Валерий Вотрин - Жалитвослов

• Название: Жалитвослов
• Автор: Валерий Вотрин
• Издательство: Наука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-02-033872-9

Абсурд, притчевость, игра в историю, слова и стили — проза Валерия Вотрина, сновидческая и многослойная, сплавляет эти качества в то, что сам автор назвал «сомнамбулическим реализмом». Сюжеты Вотрина вечны — и неожиданны, тексты метафоричны до прозрачности — и намеренно затемнены. Реальность становится вневременьем, из мифа вырастает парабола. Эта книга — первое полное собрание текстов Валерия Вотрина.

---

— А? Пошутил? — Пыж никак не мог успокоиться. — Нехорошие шутки шутите, товарищ. Все говорили — с коллективом познакомиться… а сами проверяете.

— Не проверяющий я. Правда.

— Ладно, коли так… — Пыж совсем успокоился. И вдруг веселая улыбка вернулась на его лицо. — Если уж хотите с коллективом… приходите в обед. Я политинформацию проводить буду.

— Что же вы будете читать?

— А вот посмотрите, — подмигнул Пыж. — Приходите. Вот и Ведмедев будет, он всегда дельные вопросы задает. Придете?

— Приду, — сказал Кметов.

— А по складу не ходите, — предупредил его Пыж. — Можете заблудиться. Пойдемте, я вас до выхода доведу.

7

Выйдя из полутьмы склада, Кметов застыл. Снаружи было так, что дух захватывало. Солнце сияло, и дивные по небу плыли облака. Отлетели от Кметова при виде такого чуда и думы, и недумы, и всяческая промежуточная мысль. Хотелось только приникнуть к горячему песку и зажмуриться. Видно, всплыл давешний сон, и вот уже стали слышны тугие удары по мячу и азартные крики подающего Домрачеева.

Фамилия эта вернула его к действительности. Что-то с ней было связано. А и верно, говорила Колобцова про то, что ждет его к себе жомоначальник Толкунов. И решил Кметов пойти к нему не медля.

Кабинет Толкунова располагался на первом этаже конторы. Длинный коридор вел к нему, в конце намечалась огромная черная дверь. Перед дверью, словно дозор, сидели за столами две секретарши, друг напротив друга. Завидев Кметова, они не выбежали к нему, заграждая проход, как он боялся, а в один голос спросили:

— По какому делу?

— Мне бы до жомоначальника, до Петра Тихоновича бы, — вдруг сробев, произнес Кметов.

— Подождите тут, — сказали секретарши и снова углубились в бумаги.

Кметов присел на стул и прислушался. Из-за двери доносился низкий густой голос:

— Алло?.. Алло?.. Водоканал?.. Полупанова мне. Толкунов говорит. Иван Петрович? Притекли ко мне людишки мои и доводят, что трубы ты опять перекрыл, и сок не идет, а вместо него воду пустили. А?.. Как не отдавал? А кто отдал? Опять дуруешь, чудной человек! Что?.. В суд захотел? Истинно говорю тебе, Петрович, — тать ты. Не у меня — у государства воруешь. Народ? Народ ништо, у него сегодня вода, а завтра другое на уме. А я о державе ревную. Что?.. Да ты, вишь, рожей не вышел в мой сок соваться, лучше за своей водой посмотри…

За дверью грохнули трубкой. Секретарши с жалостью взглянули на Кметова и произнесли:

— Войдите.

За дверью была сводчатая мрачноватая комната. Единственное окно забрано слюдой, света не дает. Вполовину комнаты — огромный стол со стадом телефонов, ворохами бумаг. За столом, в плотной темной одежде, в низком черном колпаке, сам начальник Толкунов, толстый, короткошеий, бородатый, с широким лицом. Когда Кметов вошел, он, зло сопя, что-то писал. Вскинул на Кметова запавшие глаза:

— Кто таков?

Будто что-то толкнуло Кметова, и он, откашлявшись, ответил:

— Твоего, господине, отдела жалитв письменной человек.

— Тот, что за жом читать станет завтре… Добро, что пожаловал. — Хмурое лицо под черным колпаком разгладилось. — Чин знаешь ли?

— Первый раз чту.

— Ништо, Марьяна поправит, да и Богумил подсобит. О другом пекусь…

— Чую, господине.

— Ведомо мне, что есть у тебя родственники на западе. Воротишься?.. Вижу, что правда. Да ты не воротись. Родня ближняя ли?

— Отец с матерью, — ответил Кметов, потом вспомнил, прибавил: — И тетка.

— То неладно… Свечку за упокой ставишь ли?

— Не ставлю, — сокрушенно прошептал Кметов.

— Ништо, партия поставит.

Кметов изумленно взглянул на него.

— Слово мое верное, Сергей, — произнес Толкунов. — И молебен закажут, и свечку поставят, и будет родителям твоим хорошо на том свете. Чуешь?

— Чую, господине.

— Что же жалитвы? Много их?

— Пишут люди, того не скрою.

— Воду, што ли, хотят?

— Вестимо, воду.

— Голь неблагодарная, — скрежетнул зубами Толкунов. — Где еще, в какой земле они сок из-под крана получают? Ан воду им давай, соки другие. И Водоканал их подзуживает. То Полупанов, поперечник мой, враг лютый. Пырскает, вишь, на меня, што козел. А не знает, что дело на него уже заведено… Но ты пока никому об этом ни слова.

— Молчу.

— То ладно. Завтре чти хорошо, внятно. Небось, не за себя — за народ чтешь. А теперь иди, дела у меня, да и тебе тут невместно.

Выйдя из кабинета, Кметов прошел несколько шагов и остановился. Радость распирала его. Партия свечку поставит, позаботится! А он-то и не знал, что нужно так, свечку нужно. Он-то думал — отметят, где надо, и не видать ни роста, ни повышения, а может, чего хуже — накажут, сошлют. А оказывается, что это нормально. Что у всех там — у кого брат, у кого сват. Не говоря уже об отце с матерью. Может, у кого и тетка — тоже там. И за всех ставит партия свечу, чтоб было им хорошо.

И вдруг словно кто-то с маху задул его радость. Полезли, нахлынули мысли темные, мысли еретические. Вон у скольких там у кого — брат, у кого — сват, и что-то не видно, чтобы свечи горели. Так ли уж партия готова выделить средства на зажигание свечей? Это сколько воску нужно, и воску особенного, пахучего, чтобы там, на западе, обоняли его сладкий запах родные твои, и становилось им хорошо. Уперся Кметов ногами в пол и замахал руками — кыш, мысли негодные, окаянные! Секретарши смотрели на него с уважением.

На склад он пришел, как и было сказано, в обед. На том же месте, что и в прошлый раз, собралась небольшая группа людей, человек десять. Среди них Кметов увидел Пыжа — тот что-то рассказывал, размахивая руками, и Ведмедева, — тот казался все так же озабоченным чичкой. Видать, неведомый куколь так и не получил причитающегося. Ждали, судя по всему, Кметова. Он подошел к группе, поздоровался. С ним тоже поздоровались. Немедленно притащили деревянные ящики, все расселись, образовав круг, Пыж остался стоять в его центре. Заметно было, что предстоящий рассказ распирает его, вызывает на лице улыбку предвкушения, улыбку осведомленности.

— Ну, давай, Степаныч, не томи, — сказал кто-то, закуривая.

— Говорить сегодня будем, люди, — тут же, словно ждал этого замечания, начал Пыж, — не о политике. Пущай Ведмедев про нее на своих планерках задвигает. Сказывать вам буду историю из книжицы малой, а вернее сказать, повести, что написана во времена древние, летописные. Зовется же — «Повесть о Песколовке и Жижесборнике».

— Эва, — донесся голос Ведмедева, — мудреное название.

— Название такое, какое деды наши дали, — строго сказал Пыж. — И не в названии суть. Велика мудрость сокрыта в сей повести. Начинается же тако: «Жил в некоих местах Жижесборник, детина справной. Поставлен бысть государем на службу и на той службе зарекомендовал себя грамотным и квалифицированным работником, пользующимся авторитетом у коллектива. Бысть такожде девица в тех краях знатна родом, именем Песколовка. И се возлюбил ея Жижесборник тот, и начат сердцем тужити и скорбети по деве оной. А не мог к ней подступитца, бо худороден да жижею измазан, сия же девица красна лицом и чистый песок пересыпающа. И речет ей Жижесборник: „Может, пообедаем вместе?“ А девица речет тако: „Не по месту мне обедати с тобою, Жижесборник, бо худороден еси да жижею измазан. Место мое с песколовами, а жижеловкою мне николи не бывать.“ И взяла Жижесборника-молодца туга великая, и учал он думати, како к Песколовке подступитца. А оказался тут рядом некий человек юркой именем Отстойник, и сей был бес. И рек тот Отстойник Жижесборнику тако: „На кой тебе служба государева? Жижа та много благ принесла тебе? Едино песком возвысишься и девицу тую сможешь добыть.“ Призадумался тут Жижесборник-молодец, и решил подать рукописание малое о переводе на другую работу. А Отстойник его подначивает: „Ништо, доброй молодец, государь-от тя на другу службу переведет, бо кадр ты ценной.“ А случилося, что вызван бысть Жижесборник ко государю, и государю поклонихся. И рек государь: „Ты что еси, Жижесборник, со службы моей удалитца хощешь?“ И отвечал Жижесборник тако: „Не могу я, государь, боле в жиже маратися. Хощу, государь, чистой песок ловити.“ И рек государь тако: „Не по месту тебе, Жижесборник-молодец, чистой песок ловити, бо худороден и жижею измазан. Будешь, Жижесборник-молодец, песок имати, чистой песок собирати.“ И стал бысть Жижесборник Пескосборником, и стал Пескосборник ко Песколовке подступатися, и вел Пескосборник такие речи: „Между ловить и собирать разница небольшая. Иди, Песколовка, за меня замуж.“ И тако припер ея к стенке, что не ведала Песколовка ни духу, ни продыху, и производительность у нея ухудшилась. Отстойник же зловредный ея подначивает: „Ты подай, Песколовушка, рукописание государю, штоб ен тебя от чину освободил, и тако от Пескосборника избавишься.“ И вняла Песколовка речам подлым, и подала государю рукописание малое о перемене чина. А случилося, что вызвана бысть Песколовка ко государю, и государю поклонилася. И рек государь: „Ты что еси, Песколовка любезная, притекла сюда и мне кланяешься?“ И отвечала Песколовка тако: „Не могу я, государь, вольно песок чистый пересыпати, добиваетца меня Пескосборник, детинушко худородный. Хощу, государь, от него свободитеся.“ И рек государь тако: „Что ты еси, Песколовка, возгордилася? Али думаешь, песок тебе чин придает, песок чистой, песок золотистой? Пескосборник, слуга мой верной, собирал жижу да столько лет, жижу черную, вонючую. А остался тот молодец мне верен да душею чист, и поставлен на место новое, на кормление песочное. А потому, что ты, Песколовка, такая гордая, хощу аз, государь, поставить тя, Песколовку, на сбор жижи, и нарекатца тебе впредь Жижеловкою. И чином вы таперь с Пескосборником равны будете.“ А пошла Жижеловка домой в великом сумнении, и мыслила тако: „Ен, Пескосборник, может, и худородный детинушко, да, вишь, нравом кроток, собою хорош, и мене, Жижеловку, любит. А чином мы с ним таперь равны сделались. Пойду-ка за него, худше не будет.“ И послала Жижеловка мамку, чтобы тое мамка сделала с Пескосборником уговор, а сама засучила рукава и давай жижу яко песок ловить. Поднялася жижа черная, жижа вонючая, побежала по улицам, не поймаешь, не уловишь. Прибегает тут мамка да кричит: „Пескосборник-де мене не принял, собирает-де песок, а ен не собираетца!“ Понасыпался тут песок, песок чистый, песок сыпучий, высыпался на улицы, с жижею смешался, с жижею черною, жижею вонючею, прибежали к государевым полатам. Всполошился государь, учал по полатам бегати. А в полатех жижа поднимаетца, жижа черная, жижа вонючая, с песком намешанная. Туто попадаетца ему, государю, бес Отстойник и речет убо: „Ты еси, государь, поставь тех Жижеловку с Пескосборником обратно, авось, все и наладитца.“ И рек государь: „Да будет так!“ Глядит — Песколовка жижею весь песок замарала, а Жижесборник всю жижу песком замесил. И в полатех жижи не убавилось. И порешил государь тако: „За проявленную халатность при исполнении служебных обязанностей Жижесборника уволить с занимаемой должности. На его место принять Отстойника с повышением оклада и нарекатца ему впредь Жижестойник. Песколовку же отдать тому Жижестойнику в жены.“» Вот и вся повесть, детушки, — закончил Пыж, ласково оглядывая собрание.