Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)

• Название: Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-7287-0027-6

Истории Франции в канун и во время Великой Французской революции конца XVIII столетия посвящена серия романов А. Дюма: «Джузеппе Бальзамо», «Ожерелье королевы», «Анж Питу» и «Графиня де Шарни». Серия эта имеет название «Записки врача».

Время действия романа: 1770–1774 гг. В основе повествования «Джузеппе Бальзамо» лежат действительные исторические события и судьбы реально существовавших людей. В центре романа — таинственная, идеализированная автором фигура знаменитого Алессандро Калиостро (1743–1795), одного из лидеров европейского масонства, мечтающего о всеобщем братстве и счастье. Он выступает под одним из своих псевдонимов — Джузеппе Бальзамо.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Жильбер внимательно выслушал графа.

— Через несколько месяцев, — отвечал он, — я бы, возможно, не отказался. Сегодня я вынужден вам сказать: «Благодарю вас, сударь, ваше предложение лестно для такого несчастного, как я, однако я должен отказаться».

— Неужели сиюминутное отмщение не стоит будущего, рассчитанного, может быть, на пятьдесят лет вперед?

— Моя прихоть и мой каприз, сударь, для меня дороже вселенной в ту минуту, как эта прихоть или этот каприз взбрели мне в голову. И потом, помимо отмщения, мне еще надлежит исполнить долг.

— Вот твои двадцать тысяч ливров, — не колеблясь, отозвался Бальзамо.

Жильбер взял два банковских билета и, глядя на благодетеля, воскликнул:

— Вы по-королевски щедры!

— Надеюсь, что я более чем щедр, — возразил Бальзамо, — я не прошу даже, чтобы меня за это помнили.

— Однако я умею быть признательным, как вы уже могли это заметить. Когда я выполню свою задачу, я верну вам двадцать тысяч ливров.

— Каким образом?

— Я могу поступить к вам на службу на столько лет, сколько нужно работать лакею, чтобы вернуть своему хозяину двадцать тысяч ливров.

— На сей раз логика тебе изменила, Жильбер. Еще минуту назад ты мне сказал: «Я прошу у вас двадцать тысяч ливров, которые вы мне должны».

— Это правда. Однако вы меня покорили.

— Очень рад, — бесстрастно заметил Бальзамо. — Итак, ты будешь мне служить, если я того пожелаю.

— Да.

— Что ты умеешь делать?

— Ничего, но всему могу научиться.

— Ты прав.

— Но мне бы хотелось иметь возможность покинуть в случае необходимости Францию в два часа.

— Значит, ты оставишь у меня службу?

— Я сумею вернуться.

— А я сумею тебя разыскать. Прекратим этот разговор, я устал долго говорить. Придвинь сюда стол.

— Вот он.

Бальзамо взял бумагу с тремя таинственными знаками вместо подписи и вполголоса прочел следующее:

«Пятнадцатого декабря, в Гавре, в Бостон, П. Дж., «Адонис».

— Что ты думаешь об Америке, Жильбер?

— Что это не Франция, а в свое время мне бы очень хотелось отправиться морем в любую страну, лишь бы не оставаться во Франции.

— Отлично!.. К пятнадцатому декабря наступит то время, о котором ты говоришь?

Жильбер в задумчивости стал загибать пальцы.

— Совершенно точно.

Бальзамо взял перо и написал на чистом листе всего две строчки:

«Примите на борт «Адониса» пассажира.

Джузеппе Бальзамо».

— Однако это опасный документ, — заметил Жильбер. — Как бы мне в поисках надежного укрытия не угодить в Бастилию!

— Когда кто-нибудь старается выглядеть умником, он на глазах глупеет, — наставительно произнес граф. — «Адонис», дорогой мой господин Жильбер, — это торговое судно, а я его основной владелец.

— Простите, господин граф, — с поклоном отвечал Жильбер, — я и в самом деле ничтожество, у которого к тому же голова порой идет кругом, но я никогда не повторяю своих ошибок. Простите меня и примите уверения в моей признательности.

— Идите, друг мой.

— Прощайте, господин граф!

— До свидания! — отвечал Бальзамо, поворачиваясь к нему спиной.

CLVI ПОСЛЕДНЯЯ АУДИЕНЦИЯ

В ноябре — то есть много месяцев спустя после описанных нами событий — Филипп де Таверне вышел очень рано для этого времени года, то есть на рассвете, из того самого дома, где он проживал с сестрой. Еще не погасли фонари, а все мелкие городские ремесленники были уже на ногах: продавцы горячих пирожков, которые бедный бродячий торговец с наслаждением глотает прямо на пронизывающем утреннем ветру; носильщики с корзинами за спиной, нагруженные овощами; возчики на тележках, полных рыбой и устрицами, — все они спешили на рынок… В этом движении трудолюбивых муравьев угадывалась сдержанность, внушаемая трудовому люду уважением ко сну богачей.

Филипп торопливо пересек густонаселенный и шумный квартал, где он жил, чтобы поскорее выйти на совершенно безлюдные в этот час Елисейские поля.

Тронутые ржавчиной листья трепетали на верхушках деревьев; бо́льшая часть их уже облетела и устилала утрамбованные дорожки Кур-ла-Рен, а площадки для игры в шары, еще безлюдные в этот час, были укрыты пушистым ковром вздрагивавших на ветру листьев.

Молодой человек был одет как богатый парижский буржуа: на нем был сюртук с широкими фалдами, кюлоты и шелковые чулки; он был при шпаге; его безукоризненная прическа свидетельствовала о том, что накануне он немало времени провел у цирюльника, главного творца красоты и изящества в описываемую нами эпоху.

Вот почему, когда Филипп заметил, что утренний ветер пытается расстроить его прическу и сдуть всю пудру, он обвел Елисейские поля недовольным взглядом, надеясь, что хотя бы один из наемных экипажей, предназначенных для перевозки пассажиров по этой дороге, уже отправился в путь.

Ему не пришлось долго ждать: потрепанная, выцветшая разбитая карета, запряженная тощей клячей буланой масти, вскоре показалась на дороге; кучер еще издали высматривал седока среди деревьев, проницательно и в то же время угрюмо поглядывая вокруг, словно Эней, разыскивающий один из своих кораблей в беспредельной дали Тирренского моря.

Заметив Филиппа, наш автомедонт огрел свою клячу кнутом, и карета наконец поравнялась с путешественником.

— Если я точно в девять буду в Версале, вы получите пол-экю, — пообещал Филипп.

В девять часов ему была назначена утренняя аудиенция у дофины — последнее ее новшество. Неуклонно стремясь к тому, чтобы освободиться из-под ига этикета, принцесса взяла за правило наблюдать по утрам за работами, затеянными ею в Трианоне. Встречая на своем пути просителей, которым она заранее назначала встречу, она разрешала их вопросы скоро, никогда не теряя присутствия духа: она разговаривала приветливо, однако ни разу не уронив своего достоинства, а порой ей случалось и повысить тон, если она замечала, что ее доброта неверно истолкована.

Филипп сначала решил идти в Трианон пешком, потому что был вынужден соблюдать строжайшую экономию, однако самолюбие, а может быть, только привычка (она навсегда остается у военного человека) быть всегда опрятно одетым, когда он разговаривает со старшим, вынудила молодого человека истратить деньги, сэкономленные за целый день, чтобы явиться в Версаль в подобающем виде.

Филипп рассчитывал вернуться пешком. Итак, патриций Филипп и плебей Жильбер, начав свой путь с противоположных концов, встретились на одной и той же ступени общественной лестницы.

Сердце Филиппа сжалось, когда он вновь увидел не потерявший для него очарования Версаль, где розовые и золотые мечты совсем недавно манили его обещанием счастья. С истерзанным сердцем смотрел он теперь на Трианон, вспоминая о своем несчастье, о своем позоре. Точно в девять он уже прохаживался вдоль небольшой клумбы недалеко от резиденции, сжимая в руке приглашение.

На расстоянии примерно ста футов от павильона он увидел дофину: она беседовала с архитектором, кутаясь в соболью накидку, хотя было не очень холодно; юная принцесса в крохотной шапочке, в каких изображены обыкновенно дамы на полотнах Ватто, отчетливо выделялась на фоне живой изгороди еще зеленых деревьев. Несколько раз ее серебристый звонкий голосок долетал до Филиппа и пробуждал в нем чувства, способные вытеснить из раненого сердца печаль.

Несколько человек, которым была, как и Филиппу, милостиво назначена аудиенция, один за другим стали подходить к дверям резиденции; дворецкий по очереди вызывал их из приемной. Появляясь на дорожке, по которой расхаживала принцесса в сопровождении архитектора Мика, эти господа удостаивались ласкового слова Марии Антуанетты или, в виде особой милости, могли обменяться несколькими словами с ней наедине.

Потом принцесса продолжала прогулку в ожидании следующего просителя.

Филипп ждал, пока пройдут все просители. Он уже видел, как взгляд дофины несколько раз останавливался на нем, словно она пыталась его вспомнить. Он краснел, изо всех сил стараясь выглядеть скромным и терпеливым.

Наконец дворецкий подошел и к нему, чтобы узнать, не хочет ли он тоже представиться, принимая во внимание то обстоятельство, что ее высочество скоро возвратится в свои покои, после чего не будет никого принимать.

Филипп устремился навстречу дофине. Она не сводила с него глаз все время, пока он преодолевал разделявшее их расстояние в сто футов; выбрав подходящий момент, он почтительно поклонился.

Ее высочество обратилась к дворецкому с вопросом:

— Как зовут господина, который сейчас кланяется?

Дворецкий заглянул в список приглашенных и ответил:

— Господин Филипп де Таверне, ваше высочество.