Эльза Вернер - Гонцы весны

• Название: Гонцы весны
• Автор: Эльза Вернер
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7707-7755-9

В произведениях, вошедших в это издание, писательница с любовью и теплотой раскрывает глубину возвышенных человеческих чувств своих героев, рисует непростые их характеры и взаимоотношения.

В ответ на чувства всегда сильных, волевых, честных, достойных и, конечно же, красивых внешне и душой мужчин, нежные, хрупкие и ранимые прекрасные женщины на пути к своему счастью нередко проявляют огромную силу воли, которая, казалось бы, им совсем не свойственна, и достигают цели.

---

— Что это такое? — упавшим голосом промолвила графиня, когда за Освальдом закрылась дверь.

— Угрозы! — ответил Гейдек. — Неужели ты не поняла этого, Констанция? По-моему, это было достаточно ясно! — Он вскочил с места и быстро и беспокойно заходил по комнате; даже его холодная натура не выдержала этой сцены. Наконец он остановился перед сестрой. — Нам придется уступить. Энергичное противодействие с нашей стороны было бы опасно — это показали мне последние минуты.

— Ты думаешь?

Слова почти машинально срывались с уст графини; она все еще неподвижным взглядом смотрела на дверь, за которой исчез Освальд.

— Безусловно! — уверенно подтвердил Гейдек. — Этот молодец догадывается о большем чем нужно; раздражать его опасно. Если он во что бы то ни стало хочет быть свободным, пусть идет на все четыре стороны. Да ведь мы и без того не вправе задерживать его; он стал неуязвимым. К этому я, правда, совершенно не был подготовлен, но теперь мы, по крайней мере, знаем, что скрывается за его кажущимся спокойствием и равнодушием.

— Я уже давно знала это, — сказала графиня, лишь теперь, по-видимому, начавшая приходить в себя. — Недаром я всегда боялась его холодных, испытующих взглядов. Когда он еще в первый раз ребенком взглянул на меня, я поняла, что когда-нибудь эти глаза принесут гибель мне и моему сыну.

— Глупости! — промолвил барон. — Что бы ни воображал себе Освальд, у него могут быть только подозрения, и он не посмеет выразить их словами. Лишь глубокое раздражение могло вырвать у него этот намек. Но все равно, такие сцены не должны повторяться. Во всяком случае, он прав, что самое лучшее, если он навсегда покинет Эттерсберг. Тогда, наконец, прервутся и его отношения с Эдмундом. В своих собственных интересах мы должны предоставить ему свободу.

Между тем Освальд поспешно прошел покои графини и уже собирался выйти из них, но встретил Эдмунда, шедшего к матери. Тот, как всегда, веселый, беззаботный и беспечный, остановил двоюродного брата и задержал его.

— Ну, Освальд, как прошла сцена суда? Теперь мы должны крепко держаться друг за друга; мы с тобой в одинаковых условиях и положении, только мое — романтическое, а твое — юридическое. Я уже в карете, едучи сюда со станции, подвергся предварительному следствию, а теперь мне предстоит и самое мучительное испытание. Что, дядя очень немилостив?

— По отношению к тебе едва ли он будет таким…

— О, да, я нисколько не боюсь! — воскликнул Эдмунд. — Одну маму я уже давно перетянул бы на свою сторону. К сожалению, она знает это и вызвала к себе на помощь дядю. С ним, конечно, справиться труднее, но и он не будет очень жесток ко мне. Но ты, Освальд, — он вплотную подошел к двоюродному брату и испытующе заглянул ему в лицо, — ты снова так мрачен и суров. Они, должно быть, очень помучили тебя?

— Ты знаешь, что в таких случаях не обходится без резких споров, — уклоняясь от прямого ответа, заметил Освальд, — однако, несмотря на это, я поставил на своем. Но еще одно, Эдмунд! Я, вероятно, покину Эттерсберг раньше, чем мы договорились; может быть, уже на этих днях.

— Почему? — воскликнул Эдмунд. — Что случилось? Ты же решил остаться до осени. Тебя, очевидно, оскорбил дядя, и оттого ты и хочешь уехать? Я этого не допущу; я немедленно заставлю…

— Я ведь сказал тебе, что все устроилось, все кончилось, — перебил его Освальд. — Ничего не случилось. Тетя и ее брат, понятно, сердиты на меня, но они не станут больше мешать мне идти своей дорогой.

— Серьезно? — удивленно спросил Эдмунд, очевидно, не в состоянии объяснить себе эту внезапную уступчивость.

— Совершенно серьезно; да ты сам услышишь это от них. А теперь иди на свой суд! Для тебя это не будет слишком трудно; тебе надо только обратиться к любви своей матери, тогда как я должен был призвать на помощь страх.

Эдмунд смотрел на него с изумлением.

— Страх? Перед кем? Иной раз ты прибегаешь к удивительно загадочным выражениям.

— Иди, иди! — настаивал Освальд. — После я расскажу тебе все, что было.

— Ну хорошо! — Эдмунд направился к двери, однако остановился ещё раз. — Но я должен сказать тебе, Освальд, что тебе не удастся скоро уехать отсюда. Ты обещал мне остаться до осени, и раньше я ни за что не отпущу тебя. Довольно скверно уже и то, что потом я на долгие месяцы буду лишен тебя, так как до окончания экзаменов тебе едва ли удастся приехать в Эттерсберг; я наперед знаю это.

Он ушел. Освальд мрачно посмотрел ему вслед.

— Долгие месяцы? Нет, нам придется расстаться навсегда, — произнес он, а затем упавшим голосом закончил: — Но я все же никогда не предполагал, что это будет так тяжело для меня!

Глава 6

Прошло более двух месяцев. Была уже половина лета, но Эттерсберг и Бруннек, как выражался Эдмунд, находились в состоянии войны как Монтекки и Капулетти. Ни графиня, ни Рюстов не давали своего согласия на брак своих детей, зато тем настойчивее стояли на своем молодые люди. Вопреки запретам, они виделись очень часто и еще чаще писали друг другу. Чтобы легче было осуществлять свои свидания, они включили в свой заговор старушку Лину Рюстов, которая сочла более удобным взять эти встречи под свою защиту, понимая, что иначе они все равно будут происходить; она вообще была на стороне юной парочки, сравнительно легко переносившей свою участь. Ни Эдмунд, ни Гедвига не были склонны относиться к кратковременной разлуке сентиментально или даже трагически. Брак без каких-либо препятствий показался бы им, пожалуй, слишком банальным, родительское же противодействие только придавало ему в их глазах необходимую романтику. Они окунулись в нее со всем рвением своих восемнадцати и двадцати четырех лет и находили свою любовь в высшей степени интересной и поэтичной. Об эпилоге своего романа они не беспокоились, прекрасно зная, что как избалованные любимцы своих родителей они настоят в конце концов на своем.

Развязка наступила скорее, чем предполагали все действующие лица. Лина Рюстов уехала на несколько дней в город за покупками и, ничего не подозревая, возвратилась в Бруннек, который она оставила в самом разгаре вражды с Эттерсбергом. Несколько озадаченная тем, что ее встретил только Рюстов и что Гедвиги не было дома, она спросила о племяннице.

— Гедвига? — повторил Рюстов не то смущенно, не то с недовольством. — Ее сейчас нет дома, она, должно быть, скоро вернется.

Старушка не стала больше расспрашивать. Очевидно, у отца с дочерью снова произошел спор по поводу свадьбы, а это никогда не бывало приятно для окружающих, потому что советник имел обыкновение изливать свой гнев на ком угодно, только не на дочери. Но на этот раз у Лины была такая новость, которая могла прогнать всякое дурное настроение, и, как только они вошли в комнату, она принялась рассказывать ее советнику:

— Я привезла вам новость, Эрих. Ваш адвокат хотел послать вам телеграмму, но я упросила его предоставить мне возможность принести вам радостную весть. На первом этапе процесс выиграли вы. Дорнау присужден Гедвиге.

Странное дело: это столь желанное и неожиданное известие не оказало на Рюстова никакого особенного действия. Правда, его мрачное лицо немного просияло, но он произнес все-таки с нескрываемым раздражением:

— Это радует меня… радует, несмотря на все, что произошло. Ах, если бы эта весть пришла недели на две раньше! Теперь же испорчено все удовольствие. Значит, процесс выиграли мы?

— На первом этапе. Однако наш поверенный надеется выиграть его и дальше. Противники, конечно, подадут апелляцию.

— Нет, этого они не сделают! — проворчал Рюстов, и на его лице снова появилось прежнее странное выражение смущения.

— О, нет! В этом нельзя сомневаться. Наш поверенный уже приготовился к следующей инстанции.

— Он может успокоиться, — вырвалось у Рюстова. — Никто не станет апеллировать. Процесс решен окончательно, и в конце этой песни Дорнау все же перейдет к Эттерсбергу.

— К Эттерсбергу? Да ведь говорю же я вам… но, Господи, Эрих, что значит ваше мрачное лицо и почему я не вижу Гедвиги? Что случилось? Она больна или…

— Не волнуйтесь, пожалуйста! — прервал Рюстов тревожные вопросы, — Гедвига вполне веселая и здоровая и в настоящий момент в Эттерсберге у своей будущей свекрови. Да садитесь, Лина! Я нисколько, не сержусь на вас, что вы так удивились; то же самое было и со мной.

Старушка опустилась на стул и изумленно глядела на родственника.

Между тем он продолжал:

— Эта молодежь невероятно везучая. Мы все были на волоске от смерти, Лина. Графиня чуть не утонула, а мы чуть не сломали себе шеи.

— Господи, Боже мой! И это вы называете невероятным везением? — в ужасе воскликнула старушка.

— Я же сказал «чуть». В конце концов это завершилось помолвкой, и все пошло вверх ногами. Смертельная опасность, потрясение, объятья — мы в качестве тронутых и благословляющих родителей. О, эти проклятые эттерсбергские рысаки! Хотелось бы мне отучить их от безумной скачки! Почему мои лошади никогда так не несутся?