелкие клочки и сжег их в своем большом камине. На следующее утро Кэт тщетно глядела из заветного окна, но внизу так и не появилась знакомая высокая фигура, дружеская рука не послала ей утреннего приветствия, и на ее сердце легла свинцовая тяжесть.

ГЛАВА XXV ПЕРЕМЕНА ФРОНТА

Все вышеописанное произошло за две недели до возвращения Эзры из Африки и было подробно рассказано ему отцом.

— Но пусть это тебя не тревожит, — закончил старший Гердлстон, — я не допущу, чтобы они виделись, а, не видя его и видя тебя — особенно, если ей будет неизвестно, почему он исчез, она в конце концов оскорбится и предпочтет тебя.

— Не понимаю, как вы позволили, чтобы дело зашло так далеко, — угрюмо ответил сын. — Да как смеет этот щенок браконьерствовать в наших охотничьих угодьях? Девушка принадлежит нам. Ее отдали под вашу опеку, чтобы вы хорошенько за ней присматривали, но вы и тут умудрились все испортить.

— Ничего, мой мальчик, — ответил коммерсант, — я обещаю, что они больше не увидятся, если ты, со своей стороны, сделаешь все, что в твоих силах.

— Я сказал, что сделаю, и свое слово сдержу, — ответил Эзра, а дальнейшие события показали, что он говорил серьезно.

Перед отъездом Эзры в Африку отношения между ним и подопечной его отца были не слишком дружескими, однако Кэт была так чиста душой и так легко забывала зло, что не умела таить вражды и радостно приветствовала Эзру, вернувшегося из дальних краев. Через несколько дней она вдруг заметила, что он удивительно переменился, и, как ей показалось, к лучшему. Прежде он неделями не заговаривал с ней, а теперь всячески стремился быть ей приятным. Иногда Эзра целые вечера рассказывал ей о том, что видел в Африке, и эти его рассказы о людях и событиях были ей по-настоящему интересны. Бедняжка чрезвычайно обрадовалась такому его перерождению и делала все, что было в ее силах, чтобы помочь ему и показать, как она ценит эти новые его качества. И в то же время она нередко терялась в догадках, так как порой какая-нибудь грубая выходка или злобная вспышка показывали ей, что истинная натура Эзры осталась прежней и он насилует себя, стараясь быть любезным.

Шли дни, а Том не подавал о себе никакой вести и девушку начали томить тревога и недоумение. Она ничего не знала о беседе в конторе и не могла найти объяснения этой загадке. Неужели Том сообщил ее опекуну об их помолвке и услышал в ответ такую отповедь, что в отчаянии решил с ней расстаться? Это казалось невероятным; но почему же он теперь больше никогда не появлялся на площади? Она знала, что он здоров, так как коммерсант и его сын нередко упоминали о нем, говоря о делах фирмы. Так в чем же дело? Ее нежное сердечко изнемогало, раздираемое тысячью сомнений и страхов.

А Эзра тем временем снова и снова доказывал, насколько путешествие его преобразило. Как-то в разговоре она упомянула, что любит махровые розы. На следующее утро, спустившись к завтраку, она увидела, что рядом с ее прибором лежит прекрасная махровая роза. И с этих пор каждое утро ее ждал на столе такой же цветок. Эта любезность, которая, как она прекрасно знала, могла исходить только от Эзры, удивила ее и обрадовала: меньше всего она ожидала от него подобной деликатности.

Другой раз она пожалела, что не может прочесть романы Теккерея, так как книги в библиотеке слишком уж потрепаны. Вечером, войдя в свою комнату, она, к своему величайшему удивлению, обнаружила на столике собрание сочинений вышеупомянутого писателя в великолепных переплетах. На мгновение ее душой овладела слепая неразумная надежда: а вдруг это подарок Тома, вдруг он прибегнул к этому средству, желая показать ей, что она ему по-прежнему дорога? Но вскоре она поняла, что книги могли появиться лишь из одного источника с цветами, и опять удивилась этому новому доказательству доброты Эзры.

Однажды ее опекун сказал ей:

— Вам, конечно, живется немножко скучно, моя дорогая. Я взял для вас на сегодня ложу в опере. Сам я не охотник до подобных развлечений, но я позаботился о том, чтобы вам было с кем пойти. Небольшое развлечение будет вам только полезно.

Бедняжку Кэт томила грусть, и ей вовсе не хотелось развлекаться, однако она заставила себя улыбнуться, чтобы не показаться неблагодарной.

— С вами поедет моя добрая знакомая миссис Уилкинсон, — продолжал коммерсант, — и Эзра. Он очень любит музыку.

При его последних словах Кэт невольно улыбнулась еще раз, подумав, что все годы их знакомства молодой человек чрезвычайно искусно скрывал это свое пристрастие.

Однако в назначенный час она была готова, и, когда явилась миссис Уилкинсон, чопорная и важная старуха, обыкновенно сопровождавшая Кэт в тех редких случаях, когда ей разрешалось выезжать, все трое отправились в оперу. Давали «Фауста», и Кэт, которая чуть ли не впервые оказалась в театре, была поражена великолепием декораций и костюмов. Она сидела как зачарованная, на ее щеках играл нежный румянец, глаза сияли, и она казалась удивительно красивой. Так, во всяком случае, думал Эзра Гердлстон, наблюдая из глубины ложи за сменой выражений на ее подвижном личике. «На ней стоило бы жениться, даже не будь у нее приданого», — подумал он и в этот вечер ухаживал за ней особенно усердно.

Маленькое происшествие, случившееся в антракте, несомненно, доставило бы большое удовольствие старому коммерсанту, присутствуй он тут. Кэт глядела из ложи третьего яруса на море голов внизу. Внезапно она вздрогнула, и ее лицо побледнело.

— Это ведь мистер Димсдейл? — спросила она у своего спутника.

— Где? — осведомился Эзра, вытягивая шею. — Да, да, это он… во втором ряду бенуара.

— А вы не знаете, кто эта девушка, с которой он разговаривает? — спросила Кэт.

— Не знаю, — ответил Эзра. — Последнее время я часто встречаю их вместе (это было прямой ложью, но Эзра увидел, что ему представилась возможность очернить соперника, и не замедлил ею воспользоваться). Она настоящая красавица, — добавил он вскоре, глядя на свою собеседницу.

— О, неужели?.. — произнесла Кэт и заговорила с миссис Уилкинсон. Тем не менее ее сердечко болезненно сжалось, и опера уже не доставляла ей никакого удовольствия. А Эзра, как он ни обожал музыку, мирно продремал в уголке ложи весь последний акт. Никто из них не огорчился, когда Фауст наконец был увлечен в преисподнюю, а Маргарита вознеслась к небесам на двух деревянных облачках. Дома Эзра рассказал отцу кого они видели в бенуаре, и старик от удовольствия начал потирать руки.

— Как удачно! — воскликнул он радостно. — Играя на этой струне, мы можем добиться многого. А кто эта девушка, ты не знаешь?

— Кажется, какая-то бедная родственница, которую он иногда развлекает.

— Мы узнаем ее имя и все подробности! Превосходно! Превосходно! — воскликнул Джон Гердлстон, и они разошлись по своим спальням, очень довольные, что судьба дала им в руки такой козырь.

В течение грустных недель, пока Том Димсдейл, верный своему обещанию, тщательно избегал Эклстон-сквер и всего, что могло бы напомнить Кэт о его существовании, Эзра продолжал прилагать все старания, стремясь втереться к ней в доверие. Единственным утешением бедняги Тома было воспоминание о последнем страстном письме, которое он написал в блэкуоллском трактире, он твердо верил, что это письмо объяснило Кэт причину его отсутствия и она не испытывает, таким образом, ни тревоги, ни удивления. Знай он, какая судьба постигла это послание, он вряд ли продолжал бы так старательно выполнять свои обязанности в конторе и так терпеливо дожидаться, когда мистер Гердлстон наконец даст согласие на их помолвку.

По мере того как проходили дни, не принося известий о Томе, личико Кэт становилось все бледнее, а ее сердце преисполнялось тоски и уныния. Теперь она твердо знала, что молодой человек был здоров, — ведь она своими глазами видела его в опере. Так чем же могло объясниться его поведение? Неужели он сообщил мистеру Гердлстону об их помолвке и ее опекун каким-то образом сумел убедить его эту помолвку порвать, воззвав, например, к его корыстолюбию, которое оказалось сильнее его любви? Однако она слишком хорошо знала характер Тома, чтобы серьезно поверить в такую возможность. К тому же, если бы Гердлстон проведал об их помолвке, он, конечно, бы упрекнул ее. А старый коммерсант последнее время держался с ней гораздо ласковее, чем прежде. Но вдруг Том, познакомившись с девушкой, которую она видела в опере, не смог устоять перед ее чарами? Когда Кэт вспоминала честные серые глаза, глядевшие в ее глаза во время их последнего свидания в саду, ей не верилось, что он способен на подобное непостоянство. И все же его поведение надо было как-то объяснить. Чем больше Кэт думала об этой загадке, тем непонятнее она ей казалась. И ее бледное личико становилось все бледнее, а тоска, томившая сердце, — все тяжелее.