Хассо Стахов - Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944

• Название: Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944
• Автор: Хассо Стахов
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-227-02484-8

Хассо Стахов испытал на себе все ужасы войны, юношей попав на один из самых горячих участков Восточного фронта — в район Ленинграда.

На основе собственных впечатлений, дневников других участников упоминаемых событий, используя сохранившиеся в архивах боевые донесения командиров подразделений и соединений, автор анализирует феномен несгибаемой обороны Северной столицы.

Книга, открывающая шокирующие тайны кровавой трехлетней битвы, во многом определившей исход войны, публикуется на русском языке впервые. Она рассказывает об ужасах блокады, как это виделось со стороны противника, и о трагедии 2-й Ударной армии Власова, погибшей при попытке освободить город из блокадного кольца.

---

Мы узнаем также об одной группе солдат, которые добираются до деревни Мостки при температуре минус 40 градусов, где их обнаруживает и окружает противник. Они держат оборону несколько суток. В конце концов им удается вырваться, воспользовавшись суматохой среди русских, вызванной атакой немецких штурмовиков. В донесении после боя записано: «Оставшихся в живых — 18 человек. Из них небоеспособных из-за обморожений — 18».

Сегодня такие истории кажутся неправдоподобными. У многих война ассоциируется с иллюзиями изысканного и романтичного героизма в духе времени Дикого Запада. Убитые здесь всегда лежат так, будто они заснули. Раненые тоже всегда выглядят как на картинке. Обычно пуля попадает им в руку, на что герои не обращают внимания. Они, как индейцы, которым неведома боль. Они сражаются с эффектной повязкой на голове после ранения, под которой на врага устремлен решительный взгляд воина. Солдаты получают ордена, новые звания, похвалу. Такие сцены заимствовали для пропагандистских целей обе стороны и в боях под Волховом. Но война ведь не кино. Сам термин «героизм» представляется солдатам чем-то неестественным и лицемерным.

Связано ли это с тем, что они на собственной шкуре испытали, как уничтожаются с холодным расчетом люди и боевая техника? Или с тем, что почти все из них, проявившие смелость, самопожертвование и стойкость, вовсе не отвечали стереотипу героя? Поэтому, когда их спрашивали о мотивах их поступка, они лишь пожимали плечами и, в крайнем случае, говорили, что им «всего лишь повезло». Тот, кто их об этом спрашивал, самим вопросом уже свидетельствовал, что не имеет никакого представления о мире, в котором те жили.

Психолог А. Штёр более основательно исследовал такой феномен, как храбрость. Его преимуществом было то, что он смог проверить свои психологические теории о солдатах на собственном военном опыте. У него мы находим такие наблюдения о душевных порывах молодых солдат: «Во все времена и во всех культурных кругах молодые люди стремились доказать свою значимость в окружающем их мире, изыскивая для этого ситуации, связанные с риском и возможностью в них отличиться. Такой естественный порыв с целью испытать свои возможности ловкая пропагандистская машина могла направлять в выгодное ей русло. На войне имеется большой выбор случаев отличиться. Традиции военного ремесла так же стары, как и сама солдатская профессия. То, что имело место столетия назад, действовало и во Вторую мировую войну. Актуально это и сегодня, так как человеческая природа не изменилась. Сюда относится стремление доказать свою значимость и выставить себя таким образом на показ. В науке это называется „эмоциональными психологическими категориями“. Блеск военной формы, нашивок, принадлежность к элитному подразделению, ордена — все это представляет ее показательную внешнюю форму. Орден дает возможность владельцу почувствовать: „Я прошел проверку на пробу“. Это принесло ему признание и восхищение им со стороны окружающего его мира, в том числе, не в последнюю очередь, и среди женского окружения».

Штёр исследует также, насколько война меняет молодых солдат, как возникают различные типы людей, как, к примеру, создается образ «лихого парня». Он пишет: «Всегда и везде были такие солдаты, которых все знали и уважали. Они прославились тем, что уничтожали огневые сооружения и танки противника. К их числу относились также командиры боевых разведгрупп и разведдозоров. Они были либо добровольцами, либо их назначали на эту должность, когда этого требовала сложившаяся тяжелая обстановка. Их имена были известны далеко за пределами части… Свой авторитет они зарабатывали благодаря отчаянной смелости, когда, казалось, сами искали опасность. Ни один офицер из их части к ним не придирался. Они стали специалистами войны, гордясь тем, что могут здесь применять свое профессиональное умение. Аналогичным образом — ища опасность, обладая великолепной способностью выходить победителем из ситуаций, связанных с риском, — гражданские лица становятся автогонщиками, артистами, большими спортсменами или альпинистами. Умение убивать стало ремеслом таких солдат. Эти убийства едва ли оседали в их памяти, так как каждый из них в любой момент сам рисковал быть убитым». Вот так пишет, оглядываясь назад, А. Штёр: не с пренебрежением, а точно все подмечая.

Смущенными выглядели улыбки на лицах этих парней: рабочих и крестьян, когда им вручали знаки за рукопашный бой и медали за мужество. На их рукавах были видны почерневшие от грязи нашивки за уничтоженные ими танки. Они все выглядели как дружелюбно настроенные ученики-ремесленники, сельскохозяйственные рабочие и служащие. Да, в сущности, большинство из них ими и были.

Снайперские отличия за 20, 40, 60 попаданий, знаки за участие в 15, 30, 50 рукопашных боях, вся эта «мишура» не вязалась с их простодушными, безобидными лицами.

Ордена советских солдат выглядели по-другому. Лица у них также были другими. Но их поступки и страдания были такими же. И это касалось также тысяч русских женщин-снайперов, медсестер и связисток на Ленинградском фронте.

Солдатам, окопавшимся в лесах и руинах домов между Волховом и трассой Ленинград — Новгород, приходится совсем туго. Ночью температура в районе Спасской Полисти опускается до минус 37 градусов, днем — минус 34. Пулеметчики держат затворы своего оружия за пазухой, уберегая их от замерзания и зная, что те могут понадобиться в любой момент. Когда однажды в разведдозоре один из пулеметчиков, бывший 1-м номером, упал на землю, получив ранение, и выронил из рук пулемет, то остальные солдаты несколько часов искали под снегом его оружие. Оно исчезло под метровым слоем снежного наста. Сотни единиц оружия были потеряны подобным образом. Те немногие блиндажи, убежища, подвалы, что имелись в наличии, почти все разрушены артиллерийским огнем.

Раненые вынуждены часами лежать на открытом воздухе, прежде чем их оттащат в ближнюю тыловую зону, зачастую на расстояние в десять-двадцать километров. Чаще всего уже сам по себе холод означает смерть для них. Первая медицинская помощь для многих приходила уже слишком поздно. Доставка раненого с передовой позиции в ближний тыл, расстояние между которыми составляет полтора километра, продолжается по глубокому снегу свыше двух часов, даже если его при этом тащат четыре человека.

Русские страдают точно так же. И все же им лучше. У них перед глазами победа. С каждым метром земли, которую они отвоевывают у «фрицев», они возвращают себе частичку Святой Руси. Они без устали вводят тяжелую артиллерию в район прорыва. По лесной просеке прокладывают две железнодорожных колеи, которые позднее вошли в военную историю под названием «Просека Эрика».

Их акция имеет, впрочем, один изъян, который вначале представляется атакующим мелочью. Немцам удается и дальше удерживать опорные пункты на флангах русского прорыва. Для русских они как бельмо на глазу. Немецкие солдаты, засевшие в развалинах домов, находятся постоянно настороже, прислушиваясь к тому, как днем и ночью, подобно призракам, мимо идут потоком наступающие ударные части советских войск. Некоторые из опорных пунктов, правда, приходится, в конце концов, оставить, после чего немцы окапываются в чистом поле в снежных нишах, дно которых устилают еловыми ветками. Но они не отступают. И постепенно до русских начинает доходить, что их почти стокилометровый прорыв в глубь немецких позиций, в результате чего создалась смертельная угроза артериям снабжения между Лугой и Гатчиной, а также между Тосно и Чудово, ни к чему не приведет, если им не удастся расширить трехкилометровый коридор и вывести его из-под удара немецкой артиллерии и штурмовой авиации.

Конечно, их передовые отряды получают дополнительное снабжение с воздуха. Для этого они даже построили взлетно-посадочную полосу. Но сейчас для них самое время создать из маленькой калитки, ведущей к просеке, широкие массивные ворота, через которые можно будет вводить сюда технику и резервы, выводить войска на замену и транспортировать раненых. Однако теперь уже и «Фриц» стал таким же упрямым, как тот «Иван», которого немцы ругали именно за это.

Четвертая глава БАНДИТСКАЯ ВОЙНА ПАРТИЗАН И ВОЕННОЕ ПРАВО

Русские видят жалкие остатки немецких позиций и опорных пунктов, они видят изможденных немецких пленных и слушают их показания. Да, немецких солдат берут в плен, хотя член Военного совета Второй ударной армии бригадный комиссар Васильев отдал четкий приказ, запрещающий это. Тем самым он последовал призывам Сталина к убийствам, которые затем из соображений целесообразности были смягчены. Уже 13 января были расстреляны в расположении штаба армии двенадцать немецких военнопленных. Здесь необходимо пояснение, чтобы избежать недопонимания. С обеих сторон имелись солдаты, которые немного дольше, чем нужно держали палец на спусковом курке автомата или могли еще раз передернуть затвор, видя перед собой безоружного противника. Это был самый простой способ не утруждать себя сопровождением пленных по тяжелым дорогам, охраняя их при этом, устраивая на ночлег и обеспечивая едой. Едва ли можно найти свидетельства о взятых в плен солдатах в первые недели Волховской битвы.