Борис Хотимский - Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе

• Название: Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе
• Автор: Борис Хотимский
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Борис Хотимский — прозаик, критик. Особое внимание в своем творчестве он уделяет историко-революционной теме. Его книги «Пожарка», «Рыцари справедливости», «Латырь-камень», «Ради грядущего», «Три горы над Славутичем» были с интересом встречены читателями. В повести «Непримиримость» рассказывается о большевике Иосифе Варейкисе, члене Коммунистической партии с 1913 г., активном участнике борьбы за власть Советов в Подмосковье, на Украине и в Поволжье. Летом 1918 г. под непосредственным руководством председателя Симбирского комитета РКП (б) И. М. Варейкиса была ликвидирована авантюристическая попытка левого эсера Муравьева сорвать Брестский мир; этот героический эпизод стал кульминацией сюжета.

---

— Прощаю, подпоручик. Но не отвоевался я. Хотя и увечный. Еще повоюю. Во всяком случае, не теряю надежды.

— Ого! Геро-ой вы. Похвально. А только… извините, эа кого же воевать намерены? За какую идею? Не бойтесь, если что, — не выдам.

— Я боюсь только щекотки, Лютич. Забыли?

— Бука вы, Черкасский. Букой были, букой и остались. Ладно, я не настаиваю. Я ведь так спросил, по простоте душевной. А что… я не навязываюсь.

— Не обижайтесь, Лютич, — заговорил он как можно мягче. — Просто настроение паршивое. И на вопрос ваш отвечу откровенно. Сам еще не ведаю, за кого воевать. Ведь воевать — не усы подстригать. Приглядываюсь, рослушиваюсь. Размышляю. Трудно! На фронте было проще: впереди — тевтонец, позади — отечество. Какое ни есть, но все же отечество, единственное, незаменимое. Теперь же… Кого ни послушаешь — все эа народ, за революцию. Кому же верить прикажете? Каждый хорош, каждый прав. Но так ведь не бывает, чтобы правый правого изо всех сил старался к праотцам отправить.

— Правый правого, говорите? — переспросил вадумчиво Лютич и неожиданно заявил, с этаким вызовом: — А я вот левый! Я — с левыми эсерами, Черкасский. И Муравьев тоже с ними. Самая революционная партия, поверьте! Анархисты тоже не мямли, но мне, как офицеру, не близки, я все же предпочитаю четкую дисциплину. Не мямли и большевики, спору нет. Но большевики, меньшевики там всякие и все прочие — всех их смоет волнами революционного прибоя, поверьте! А мы, левые эсеры, останемся, вот увидите. Потому что мы с землей крепче связаны, на крестьян ставку делаем, А крестьянство — это главный резерв армии. Армия же — сила, которая решает все. И крестьянин в землю глубже прочих корнями ушел. Поэтому мы не будем смыты. И тот, кто с самого начала был с нами, в наших рядах, тот не прогадает, тот не пожалеет. Так что давайте к нам! Я могу рекомендовать вас. Я вас представлю самому Муравьеву. Будете при штабе, Михаил Артемьевич боевых офицеров ценит и жалует. Только нюням неженкам спуску не дает, но вас-то я знаю… Ей-ей, Черкасский! Хватит вам томиться, решайтесь. Лучшег момента не будет.

— Спасибо, Лютич. Я подумаю.

— Сколько же можно думать? Да не уподобляйтесь вы Гамлету! Сейчас время действий, а не раздумий. Ну же!

Лютич наседал, Черкасский уперся.

— Вы где квартируете, прапорщик? Где можно вас кайти?

«Черта лысого!» — подумал Мирон Яковлевич и ответил уклончиво:

— Покамест кочую — то здесь, то там.

— А хотите, я вас устрою на постой? Меня же можете всегда найти в штабе, на Печерске. Спросите Лгютича, этого достаточно. Приходите-ка завтра, с утречка пораньше, а? За ночь примете решение. Утро вечера мудренее, как сказала Баба-Яга Иванушке. Верно?

— Подумаю. Спасибо.

— Не волыньте, прапорщик, по-дружески советую! Хотите, открою вам военную тайну? Знаю, что вы не проболтаетесь. Более того, считайте это первым актом нашего доверия к вам. В ответ на ваше недоверие… Так вот, на Румынском фронте у нас полнейший бедлам. Дезертирство повальное, дыры затыкать нечем. Вот мы и готовимся уйти из Киева, в еще более теплые края, на Одессу. Михаил Артемьевич поведет туда свои самые верные части. Со дня на день ждем приказа. Так что не теряйте времени, пока мы здесь. Приходите, буду ждать. Вам теперь в какую сторону?

— За угол, направо.

— А мне налево. Я ведь левый… До завтра, Черкасский. Жду!

Каким бы ни был расхваленный Лютичем Муравьев «великим полководцем революции», размышлял Мирон Яковлевич, но если в его свите подвизаются такие типы… Именно это обстоятельство и смущало. А интеллигентный токарь Варейкис тогда, в Екатеринославе, оказался ему настолько симпатичен, что даже посотрудничали немного. И ефрейтор Фомичев, опять же. Большевики… Лютич — не с ними… Они — против Петлюры сегодня и были против царя и Керенского вчера. Все, казалось бы, подходит привередливой душе прапорщика-левши. Но он не торопится. Если сделает выбор — неизбежно придется пролить чью-то кровь. Кровь соотечественников!

Вскоре прапорщик Черкасский увидит и такую бумагу:

«Рабоче-крестьянская Красная Армия создается из наиболее сознательных и организованных элементов трудящихся классов…»

А он-то — «элемент трудящегося класса»? Не пролетарий и не землепашец. Но и не паразит ведь! Или ратный труд уже не требуется Отечеству? Требуется. Иначе не создавали бы Красную Армию. Не писали бы:

«Доступ в ее ряды открыт для всех граждан Российской Республики не моложе 18 лет…

Воины рабоче-крестьянской армии состоят на полном государственном довольствии и сверх всего получают 50 рублей в месяц…»

Стало быть, все же — труд! И он не считает себя нетрудоспособным, невзирая на увечную руку. А полсотни рублей в месяц в семейном бюджете, право, не окажутся лишними. Самому же ему много ли надо? Мирон Яковлевич вспомнил афоризм, который пришелся ему по душе еще в студенческую пору: кто отказался от излишеств, тот избавился от лишений.

И еще будет сказано в той бумаге:

«Товарищи! Бьет час всеобщего мирового восстания угнетенных всех стран против вековечных поработителей. Факел революции в нашей стране зажигает в разных углах Европы мировой пожар, который разрушит старые устои империалистического государства. Вперед, товарищи… Жизнь зовет вас стать в ряды воинов революционного дела. К вам, товарищи воины Красной Армии, взывает мир об освобождении от цепей и оков алчного капитализма. Его конец настал. Во всех концах земли занимается пламя революции!

Идите, все трудящиеся, под знамена рабоче-крестьянской Красной Армии!

Запись производится в Военно-революционном штабе…»

Далее указан будет адрес.

Черкасский дважды прочтет этот текст. Затем подумает, что защита Отечества для него дело понятное и привычное. А вот разжигать некий мировой пожар… Пожмет плечами. По указанному адресу так и не пойдет.

14. УБОГИХ НЕ ЗАБЫВАЙТЕ

Зимой 1918 года на 4-м областном съезде Советов рабочих депутатов Донецко-Криворожского бассейна была провозглашена Донецко-Криворожская Советская республика. В нее вошли Донбасс, Криворожье, Харьковская и Екатериносяавская губернии, промышленные районы области Войска Донского, включая Ростов, Новочеркасск и Таганрог. В избранном съездом обкоме Советов на пять большевиков приходилось три эсера, один меньшевик и двое беспартийных. Зато в Совнаркоме республики, возглавленном Артемом, были исключительно большевики. И в их числе Варейкис, которого, не освобождая от поста секретаря обкома партии, назначили к тому же заместителем наркома, а вскоре и наркомом соцобеспечения.

Иосиф Михайлович, как и его товарищи, в те дни не мог предположить, что создание Донецко-Криворожской республики лишь распыляло силы в борьбе за власть Советов на Украине, что Ленин отзовется об этом шаге неодобрительно, что в недалеком будущем придется исправлять ошибку и войти в состав Советской Украины.

В те дни Иосифа Михайловича тревожило иное.

Вышибленная из Киева Центральная рада заключила договор с Вильгельмом: в обмен на немецкие штыки. Для борьбы с большевиками отдавались богатства Украины — хлеб и мед, говядина и свинина, птица и молоко, руды и уголь. А Троцкий прервал переговоры в Брест-Литовске… И орды изрядно проголодавшихся немецких и австрийских вояк с энтузиазмом вторглись в пределы сказочного края — на «подножный корм».

Привычно держа равнение и ногу, маршировали по зимним дорогам многие сотни бывалых офицеров в островерхих шлемах, за ними — тысячи и тысячи вышколенных солдат в плоских широкополых касках. По пути к вломившимся на Украину германским дивизиям пристраивались полки гайдамаков, дюжих и нарядных, с трезубцами на смушковых папахах, упрямых и безжалостных. Заблудших…

Шли немецкие эшелоны и бронепоезда от Ковеля на Сарны и на Луцк — Ровно — Шепетовку — Бердичев… Под прикрытием бронеавтомобилей спешила вражеская кавалерия по шоссе Луцк — Ровно — Житомир… Ломая плохо организованное сопротивление остатков прежней русской армии, с ощутимой быстротой продвнгались передовые отряды немцев — от каждой дивизии по батальону пехоты, с артиллерией, броневиками, самокатчиками и конницей впридачу. Следом накатывались основные силы противника.

Весь этот тяжелый кулак был в конечном счете нацелен на Киев. Перехватить и удержать его не было никакой практической возможности. Так один акт предательства способен перечеркнуть результаты долгой героической борьбы. Центральная рада предала и продала свою землю и ее народ, именем которого претендовала на власть.

Один за другим пали Луцк, Ровно, Новоград-Волынский, Житомир… Если падет и Киев, тогда настанет черед Харькова и Донбасса.

Вот что тревожило в те дни Варейкиса и его товарищей.

Артем направил кайзеру ноту, в которой недвусмысленно заявил, что Донецко-Криворожская Советская республика к сделкам Центральной рады никакого юридического касательства не имеет. Никто, однако, не тешил себя иллюзиями: ясно было, что плевать хотел кайзер на подобные ноты. И Артем с Рудневым безотлагательно приступили к формированию полков для отправки на фронт.