Теодор Поуис - Притчи

• Название: Притчи
• Автор: Теодор Поуис
• Издательство: Коровакниги
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-902945-07-9

Аллегория, морализаторство, свифтовская сатира, попытка ответить на вечный вопрос, кто — Бог или сам человек — отвечает за причиненное миру зло, вписывание сверхъестественного в повседневную жизнь — все это присутствует в новеллах Поуиса в полной мере. «Притчи» считаются самым известным сборником его новелл. Герои — среди которых, кроме человека, животные и даже неодушевленные предметы — ведут нравоучительные и не лишенные юмора беседы о вере, природе греха, человеке, приходя подчас к совсем неутешительным для последнего выводам.

Девятнадцать рассказов сборника — девятнадцать маленьких моралите — преподают урок колкого, ироничного гуманизма: оказывается, можно учиться и у самого малого создания Божьего там, где человечности учит не человек, а самая обыкновенная блоха.

Перевод и вступительная статья Валерия Вотрина

---

— Мой дружественный супруг, через посредство нашей доброй хозяйки мы женаты уже полгода. Все это время мы обнимали и целовали друг друга, ничуть не уставая от этого счастливого времяпровождения. Я добровольно пришла в ваш дом, чтобы с радостью быть с вами и свести знакомство с вашими друзьями, и вы в свою очередь должны наведаться ко мне и познакомиться с моим бывшим мужем, который вам, без сомнения, придется по душе.

— Жена моя, — ответствовали часы, — с тех самых пор, как я был сотворен, я выкликал: «Ку-ку!» и весело тикал, но никогда так весело, как с вами. Ваше присутствие всегда доставляло мне высочайшее наслаждение; мы состоим в истинном браке, ибо я чувствую, что сердце мое бьется в унисон с вашим с тех самых пор, как мисс Эстер Гиббс привела ко мне вас, желанную невесту. Я ни в чем не могу вам отказать. Вы так свободно живете среди моих смиренных друзей, и я верю в то, что я буду жить так же свободно среди ваших — но как мы доберемся до них?

— Это путешествие легко устроить, — заверила водоросль. — Рыбак, что живет у моря, рядом с ивовой грядою, — вор. Сегодня ночью он залезет сюда. Он заберет с собою вас, а заодно и меня, так тесно прильнувшую к вам. Мисс Гиббс услышит его; она бросится за ним, чтобы вернуть украденную собственность. Нехороший рыбак услышит, что она бежит за ним по берегу, и, чтобы сокрыть злое дело, спрячет нас рядом с тем местом, где я родилась и выросла; однако вы должны будете постараться не закричать «ку-ку», ибо мой бывший муж терпеть не может этот крик.

— Я буду только тикать, — заверили ее часы.

— Для нас наступит новая пора счастья, — продолжала водоросль. — Свежий морской ветерок настроит наши сердца на восхитительные подвиги любви. Хотя в первую же ночь нашего супружества я имела счастье познать ваше наслаждение, я все же полагаю, что вы достигнете прежней резвости, когда будете так близко от моего бывшего возлюбленного, моря. Самая мысль о том, что когда-то он был со мной, сообщит вам большее желание и заставит сильнее доказывать вашу ко мне любовь.

— Для меня определенно наступит новая жизнь, — отвечали часы, — но не уверен, не причинит ли мне вреда ваш бывший грубиян-муж. Надеюсь, он не станет возмущаться тем, что вы привели меня так близко к нему.

— Он всегда рад новому знакомству и встречает его пенными поцелуями, — заверила водоросль. — К тому же у него столько юных русалок для игр, что уверена, что он не в обиде на меня за то, что я ушла к вам. Вам всего-то нужно тикать и не кричать «ку-ку!»

Рыбак забрался в дом мисс Гиббс той самой ночью, точно как предсказывала водоросль; но потревоженная мисс Гиббс встала на шорох, и он бежал, прихватив с собой только часы вместе с цепляющейся к ним водорослью. Мисс Эстер Гиббс, не собиравшаяся расставаться со своими вещами, спешно оделась и бросилась вдогонку; достигнув берега и услышав, что она бежит за ним, вор забросил часы и водоросль за большой камень, чего Эстер Гиббс не заметила.

Ночь была ясной и морозной, был отлив, и в вышине сияла странным, холодным светом полная луна, отчего все вокруг выглядело нереальным.

Водоросль, обвившись вокруг часов, прижалась к их белому циферблату и сообщила, как хорошо, наконец-то, оказаться дома и как она хочет, чтобы ее прежний возлюбленный поскорее вернулся и укрыл ее своими волнами.

— Я рад, дорогая, что вы счастливы, — произнесли часы, — и это просто счастье, что я приземлился столь удачно; но несмотря на то, что я радуюсь вашему довольству, должен признаться, что мне чуточку холодно на этом ветру.

— Не обращайте на него внимания, — отвечала счастливая водоросль. — Лучше взгляните на эту луну, узрите великолепие этих скал, вдохните одиночество великого моря; сейчас, когда никого рядом нет, мы можем даже увидеть русалку.

— Я бы предпочел увидеть огонь в камельке. — заметили часы, — он был так счастливо женат на воскресном зонтике мисс Гиббс; честно признаться, у меня все внутри дрожит, и если бы не ваши объятья, я бы, пожалуй, устрашился.

— Скоро все будет хорошо, — сказала водоросль, — ибо я слышу, как с ревом и плеском приближается мой бывший муж. Луна скрылась за темными тучами, и поднимается ветер, который пригонит мужа сюда быстрее и раздует его бурный нрав.

— Я бы лучше предпочел соседство коробочки для чая, жены дверной ручки, — пробормотали часы, побледнев против собственного желания. И тут, забыв об обещании и в стремлении пробить час, они, на свою беду, громко прокуковали.

Едва этот злополучный призыв был услышан, первая приливная волна обрушилась на парочку. Водоросль сделалась влажной и довольной, оставила часы и проворно ускользнула прочь. Набежала следующая волна и с яростным победным ревом швырнула часы о камень, так что они разлетелись на куски.

Осел и крольчиха

В затерянном уголке Мэддерской пустоши, в нескольких милях от ближайшего жилья, обитал некогда разумный осел.

Осел этот никогда не был в услужении у человека. Еще осленком он вырвался из неволи, — так давно, что ничего от этого события не осталось в его памяти, — хотя, возможно, убегая от хозяйки, миссис Клото, и перепрыгивая через небольшую канавку, он всего лишь хотел оставить мир и зажить в уединении. Однако это мудрое желание он вскоре перерос, ибо помнил теперь лишь то, что от века бродил по этой пустоши, пощипывая чертополох, и, судя по всему, появился здесь из ничего и ниоткуда.

На этой пустоши — красивой и просторной, заросшей там вереском, а тут — утесником и зарослями ивняка, где росянка охотилась на мушек, а бекас, обуреваемый любовным желанием, хлопал крыльями в вышине, осел в своих скитаниях набрел на заброшенный сад, в котором когда-то давно обитал набожный отшельник.

Вокруг сада была возведена грубая ограда, или, скорее, вал из торфа, окружавший участок зеленой муравы размером примерно в акр, с проемом для входа, который был обрамлен подобием ворот.

В центре участка стояла глиняная лачуга, кое-где обвалившаяся, но все еще способная послужить укрытием от западных ветров, которые частенько налетали с моря и с ревом проносились над открытой пустошью.

Осел, избравший этот приют своим домом, обладал смиренным умом. Никогда в жизни не смущали его ни гордыня, ни срамное желание. Он был мерином, тихим и спокойным в общении, безобидным и кротким в мыслях, не желающим ничего, кроме своего подножного корма. Не будучи убежден в обратном, он воображал, что в мире есть лишь он один и никого, кроме него. И даже если некая фигура появлялась на пустоши — одинокая корова или молчаливый торфорез, — осел принимал их за большие, необычные пучки чертополоха, занесенные в эти края необузданными ветрами.

Сей умиротворенный осел не нуждался в спутниках, ибо был совершенно самодостаточен, — жил на свой страх и риск, поворачивал, особенно не задумываясь, то тем, то этим путем и никогда не желал быть более того, чем он был, — простым ослом. Времени для него не существовало, и тысяча лет — если бы он сумел прожить так долго — была бы для него что один день.

Всю ночь напролет он отдыхал на мягкой подстилке из папоротника, оставленную отшельником в лачуге.

Там, в уюте и безопасности, осел наслаждался божественнейшей умиротворенностью, а когда наставало утро, он потягивался, вставал и, помахивая коротким хвостиком, когда одолевали мухи, отправлялся туда, где трава и чертополох обещали скорое услаждение.

Осел был совершенно беспорочен; он был по ту сторону добра или зла — ибо эти понятия настолько в нем перемешались, что по закону равновесия стали одним целым. Ничто не могло потревожить покой, уют, удобство этого доброго создания, которое можно было назвать «Ослом, не имеющим желаний».

Отшельник, живший в саду до этого, не оставил по себе никакой памяти, и жителям Мэддера — деревни в трех милях отсюда — было нечего о нем рассказать. Некоторые даже сомневались в самом факте того, что какой-либо отшельник когда-либо обитал на пустоши, ибо когда он там жил — если жил вообще когда-нибудь, — он не вызвал ни единого скандала, который по праву выделил бы ему уголок в человеческой памяти.

Он никогда не проповедовал на деревенском лугу — а если бы это произошло, то это бы наверняка кто-нибудь заметил, — и никогда не пробирался в Мэддер лунной ночью, чтобы высмотреть девицу. Поскольку он был добр, не было нужды его помнить, так что многие говорили, что осел был первым жильцом заброшенного сада. Однако существовал отшельник или нет, осел владел всем, что обычно ослу необходимо, и владел единолично.

Он был рачительным владельцем, и хотя из описания его вытекает, что он имел форму и содержание, все же, если принять во внимание и оценить его избыточную удовлетворенность, можно сказать, что с таким же успехом он мог этих качеств и не иметь.

Его тихие, нестройные мысли обращались вокруг его головы, времена года проходили над ним, словно тени от облаков, и счастливые минуты и простые часы слились для него в одно сплошное блаженство.