Илья Дворкин - Мастера

• Название: Мастера
• Автор: Илья Дворкин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1977

Сборник документальных рассказов о замечательных людях Ленинграда, мастерах своего дела — судосборщике Ф. В. Вишнякове, экскаваторщике В. И. Кукине, доярке Н. И. Брашкиной, инструментальщике Н. Н. Русакове и печатнице М. В. Щаденко.

---

— Давай, Нинушка, давай, Галенька, помогите мне сена да воды принести, мы быстрее и управимся, — подбадривала Мария Сергеевна.

Девочки носили коровам сено, таскали в ведёрке воду с озера. Ведёрко тяжёлое, нести его неудобно: по ногам колотит, ноги водой обливает. Идут-идут, остановятся, отдохнут.

Таких маленьких помощниц тогда было много. В доярки пошли солдатские вдовы. Подросли у них дети, помогали своим мамам… После дойки нальют им по стакану молока — дети рады. И матери рады — детей покормили.

Однажды Мария Сергеевна сказала старшей дочери:

— Вижу, Нина, не терпится тебе научиться коров доить. Ну что ж, садись, попробуй… Сначала хорошенько руки себе вымой, затем корове вымя вымой и оботри. Всё честь по чести. Как полагается. Вот возьми Чернушку, она спокойная и тебя знает, привыкла к тебе.

Вжик-вжик — зазвенели струйки молока о стенки подойника.

Вжик-вжик — наполняется подойник, пушистая пена горкой поднимается на парном молоке.

В девять лет доила Нина уже четырёх коров. Интересно ей было всё делать, как делали взрослые: платочек повяжет, фартучком платье прикроет.

Мария Сергеевна заказала для дочери специальную скамеечку с высокими ножками. Заказала тайно от неё и поднесла как подарок. Не было у детей дорогих магазинных игрушек. И эта скамеечка была большой радостью для маленькой доярки.

И Галя, младшая дочь Марии Сергеевны, тоже попробовала коров доить. Но ничего у неё не получилось. Расплакалась Галя и на коров рассердилась.

— Не будет из тебя толку на скотном дворе, — сказала Мария Сергеевна, — потому что нет у тебя терпения, старания нет.

— Ну и пусть, — ответила Галя. — Я лучше по дому помогать буду.

Так и не получилось доярки из Гали.

А Нина вставала рано-рано. Ещё до солнышка. Ещё роса на траве холодная. И трава от росы белая, как будто лёгким снежком присыпана.

Мария Сергеевна на ферму, старшая дочка — за ней. Ни разу не проспала утром, ни разу её не пришлось будить.

Думала Мария Сергеевна, что устанет дочка от школьных уроков, перестанет ходить на ферму.

Но всё получилось иначе: Нина и в школу ходила, и уроки успевала делать, и спать ложилась раньше, чтобы утром до школы успеть на ферму сходить. Всё успевала и от коров не отказалась.

Хорошая помощница была у Марии Сергеевны!

— Вот видишь, мама, тебе бабушка разрешила доить! Можно, и я попробую…

— Ну, попробуй, — уступила Нина Игнатьевна.

Таня садится к Балалайке с правой стороны. Вжик-вжик… Вот здорово! Получилось!

Но вот Балалайка забеспокоилась, недовольно посмотрела на девочку.

— Встань, Таня, а то она сейчас молоко разольёт…

Она ещё к тебе не привыкла… — говорит Нина Игнатьевна.

Обидно Тане, но ничего, ещё привыкнет к ней капризная Балалайка!

Вот так мама!

— Мама, неужели эта вся квартира нам? — спрашивает Таня.

Она ходит по большой пустой квартире. Её шаги гулко отдаются по всем комнатам.

— Да, Таня, эта квартира для нашей семьи.

— Мама, а правда, такие квартиры и в больших городах?

— Правда. Всё, как в больших городах. Видишь: и кладовка есть, и паровое отопление, и кухня с газовой плитой, и вода — горячая и холодная. Вот здесь мы поставим холодильник, здесь стол… — говорит Нина Игнатьевна. — Только вот эти обои… Надо бы всё по-другому сделать… Я бы сделала не так.

— А ты можешь сделать по-другому?

— Конечно могу.

И Нина Игнатьевна рассказала дочке вот что.

…Пока училась в школе, ходила Нина на скотный двор, помогала коров доить.

— Наверно, я дояркой стану, как ты, — говорила она маме.

А Мария Сергеевна вздыхала да головой качала:

— Тяжело, доченька, всю жизнь коров доить. Трудная это работа. Руки по ночам болят. Тебе бы что-нибудь полегче найти, почище…

Окончила Нина восемь классов, и посоветовали ей идти на стройку. Там она стала штукатуром.

Разведёт извёстку, размешает краски, красит стены, белит потолки, песни поёт.

Хорошая работа, весёлая.

Построишь дом, в него жильцы поселятся. Идёшь вечером — видишь: в окнах свет горит, занавески колышутся. Радуешься — это ты для людей старалась.

Может, так бы и осталась Нина Игнатьевна на всю жизнь штукатуром.

Стала бы хорошим мастером, ударником. Потому что всё, за что берётся Нина Игнатьевна, у неё получается отлично. Может, так бы и осталась на стройке, если бы не приезжала в совхоз на выходные дни.

Приедет отдохнуть, а сама за Марией Сергеевной на ферму идёт. Увидит коров, похлопает их по гладким бархатным бокам. Узнают её коровы, головы в её сторону поворачивают.

Не выдержит Нина Игнатьевна, побежит в моечную, завернёт рукава, повяжет косынку, вымоет руки, схватит два ведра: одно с тёплой водой, другое пустое — для молока — и к коровам.

Вжик-вжик! Вжик-вжик!

О стенки струйка ударяется со звуком высоким, а в дно бьёт с низким. И получается песенка на две ноты. Вжик-вжик! Вжик-вжик! Вкусно пахнет парное молоко — розовой кашкой, росистой травой, медуницей, иван-чаем. Наполняется ведро до краёв, пузырится на нём легкая пена.

Хорошо становится Нине Игнатьевне, радостно. Как будто она снова маленькая девочка, снова маме помогает.

А потом заболит душа. Не хочется на стройку возвращаться. Кажется, что никогда и краски не разводила, и кистью по стенкам не водила, и песен весёлых не пела…

Уезжает из совхоза задумчивая, печальная.

— Что с тобой, дочка? — спросит Мария Сергеевна. А сама подумает: «Это она устала. Не надо было её на ферму пускать».

— Так, мама, ничего. Всё думаю, — ответит Нина.

— О чём тебе думать? Профессия у тебя ладная. Зарабатываешь хорошо. Сама из себя красавица. Жить да радоваться.

Вздохнёт Нина, попрощается, сядет в автобус и уедет. А Мария Сергеевна всё стоит на дороге, смотрит вслед автобусу и никак не может понять: что это такое с дочкой творится?

Однажды приехала Нина в совхоз и больше не уехала.

— Как хочешь, мама, а я здесь остаюсь, — сказала она.

— Не заболела ли? — заволновалась Мария Сергеевна.

— Нет, не заболела.

— Может быть, неприятности какие?

— Нет, никаких неприятностей… Навсегда здесь останусь.

— Не пойму я тебя, Нина, — ответила Мария Сергеевна. — Все в город уезжают. Говорят, что в городе жить веселей. А ты из города в деревню возвращаешься.

— Ты живёшь в деревне, не бежишь в город, — ответила Нина Игнатьевна.

— То я… — вздохнула Мария Сергеевна. — Я ведь не училась столько.

— А я училась — значит, мне в совхозе будет легче работать.

И осталась.

И вот теперь, когда получили новую квартиру, вспомнила Нина Игнатьевна, как краски разводила, обои наклеивала.

Купила по своему вкусу обои и краски, переоделась и принялась за дело.

Сидит Таня на сундучке, удивляется. Ловко получается у мамы.

Раньше Таня думала, что мама умеет только пироги печь да платья шить. Потом увидела, как она коров доит.

А теперь, когда мама стала квартиру украшать и песни петь, просто руками всплеснула:

— Вот так мама!

Как заскучали коровы

— Мама, а коровы умеют скучать? — спрашивает Таня.

— Конечно, — отвечает Нина Игнатьевна. — Если корова привыкнет к человеку, трудно ей потом без своей хозяйки, долго не может к другим людям привыкнуть. Был такой случай…

…Ухаживала Нина Игнатьевна за самыми молодыми коровами, у которых должны были появиться первые телята. Чем лучше за ними ухаживаешь, тем больше потом коровы молока дадут.

И вот стали появляться на свет телята. Теперь коров надо было доить. И пришлось их передавать дояркам. Жалко было Нине Игнатьевне расставаться со своими питомицами. Привыкла к ним, и они к ней привыкли.

Но ничего не поделаешь: надо — значит, надо.

На каждом производстве и в каждом хозяйстве работники подчиняются дисциплине.

Ведь не может сказать рабочий:

— Ах, какую хорошенькую детальку я сделал! Не отдам её в сборочный цех! Оставлю себе!

И не может сказать строитель:

— Ах, какую квартирку я построил! Буду жить в ней сам!

Так никто не говорит. Каждый подчиняется дисциплине, каждый работает для других людей.

Так и Нина Игнатьевна передала своих питомиц.

Одну корову звали Барышней. Только это была не нынешняя Барышня, а её дальняя родственница. Совсем другая Барышня. И вот эта Барышня попала к Марии Сергеевне.

Уж кто-кто, а Мария Сергеевна знала, как к корове подойти, как приласкать её, как ей доброе слово сказать.

Но всё равно Барышня затосковала.

Однажды — это было ранней весной — выпустили коров на прогулку; постояла-постояла Барышня, вытянула шею, понюхала воздух и пошла в ту сторону, где Нина Игнатьевна работала.