Игорь Оськин - Блажен, кто смолоду был молод

• Название: Блажен, кто смолоду был молод
• Автор: Игорь Оськин
• Жанр: Проза

Приступая к жизнеописанию русского человека в советскую эпоху, автор старался избежать идеологических пристрастий.

Дело в том, что автор с удивлением отмечает склонность историков и писателей к идеологическим предпочтениям (ангажированности). Так, после революции 1917 года они рисовали тяжелую, безрадостную жизнь русского человека в «деспотическом, жандармском» государстве, а после революции 1991 года – очень плохую жизнь в «тоталитарном, репрессивном» государстве. Память русских о своем прошлом совершала очень крутые повороты, грубо говоря, примерно так:

Рюриковичи – это плохо, Романовы – хорошо,

Романовы – это плохо, Ленин-Сталин – хорошо,

Ленин-Сталин – это плохо, Романовы – хорошо.

В этом потоке случаются завихрения:

Сталин – это плохо, Ленин – хорошо,

Ленин – это плохо, Сталин – хорошо.

Многие, не вдаваясь в историю, считают, что Брежнев – это хорошо.

Запутаться можно.

Наш советский русский вовлекался во все эти варианты, естественно, кроме первого, исчезнувшего до его появления на свет.

Автор дает историю его жизненного пути – только факты, только правду,

---

И все-таки автор оставляет за собой маленькую надежду на то, что его записи о промелькнувшей в истории советской эпохе когда-нибудь и кому-нибудь пригодятся в будущем. Об этом времени некоторые изъясняются даже таким лозунгом:

«У нас была Великая Эпоха!»

И уточняют: «От Куликовской битвы до Беловежского переворота».

О названии: здесь советский – имя прилагательное, а русский – имя существительное, такое же как немец, француз и т. п.

Тихий отличник

Вхождение. Сознательная, самостоятельная жизнь Колесова пришлась на послевоенное время, когда он закончил вуз и начал работать. Как раз в это время руководство страны на двадцатом съезде партии осудило ошибки прошлого и начало перестройку советского государства.

Так что с выбором срока вхождения в мир Колесову повезло: невзгоды 30-х годов прошли мимо него. Он о них не знал. Иногда что-то говорили о вредителях и врагах народа, но говорили спокойно – их вовремя обезвреживали. Слово «вредительство» вошло в обиход, с тех пор люди используют его для объяснения отдельных крупных недостатков. Среди его близких и знакомых не было репрессированных. Было немало сидевших, но за дело – за воровство, за спекуляцию и т. п.

Колесову повезло родиться русским. Так он считает. Товарищ Сталин похвалил русский народ. В гимне сказано: Союз нерушимый навеки сплотила Великая Русь. В песнях: «Это русская сторонка, это Родина моя». В кино: «Вставайте, люди русские, на славный бой, на смертный бой…».

Колесов – советский человек, считал, что ему повезло жить в самой лучшей в мире стране. «Читайте, завидуйте, я гражданин Советского Союза!» «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока!»

Ему повезло попользоваться благами социализма. Бесплатные: детский сад, хорошая школа, комната в коммуналке, отдельная квартира, операция на попе. Свободный доступ в военный вуз, большая стипендия, с 18 лет большой оклад офицера, успешная карьера инженера на гражданке.[1]

Забавная мистика дат, игра случая: он родился через девять лет после смерти Ленина и за девять дней до прихода к власти Гитлера, то есть 21 января 1933 года.

С одной стороны, повезло приобщиться к имени великого человека. Мальчик Валя был воспитан в уважении к нему, он даже в своих фантазиях мечтал вернуть Ленина к жизни. Небольшая неприятность: в свой день рождения стоять на траурных пионерских линейках.

С другой стороны, не повезло с великим злодеем – Гитлером. Через восемь лет война, ленинградская блокада, гибель отца на фронте. Погибли четверо родных дядей, братьев отца и матери, погиб тесть.

Но было и везение. Уцелел в блокаду, не воевал по малолетству.

Вскоре траур по Ленину заменили на празднование его дня рождения. Подсчитал – опять мистика, это же его день рождения по японски – день зачатия. Опять повезло? Но это также и день рождения Гитлера.

Повезло с происхождением – его материнская родословная восходит к известным именам графа Разумовского и барона Сиверса – первый продал второму его крестьянских предков.

Крестьянский дед Тимофей, истово верующий человек, не воспитал в своей дочери христианской строгости. («Мой совет до обрученья ты не целуй его») Дочь встречалась с красивым и сильным парнем из соседней деревни и вступила с ним в добрачную связь. А к брачной связи парень не был готов. Но его отец, неверующий дед Иван, заставил сына жениться. Матушка била сына палкой и приговаривала:

— Родил ребенка, так женись.

Сам же незаконнорожденный младенец ничего этого не знал и поэтому не огорчался.

Взрослея, он заинтересовался своим наследством: какие гены ему достались? Прежде всего, не повезло с нервной системой – очень уж он нервный, вспыльчивый, обидчивый. Такие гены у двоих в роду: у матери и у бабушки по отцу. Однако, твердо веруя в генетику, он засомневался. У матери были очень спокойные родители, хотя генетика допускает небольшой процент случайных изменений (мутации). А бабушка по отцу и сама была беспокойной, и передала это трем детям, но не его отцу. Вроде бы генетика допускает передачу генов прямо от бабушки, минуя отца.

Сын матери и внук бабушки рано стал нервничать: не часто, но глупо. Истеричность, вздорность, упрямство. Большая помеха в жизни. Ученые льстят ему, таков, мол, русский человек, терпелив, послушен, но временами взрывается, бунтует бессмысленно, не выносит унижения.

Родители оставили ему еще одно качество – по наследству и по воспитанию. Это – жизненная сила (витализм). Коллега по работе как-то сказал:

— В день вашего рождения хочу поднять тост за ваш неиссякаемый оптимизм!

Он задумался: действительно, пережив какие-то очередные потрясения, он впадал в депрессию, потом возвращался к своему обычному настрою: бороться и искать, найти и не сдаваться. По Симонову: «Держись, мой мальчик, на свете два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может вышибить из седла…»

Дед по отцовской линии – рабочий, прораб-строитель. Он оставил замечательные памятники себе и своим потомкам: дороги в Ленинградской области – Киевское, Таллинское и другие шоссе. Строил дороги и кормил семерых детей. Был предприимчив: выписывал рабочим сверх нормы прибавку к зарплате, которую брал себе и немного давал рабочим. Почему-то был неверующим. Играл с детьми в лапту, учил их жить правильно и особенно предостерегал от зависти:

— Никогда никому не завидуйте, если у вас нет того, что есть у других, то вы сами в этом виноваты.

Отец внука тоже не был ленив. Внук унаследовал предприимчивость, в том числе насчет зарплаты.

Крестили его в Ленинграде в церкви Бориса и Глеба на Калашниковской набережной. В церковь пошли старшая сестра (кока) и крестный – жених младшей сестры Валентины. Им наказали назвать младенца Игорем. Жених предложил назвать Валентином – в честь своей невесты. Тихая тетя не возражала. Младенцу имя не понравилось. В деревне пацан спросил:

— Тебя как зовут?

Он ответил. Пацан сплюнул:

— Не ври, это бабское имя.

Зато судьба порадовала отчеством. Дед Иван был в командировке, когда родился очередной сын. Он дал телеграмму: «Назовите как угодно, только не Иваном». Получилось как всегда. То ли почта напутала, то ли телеграмму не так прочитали. Назвали Иваном. Самое почетное русское звание: Иван Иванович. А его сын всю жизнь гордится своим отчеством.

Счастливая пора. Жизнь во младенчестве была очень радостной. Он стал первым внуком двух семей в составе семнадцати живых родственников. Младенца любили, ласкали и даже щипали – поочередно в обеих семьях.

Мальчик родился в Ленинграде, когда мать жила там у старшей сестры. Сестра первой покинула деревню, была няней в богатой семье, потом прядильщицей на комбинате имени Кирова. Комбинат дал ей комнату (по правилам советского строя). Жилье страшненькое: пещерная лестница, кухня вместе с коридором без окон, комната полутемная, но зато большая – 28 метров.

Мать тоже работала на комбинате. Сын – в яслях, в детском садике. Был лицом без определенного места жительства (бомжом). Жил с мамой попеременно у сестры, в деревнях у деда Ивана или у деда Тимофея. В маминой деревне летом стоял с кружкой у дверей хлева, пока бабушка доила корову, и пил парное молоко. Был здоровенький и плотненький.

Мальчику очень нравились ясли и садик. Дружные дети, заботливые тети, пригорелые молочные каши. Вообще младенец жил сладкой жизнью. Из черной тарелки репродуктора неслось:

Спи мой сыночек, мой птенчик пригожий

Баюшки-баю баю,

Пусть никакая беда не тревожит

Детскую душу твою.

Первый родительский дом – узкую десятиметровую комнату в Ораниенбауме – родители получили по тому же закону советского социализма: жилье от предприятия, от морского порта. Зажили спокойно: мама – счетовод в порту, папа – снабженец на автобазе.

Двухэтажный деревянный дом стоит на возвышении, из окна – вид на залив и Кронштадт. Счастливое время, любимые мама и папа. Солнце, море, патефон: «Брызги шампанского» под гавайскую гитару. «Надо мною небо синий шелк, никогда не было так хорошо!».

А дома репродуктор ласково убаюкивает:

Даст тебе силу, дорогу укажет
Сталин своею рукой,
Спи, мой воробушек,
Спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной.

Во дворе веселые игры с ребятами, рядом парк, зимой катание с горы.

Летом – в деревне. Жизнь привольная: игры в прятки, казаки-разбойники, лапту, футбол, городки. Езда на колхозных лошадях. Купанье. В лес – по ягоды, по грибы.

Подружился с девочкой, тезкой, ровесницей. В беседке у ее дома играли в семью: готовили пищу, убирались, ложились спать.[2]

Не повезло отцу: работая снабженцем на автобазе, он продал железо. Железо оказалось левым, сел на полтора года.

— По ошибке сел, — так говорили сыну в детстве.