Эдит Несбит - Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон

• Название: Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон
• Автор: Эдит Несбит
• Жанр: Прочая детская литература

---

Несбит Эдит Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон

Эдит Несбит

Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон*

перевод Светлана Лихачева

______________

* Карийон (carillon - фр.) - набор точно настроенных колоколов различной величины, исполняющих при помощи особой клавиатуры определенную мелодию.

Есть на свете страна, где королю не позволяют взять бразды правления в собственные руки, пока не перевелись королевы. Королев в этой стране ценят гораздо больше, чем королей - не могу взять в толк, почему. Если вы уже начали изучать историю, то, возможно, скажете, что все дело в Салическом законе*. И ошибетесь.

______________

* Салический закон - свод законов салических франков, записанный в начале шестого века по распоряжению короля Хлодвига. Согласно Салическому закону наследование происходит по мужской, а вовсе не по женской, линии.

В самом большом городе этой удивительной страны стоит высокая колокольня - выше той самой часовой башни Здания Парламента, куда в порядке наказания отправляют членов парламента, нарушивших этикет. Колокольня эта славилась своими великолепными, сладкозвучными колоколами, отлитыми специально для того, чтобы радостным звоном возвещать о рождении принцесс, коим в один прекрасный день предстояло стать королевами. А башню отстроили специально для помянутых колоколов. Так что сами видите, как ценили королев в этой стране.

В каждом из этих колоколов обитало по Колокольному Жителю - это их голоса вы слышите, когда звонят в колокола. Всякие там ссылки на язык колокола - это чистой воды вздор, что не обманет и ребенка. Понятия не имею, для чего людям повторять подобную чушь.

В большинстве своем Колокольные Жители - неутомимые труженики. Они обожают звук собственных голосов и ненавидят безделье; засим, когда миновало почти две сотни лет, а на свет так и не появилось ни одной принцессы, беднягам надоело жить в вечно молчащих колоколах. Ясной морозной ночью они спустились с колокольни, и, бросив огромные, звучные колокола на произвол судьбы, отправились искать себе иного пристанища. Один поселился в колокольчике, что звонит к обеду, другой - в школьном звонке; все нашли себе приют - неважно, где, лишь бы какой-нибудь сострадательный Колокольный Житель пустил бы к себе бездомного собрата. Немало дивились жители той страны, отмечая, что голоса этих гостеприимных колоколов вдруг многократно усилились. Ибо, разумеется, Колокольные Жители с заброшенной колокольни, как и подобает воспитанным гостям, изо всех сил старались помочь хозяевам по дому, и когда бы не возникла необходимость в перезвоне колоколов, они охотно присоединяли собственные голоса к голосам законных владельцев. А семь огромных, дивных колоколов на башне онемели, потемнели и опустели; и остались в них только языки, которым дела не было до домашнего уюта.

Разумеется, хороший дом долго не пустует, тем более если не нужно платить ренту, и очень скоро семь колоколов обрели новых жильцов - жильцов весьма сомнительных, с которыми ни один порядочный Колокольный Житель не стал бы знаться.

Всем им отказали от квартиры, хотя и прежде жили они в местах не слишком-то респектабельных: в колоколах треснувших или разбитых, в колоколах затонувших кораблей, в бубенчиках лошадей, сбившихся с пути в снежную бурю. Эти духи терпеть не могли работать. Угрюмое, молчаливое, во всех отношениях неприятное племя мечтало только об одном: поселиться в колоколах, что никогда не звонят, то есть в домах, где делать ничего не надо. Сгорбившись, сидели они под черными куполами нового своего пристанища, одетые в паутину и тьму, и наслаждались бездельем, и упивались глубоким пыльным безмолвием, что царит обычно на заброшенных колокольнях. Даже промеж себя они никогда не разговаривали, разве что шопотом; никто их не слышал, кроме летучей мыши, у которой тонкий музыкальный слух и очень высокий голос. А ежели духи эти и заводили беседу, то уж будьте уверены, что только бранились да ругались.

И когда, наконец, колокола все-таки зазвонили, возвещая о рождении принцессы, злобные Колокольные Жители пришли в ярость. Разумеется, не звонить они не могли, - колокол всегда звонит, если потянуть за веревку, но голоса их звучали так гнусно и сипло, что все были просто-таки шокированы.

- Подумать только, что предки наши превозносили эти колокола до небес, - говорил народ. - Прямо скажем, хорошим вкусом люди в старину не отличались.

(Вы, конечно, не забыли, что колокола молчали вот уже почти две сотни лет.)

- Вот тоже напасть, пойди пойми этих древних, - заметил король королеве. - А я-то всегда верил, что у колоколов этих и впрямь прекрасные голоса.

- Прегадкие голоса, - фыркнула королева, и была права. Той же ночью ленивые Колокольные Жители спустились с колокольни, снедаемые ненавистью к принцессе, чье рождение потревожило их праздное ничегонеделание. А ярость бездельника, которого заставили работать против воли, не сравнима ни с чем.

В сотканных из пыли платьях, в плащах из паутины, Колокольные Жители выбрались из-под темных куполов, осторожно спустились вниз, прокрались во дворец, где все уже давным-давно легли спать, и обступили перламутровую колыбельку, где почивала новорожденная принцесса. Все семеро простерли черные правые руки над белоснежным атласным одеяльцем, и старший дух, самый сиплый и самый ленивый, объявил:

- С каждым днем она будет становиться все безобразнее и безобразнее, не считая воскресений; а каждое воскресенье она станет являться взору в семь раз краше, нежели в воскресенье предыдущее.

- Почему бы не сказать: безобразнее с каждым днем, а в воскресенье двойная порция? - возмутился один из духов, самый юный и самый злокозненный.

- Потому что правил без исключений не бывает, - ответствовал самый старший, самый сиплый и самый ленивый. - Кроме того, ежели раз в неделю она ощутит себя красавицей, в остальные дни ей придется куда горше. И, злорадно добавил он, - так будет продолжаться до тех пор, пока принцесса не отыщет колокол, который не звонит, звонить не может, не будет, и отлит был совсем с иной целью.

- Почему бы не вечно? - спросил самый юный и злокозненный.

- Ничто не вечно в этом мире, даже проклятие, - пояснил старший Колокольный Житель. - Кроме того, надо же оставить ей хоть какую-то лазейку. Только это все равно бесполезно. Она никогда не узнает, что же такое имеется в виду, а уж отыскать и подавно не сумеет.

На этом злобные Колокольные Жители вернулись на колокольню, и привели в относительный порядок уютную мебель из паутины и совиных гнезд, что понесла немалый урон и едва не развалилась на части, когда затеяли этот нелепый трезвон в честь рождения никому не нужной принцессы.

Когда принцессе исполнилось две недели, король заметил королеве:

- Дорогая, боюсь, что принцесса не так хороша собою, как мне казалось.

- Вздор, Генри, - возмутилась королева, - здесь просто плохое освещение.

На следующий день, а это было воскресенье, король отдернул кружевной полог колыбельки и молвил:

- Вот сейчас достаточно светло: погляди-ка сама, она... - Король замолчал.

- И впрямь все дело в освещении, - признал он. - Сегодня она прехорошенькая.

- Конечно, прехорошенькая, верно, лапушка моя? - проворковала королева.

Но в понедельник утром Его Величество укрепился во мнении, что внешность его дочери оставляет желать много лучшего - по меркам принцесс, разумеется. Однако когда снова настало воскресенье и малютку нарядили в парадное платьице и чепчик с белоснежными оборочками, король почесал нос и признал, что, без сомнения, платье наследницу весьма красит и что теперь совсем другое дело. Ибо в тот день принцесса была милее цветочка.

Прошло несколько лет, прежде чем королева, наконец, поняла, что в будние дни дочери ее, пожалуй, стоит одеваться поскромнее и прятать лицо под вуалью. Разумеется, по воскресеньям девочка щеголяла в лучших своих нарядах и в короне чистого золота, как любая другая принцесса.

Разумеется, никто не говорил принцессе, насколько она безобразна. По будням она носила вуаль, равно как и все прочие обитатели дворца, а в зеркало ей позволяли смотреться только по воскресеньям, поэтому бедняжка даже не подозревала, что первые шесть дней недели далеко не так красива, как на седьмой день. Засим ничто не омрачало ее счастья. Однако родители были в отчаянии.

- По чести говоря, - жаловался король Генри, - ей давно пора замуж. Нужно избрать короля, что сменит меня на посту. Я всегда мечтал, что мы выдадим дочку замуж в двадцать один год, и удалимся от дел, и поселимся в скромной усадьбе где-нибудь в провинции, и заведем поросят.

- И корову, - всхлипнула королева, вытирая глаза.

- И пони, и двуколку, - подхватил король.

- И кур, - добавила королева. - Непременно кур! Но теперь надеждам нашим не суждено сбыться. Ты только погляди на ребенка! Ты погляди на нее!