Теодор Поуис - Притчи

• Название: Притчи
• Автор: Теодор Поуис
• Издательство: Коровакниги
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-902945-07-9

Аллегория, морализаторство, свифтовская сатира, попытка ответить на вечный вопрос, кто — Бог или сам человек — отвечает за причиненное миру зло, вписывание сверхъестественного в повседневную жизнь — все это присутствует в новеллах Поуиса в полной мере. «Притчи» считаются самым известным сборником его новелл. Герои — среди которых, кроме человека, животные и даже неодушевленные предметы — ведут нравоучительные и не лишенные юмора беседы о вере, природе греха, человеке, приходя подчас к совсем неутешительным для последнего выводам.

Девятнадцать рассказов сборника — девятнадцать маленьких моралите — преподают урок колкого, ироничного гуманизма: оказывается, можно учиться и у самого малого создания Божьего там, где человечности учит не человек, а самая обыкновенная блоха.

Перевод и вступительная статья Валерия Вотрина

---

— Вот и возможность для Бетти обернуть его горе радостью! — засмеялось ведро.

— Именно этого она и захотела, и в один воскресный вечер они встретились в этот самом сарае, когда мистер Денди должен был уйти в церковь.

— Но ушел ли он? — спросило ведро.

— Нет, — ответила веревка. — Он только надел лучшее платье и вышел из дому, делая вид, что ушел. Вместо того, чтобы пойти в церковь, он пришел в этот сарай, взял меня и обвязал вокруг большого снопа. Прислонив этот сноп к стене, где была щель, он забрался под него и стал ждать.

— Ждать, я полагаю, удовольствия видеть воочию доброту жены, — заметило ведро.

— Можно было подумать и так, — ответила веревка, — но при взгляде на лицо мистера Денди, когда он увидел происходящее, такая догадка не подтвердилась.

— Возможно, он думал, — предположило ведро, — что Бетти надлежало оставаться дома и разогреть для него пирог с крольчатиной на ужин; ибо проповеди мистера Хайболла всегда вызывали у него жуткий аппетит, а Бетти не должна была догадаться о том, что он не был в церкви. Мне приходилось видеть, как кормят свиней, и знаю, как голодны животные, и, поскольку пища поддерживает в человеке жизнь и мешает ему превратиться в мертвый труп, мужчина естественным образом хочет, чтобы женщина и дальше готовила ему еду, даже если она предпочитает быть любящей и доброй к другому мужчине.

— Послушали бы вы мистера Денди, — сказала на это веревка. — Он скрежетал зубами и жутко стонал, а когда дружок его жены, кажется, позабыл все горести на свете, достигнув, как говорит поэт, «верха отрад»,[5] мистер Денди выбрался из-под снопа и убежал в поля, рыча, как укушенный пес.

— Полагаю, его аппетит перешел все пределы, — предположило ведро.

— Нам очень сложно, — сказала веревка через несколько минут, в течение которых тело раскачивалось туда-сюда, — понять, что могло так растревожить этого доброго человека. Никто не грабил его. Никто не бил его и не причинял боль, и ни разу с тех пор, как они поженились, Бетти не отказала ему в объятьях.

— Это наверняка были те цветы! — воскликнуло ведро.

Джон Толд и светлячок

Как-то летней ночью один фермер по имени Джон Толд, живший в Мэддере, возвращался из кабачка «Бурый медведь».

Джон Толд был в изрядном подпитии, и ему было весело и хорошо. Его полная радостей жизнь вознеслась высоко, и если бы кто-нибудь спросил, для кого Господь создал мир, Джон ответил бы: «Дак для меня».

Пошатываясь, Джон Толд брел по дороге. Ноги его разъезжались в стороны — правая туда, левая сюда, — и, продвигаясь таким несвязным образом, он углядел на обочине огонек.

Этот огонек исходил от светлячка, который вел безобидную и умиротворенную жизнь, ибо имел абсолютную, обоснованную веру в совершенство Господне. Дни его проходили вдалеке от шума и беспокойства, и в награду за его добродетель Господь повелел свету исходить от светлячка, чтобы радовать одинокого путника в ночи.

Джон Толд, желая укрепить ноги коротким отдыхом, присел на бугорок, где жил светляк, и, обращаясь к нему, ибо в подпитии он решил, что тот может услышать его и понять, Джон заговорил о своей удаче.

— Земля и ее богатства отданы мне в руки, — воскликнул он. — Мои посевы наливаются и тучнеют; мои яровые уже сейчас зеленее и выше, чем те, что на полях фермера Лорда, хотя его поля трижды вспахали и удобрили дорогой костяной мукой. Моя шерсть, — продолжал Джон Толд, сплевывая на дорогу, — продается по более высокой цене, чем его, и как раз сегодня я продал на рынке мою старую пшеницу по цене, что наверняка заставит каждого бедняка заплатить за хлеб более дорогую цену. Мое молочное хозяйство с отборными дойными коровами приносит мне добрый доход, и когда я получаю свою аренду, у меня остается лишняя тысяча фунтов, чтобы положить на счет, а это такое стадо, что растет без помощи быка. Отовсюду деньги текут ко мне горстями. Процветая, я приобретаю почет, так что даже лорд Буллмен, владелец сотен тысяч ярдов земли, обедает со мной, когда приезжает сюда поохотиться. Моя слава здесь не кончается — когда мистер Каттинг, сеноторговец, прибывает сюда в своем большом автомобиле, он спрашивает «хозяина». Это я и есть. Пастор тоже — мистер Такер — стелется передо мной, точно я настоятель церкви. У себя дома я делаю со своими животными, что пожелаю. Если собака набрасывается на меня, я отрубаю ей лапу и хвост и бросаю негодяя в пруд поглядеть, выплывет он или потонет. Если кошка украдет цыпленка, я выкалываю ей глаза и пускаю в птичник. Когда моя лошадь встала на дыбы, я забил ее до смерти палкой.

Фермер икнул и громко расхохотался.

— Я даже за выпивку не плачу, — прошептал он, доверительно наклоняясь к светлячку, — ибо владелец кабачка задолжал мне небольшую сумму, которую он никогда не сможет выплатить, и я могу пить задаром каждый вечер. А теперь навостри-ка уши, дружок: пока я тут пью весь вечер и рассказываю о своем богатстве, мои слуги, батраки, вместе со мной упиваются моей удачей и хвастаются другим, что работают на богатейшего фермера в стране.

Джон Толд всхрапнул по-лошадиному, булькнул глоткой, издав непотребный звук.

Великое молчание последовало за его глупой болтовней. Теплые звезды потускнели, гигантский вяз рядом, тяжко обвешанный темными листьями, пошевелился во сне, и легкий шорох послышался во мраке. Смутные темные поля, огромные пространства великой тишины, где каждый ком земли и каждый стебелек травы заключает в себе совершенную красоту, которую невозможно воспроизвести, в унисон повествовали о святом очаровании. Повсюду царило таинство полночного мира, велящее доброму человеку преклонить колени и дивиться. Джон Толд уставился на светлячка. В своем опьянении он не мог оторвать глаз от его волшебного света. Свет был таинственный, и Джон Толд пришел к заключению, что если бы светляк умел говорить, он провозгласил бы — как этим вечером сделал мистер Поттен, могильщик, — что самое счастливое существо на свете — это зажиточный фермер, радующийся своим барышам.

Всем, на что бы ни падал взгляд Джона Толда и что было ему по нраву, живое или мертвое, он хотел завладеть. Сейчас он хотел взять в руку этот свет, и, пошарив в прохладной траве, поднял светляка и положил его в ладонь. Когда человек пьян, такое событие, как говорящий светляк, не очень удивляет, так что, когда светляк сказал приветливо: «Благодарю вас, мистер Толд, за то, что поведали мне о своем богатстве. Из ваших слов мне понятно, что вы обладатель большого состояния», — фермер даже не удивился.

— Возможно, вы считаете себя счастливым, — продолжал светляк самым обыденным тоном, — но думали ли вы, что на свете есть другие радости, кроме простого удовольствия владеть зерном, овцами и волами? Удовольствие от этого невелико, ибо коренится в удовлетворении вещами, которые желанны другим. Такой взгляд на жизнь имеет свои границы, ибо чаша, вмещающая эти удовольствия, мала и быстро переполняется, поскольку не в состоянии вместить больше своего объема. Хотя человек всегда может приобрести больше, радость от последнего приобретения никогда не пересиливает радость от первого. Вот уж сомнительное удовольствие — наслаждаться завистью бедняков и невеж и потратить жизнь на странное и глупое удовольствие заграбастать все под себя. Наверняка отрада наливать эль для лорда Булмена — не вершина счастья. Разве не найдется лучшего состояния, более подлинной радости? Не приходило ли вам на ум божественное наслаждение от философских размышлений, поиск Истины или обычай Доброты? Разве незнакомо вам истинное и длительное счастье от того, что ведешь добродетельную жизнь?

— Предпочитаю свои деньги, — отвечал фермер с громким смехом.

— Вы имеете в виду, — сказал светляк, — что предпочитаете почет и уважение, что приносят вам деньги, а не кротость ума.

— Мой собственный хребет не смог бы выразиться прямее, — отвечал фермер.

— Однако вообразите, — продолжал светляк, — что ни один человек, даже самый грубый ваш батрак, не малейшим образом не желает заботиться о вашей славе — разве что сочно выругаться, отскочив на обочину дороги от вашего автомобиля. Вообразите, что вместо того, чтобы восхвалять ваше богатство, всяк ненавидит ваши деньги. Вообразите, что по веянию новой моды, установленной, будем надеяться, лордом Буллменом, мистером Каттингом или пастором, вам становится стыдно от всего сердца за свое состояние, и вы, вместо того, чтобы копить и дальше, просто ложитесь на теплую траву, наслаждаетесь солнцем и ничего не делаете?

— Такие тупые забавы не про меня, — сказал Джон Толд, — ибо самая большая радость на земле — накапливать добро, и почет пребудет — невзирая ни на какие моды — с богатыми.

— А! — вырвалось у светлячка. — Что ж, боюсь, что не смогу склонить вас к смиренности. Ваш свет исходит не от внутренних добродетелей, а от набитых амбаров, откормленных коров, отменных свиней, облигаций и купчих, тогда как мой…