Уилл Маккарти - «Если», 2003 № 06

• Название: «Если», 2003 № 06
• Автор: Уилл Маккарти
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Уилл Маккарти. ДЕНЬ МУСОРА, повесть

Молли Глосс. ВСТРЕЧА, рассказ

Лори Энн Уайт. ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ, рассказ

ВИДЕОДРОМ

*Параллели

--- Марина и Сергей Дяченко. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЗВЁЗДЫ, статья

*Рецензии

*Писатель о кино

--- Сергей Лукьяненко. ГОЛОВА В ОБЛАКАХ, статья

*Фестиваль

--- Дмитрий Байкалов. В ОЖИДАНИИ ПРОРЫВА, статья

Дэвид Нордли. ЗАРЯ НА ВЕНЕРЕ, рассказ

Терри Биссон. АНГЕЛЫ ЧАРЛИ, рассказ

Андрей Плеханов. АДЕКВАТНО УНИЖЕННАЯ ОСОБЬ, повесть

Литературный портрет

*Василий Мидянин. ТОЛЬКО НЕ СТРОЕМ! статья

Тимоти Зан. ИЗ ЛЮБВИ К АМАНДЕ, рассказ

Крупный план

Алексей Калугин. СЕЗОН ОТКРЫТ, рецензия на несуществующий роман Семёна Горохова «Сезон охоты на литературных критиков»

Рецензии

Диалог

*Мария Галина, Виталий Каплан. В ПОИСКАХ ЧУДА, статья

Экспертиза темы

*Дмитрий Володихин, Протоиерей Валентин Асмус, Далия Трускиновская.

Кир Булычёв. ПАДЧЕРИЦА ЭПОХИ, начало серии историко-литературных очерков

Фантариум

Курсор

Персоналии

_{Обложка Игоря Тарачкова к повести Андрея Плеханова «Адекватно униженная особь» Иллюстрации: А. Филиппов, В. Овчинников, Е. Капустянский, С. Голосов, И. Тарачков}

---

Все, конечно, сложнее и талантливее. Но году в 1930-м Оренбург такого романа не смог бы написать. Там ведь и о правителях республики Советов говорится без почтения.

А вот что вспоминала Крупская: «Из современных вещей, помню, Ильичу понравился роман Оренбурга, описывающий войну: «Это, знаешь, Илья Лохматый, — торжествующе рассказывал он. — Хорошо у него вышло».

Ленин к литературе относился утилитарно, по мере ее пользы для дела.

Коммунистическая критика сочла за лучшее записать роман в «свои», и рупор партии в вопросах литературы А. Воронский, главный редактор «Красной крови», назвал в «Правде» этот роман «превосходной книгой».

А Оренбург продолжал жить в Бельгии, потом на острове Гельголанд, к нему приезжали гости, в средствах он не нуждался — даже до того, как стали поступать гонорары за роман. Затем он перебрался в Берлин, и тут мы видим его в качестве редактора журнала и организатора писательской публики — со всеми дружен или по крайней мере знаком, всюду вхож, умерен, критичен, но при том совершенно лоялен к московским властям.

Вряд ли приходится сомневаться в том, что роль Эренбурга в сменовеховском движении, в агитации за возвращение писателей на родину была весьма велика. Он играл крысолова, но в той суматохе детишки слабо разбирались, кто и куда их ведет. Возвратились Толстой, Шкловский, Потехин, Белый и другие. Кто-то из них умрет своей смертью, но не все.

На волне успеха Эренбург садится писать следующий роман — генетически восходящий к «Хуренито», но уже не плутовскую фантазию, а роман-катастрофу. Катастрофа будет пародийной, всеобщей, но не страшной. Она сама — предмет насмешки.

Главный герой «Треста Д. Е., или Истории гибели Европы» Енс Боот, плод стремительной, минутной связи князя Монако и голландской простолюдинки, решает уничтожить Европу чужими руками. Роман вышел еще более бессмысленным, чем «Хулио Хуренито». Описывается гибель одного за другим государств. Эренбург с увлечением убивает миллионы и миллионы мирных жителей (включая и население европейской России), чтобы в следующей главе приняться за другую страну.

Когда автор несется без тормозов, то читатель находится под очарованием самого движения. Закрыв книгу, он останавливается и задумывается: чем же меня накормили?

Особенность таланта Эренбурга заключалась в его невероятной интуиции. Власть предержащие, либо общественное мнение, или, наконец, сама атмосфера Земли еще не успели родить на свет некое явление или процесс, разразиться ливнем или самумом, как Эренбург уже выезжал на ристалище в соответствующей случаю кольчуге и с нужными девизами.

Получил он задание притащить из-за рубежа сбежавших писателей либо интуитивно почуял, что именно этот акт ему зачтется в коммунистической державе, его дудочка тут же запела. Почувствовал нужду в новой литературе — и не потерял ни одной лишней минуты для того, чтобы создать советский фантастический роман. И что характерно: казалось бы, партия лишь краем глаза присматривала за писательскими изысками, но именно в том году, в самом начале НЭПа, на роман Замятина «Мы» обрушилась гильотина партийного запрета. В то же время весьма сомнительный по содержанию и уж никак не воспевающий Советскую Россию роман Эренбурга в эти же дни вызвал чуть ли не восторг партии.

Более того, обстоятельства сложились так, что именно «Хуренито» и «Трест Д. Е.» стали катализатором нашей фантастики. Даже те молодые литераторы, кто в кружках, на литературных посиделках или в гостях слушали главы из романа Замятина, никак не прониклись его духом и желанием подражать великому писателю. А вот подражать Эренбургу, не только открывшему зеленую улицу подобным опусам, но и предложившему трафарет для вышивания, кинулись провинциальные мальчики из всех коммуналок. И бесталанные, и, что удивительно, страшно талантливые.

Никто еще всерьез не изучал «феномен Эренбурга» как первопроходца. Ведь можно считать Эренбурга создателем дамского жестокого романа («Любовь Жанны Ней»), он же впервые написал эпохальные романы «Буря» и «Падение Парижа», где показал, что западный мир состоит не только из коммунистов и капиталистов — он гораздо многозначнее, противоречивее, его цвета не ограничиваются черным и белым. Существуют воспоминания участников обсуждения «Бури» в Союзе писателей. Обсуждение было убийственным. Илью Григорьевича смешали с грязью. Шла охота на космополитов, а Эренбург никогда не скрывал того, что он еврей, и еще умудрялся не стесняться своего происхождения. Роман «Буря» вышел как бы специально для того, чтобы на его примере добить космополитов и одного из их вождей — озлобившего всех своим демонстративным умением проводить время в парижских кафе Илью Эренбурга.

Когда обсуждение завершилось, и его участники с интересом стали поглядывать на дверь в ожидании чекистов, которые заберут врага народа Оренбурга, тот смиренно попросил заключительного слова. Эренбург достал из кармана записку и зачитал вслух: «Прочел «Бурю». Поздравляю с творческим успехом. Сталин».

Именно Эренбург вскоре после смерти Сталина написал повесть «Оттепель», с сегодняшней колокольни робкую, непоследовательную, но в ту пору вызвавшую эффект разорвавшейся бомбы. Это был первый удар по сталинизму в нашей литературе, и слово «оттепель» стало обозначением целого периода в истории СССР.

Именно Эренбург в своих многотомных мемуарах вернул в нашу литературу имена безвинно убиенных писателей. И тоже был первым.

Но удивительна недолговечность эренбурговских трудов! Современный читатель его практически не знает. Все книги Эренбурга, включая и воспоминания, и его острую публицистику военных лет, практически забыты. Всю жизнь Эренбург очень интересно писал, но оставался журналистом даже в романах.

Он — ледяной публицист, энтомолог человечества. Суета и велеречивость Хулио Хуренито и дьявольская изобретательность Енса Боота никого не волнуют и не интересуют. Фантастические романы Эренбурга канули в Лету.

Зато буквально через год-два появились подражания. Эренбург породил плеяду романов. Он дал работу дюжине юношей из провинции. Впрочем, как вы уже поняли, термин этот условен. Среди юношей, хотим мы того или нет, оказались и Булгаков, и Алексей Толстой.

В названии «Трест Д. Е.» буквы «Д.Е.» означают «Даешь Европу!». Подобная форма призыва была широко распространена. Кричали: «Даешь советский трактор!» и «Даешь промфинплан!». Некто должен был тебе это дать, а ты уж с этим расправишься по-свойски. Название треста было таким популярным, что выпускались папиросы «Д.Е.», и в этом названии скрывался замаскированный призыв к мировой революции, хотя чего-чего, но у Эренбурга намека на таковую не просматривалось.

3.

Роман Валентина Катаева «Остров Эрендорф» появился в 1924 году. Он маскировался под пародию, хотя таковой не был. Правда, в нем фигурировал негодяй Эрендорф. В фамилии первопроходца слово «бург» (город) изменилось на «дорф» (деревня).

В романе вселенская катастрофа происходит по недоразумению, но все остальное соединено видимостью логических связей. Но не более того.

Итак, есть чудак-профессор по фамилии Грант, которого подвел арифмометр. С помощью арифмометра он узнал о том, что через месяц все живое на Земле погибнет, потому что моря изменят свою конфигурацию. Профессор наивно думает лишь о своей научной славе, так что понадобилась его разумная дочка Елена, которая вернула папу на землю, указав ему на то, что при такой катастрофе погибнут они сами, и слава может не принести всех положенных дивидендов.

Помимо иных персонажей, Катаев родил рабочего вождя Пейча, «руководителя стачечного комитета объединенного союза тяжелой индустрии Соединенных Штатов Америки и Европы». Личность пустая, бесплодная и способная лишь мчаться в Москву за инструкциями к руководящему товарищу с утомленным лицом.

Любопытно, что в прозу и в поэзию Страны Советов уже тогда внедрился подобострастный образ руководителя с усталым лицом. Помните, как у Николая Тихонова в «Балладе о синем пакете»: «Но люди Кремля никогда не спят»?

Писатель и авантюрист Эрендорф, напротив, «джентльмен с гладким, молочно-розовым и веселым лицом». Он все время ковыряет в зубах иглой дикобраза. В ответ на приглашение капиталиста Матапля прибыть к нему Эрендорф отвечает: «Если я вам нужен, приезжайте. Поболтаем. Я вас угощу отличными лангустами. Здесь, между прочим, есть одна бабенка… А что касается человечества, плюньте…»

В своей насмешке над наставником подражатель Катаев вложил в уста Матапля такие слова: «С этого момента острову, на котором мы имеем честь находиться, присваивается имя величайшего писателя нашей эпохи, славного мастера и конструктора нашего быта, мистера Эрендорфа!

Эрендорф раскланивался направо и налево, как тенор, прижимая перчатки к манишке».