Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

• Название: Федор Апраксин. С чистой совестью
• Автор: Иван Фирсов
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-271-00402-3, 5-17-002022-8

Новый исторический роман И. Фирсова посвящен одному из ближайших сподвижников Петра I — Апраксину Федору Матвеевичу. Генерал-адмирал Апраксин был главным помощников царя в деле создания русского флота, командовал Балтийской и Азовской флотилиями во время Северной войны и Персидского похода.

---

— По весне турские посудины близко к устью и Таганрогу хаживали. Наши капитаны не могли управиться с починкою за зиму, да и устье обмелело, ветер воду согнал. Теперь-то надежа с моря верная, и крымцы, гляди, уже не осмеливаются близко подступать.

Все лето мотался Апраксин то в море, то в Таганрог, в Донское устье. На кораблях недоставало матросов, особенно ощущалось это в шторм при работе с парусами. Когда выбирали якорь, офицеры становились к шпилю. Крюйс кричал на командиров, те разводили руками. Апраксин посылал на корабли рекрутов из полков. Только толку от них поначалу было мало. Первую кампанию они испуганно прижимались к палубе, хватались за любую снасть мачты, боялись взглянуть за борт. В шторм не помогали ни зуботычины, ни линьки[35], прятались по закоулкам…

В Донском устье на случай нападения перекрывались наглухо сваями и цепями все рукава, кроме северного, Кутюрьмы. Таганрог и Троицкая крепость опоясались каменной стеной с бойницами.

Возвращаясь в Азов, адмиралтеец каждый раз читал почту. Из Воронежа писал Игнатьев. Лето выдалось холодное, дождливое, на людей нашел мор. «Машлихтовый мастер Питас Ян волею Божию умер августа 27 числа и я приказал надсматривать за плотниками и довершить Яну Ренсу, — доносил помощник адмиралтейца. — А Федосей Скляев, Таврило Меншиков, Тихон Лукин, Степан Городничий, Василий Шипилов, Савва Уваров зело больны. Также Осип Най, Козенец, Ян Терпилий зело болезнуют. Мачтовый мастер Самойло Реймс с подмастерьями зело болезнуют». «Никого не милует хвороба, — вздыхал Апраксин, — ни наших, ни пришлых».

«А из матросов три доли больных. Также и из плотников у государева корабля только 40 человек работает, а 65 человек больны».

Своими печалями Апраксин делился с воеводой. Как-никак близкий родич, хотя и старше почти на два десятка годков:

— Вишь, Степан Богданович, болезнуют мои корабелы на верфях поголовно, людишки все под Богом ходят, дело-то стоит, а государь по осени спросит.

Ловчиков совсем далек был от корабельного строения, успокаивал племянника:

— Твоей-то вины нет, Федор, чаю, отпиши государю, он поймет.

— Пиши не пиши, а дело поправлять мне придется.

В конце лета пришла добрая весть из Москвы. Сам царь делился радостью по поводу событий на севере, в Двинском крае. Упоенные легкой победой под Нарвой, шведы задумали совсем оттеснить русских от моря.

Весной 1701 года Карл XII самонадеянно бросил первому министру графу Пипперу:

— Упрячем царя Петра в его болотах навечно. Пусть навсегда забудет русский мужик о море. Пошлите эскадру Шеблата к Архангельску. Сжечь дотла город, порт, верфи. Никого не жалеть.

Все предусмотрел шведский адмирал Шеблат. И эскадру снарядил добротную из семи кораблей, и флаги поднял на них английские и голландские, чтобы обмануть русских. Но этот самый мужик и обломал шведам зубы в первой стычке на море. Жертвуя жизнью, привели архангельские поморы корабли неприятеля под крепостные пушки, перехитрили врага. Потеряв корабли, Шеблат ретировался несолоно хлебавши…

Собственно, это было первое поражение шведов в начавшейся войне, и потому радость успеха переполняла сердце царя. С кем поделиться в первую очередь? Конечно, с бывшим воеводой двинским, близким человеком. «Я не мог вашему превосходительству оставить без ведома, — волнение царя передалось и Апраксину, — что нынче учинилось у города Архангельска зело чюдесно…»

«Слава тебе Господи, — вздохнув, перекрестился Апраксин, — наконец-то супостата отвадили». Ликовал адмиралтеец вдвойне, как-никак, а шведа побили в местах, где и он внес свою лепту в оборону. Невольно вспомнились годы, проведенные в Двинском крае. «Верняком и отче Афанасий приложил руку к той виктории».

В Москву Апраксин ехал с докладом по вызову царя. Добрался в сумерки. Аккурат к Рождеству. На заставе в Замоскворечье послышалась пушечная пальба. Апраксин высунулся из возка, крикнул стражнику у рогатки:

— Пошто пальба-то?

— Нынче, барин, шведа поколотили, государь велел празднику быть, — с трудом шевеля языком, объяснил подвыпивший стражник.

На Красной площади всюду горели плошки, жгли костры, жарили баранов, на длинных столах стояли закуски, ведра с медом, бадьи с пивом, виночерпий ковшом наливал из бочки вино, отталкивая упившихся.

Родное подворье встретило приятной неожиданностью. Не успел Федор выбраться из тулупа, двери сеней распахнулись, и он оказался в объятьях Петра и Андрея.

— Братуха! В кои годы свиделись!

Наверху лестницы стояла мать, опершись на палку. Рядом поддерживала ее за руку Пелагея. Федор взбежал, тревожно забилось сердце: «Совсем бабы оплошали».

— А я, братец, бобылем нынче. Женка в Новом Городе пребывает, сынком меня одарила, — похвалился Петр за столом.

Федор добродушно ухмыльнулся:

— Теперя есть кого гостинцами угощать. Ты-то по какому случаю в Москве?

— Государь велел спешно быть, гонца прислал. Завтра-послезавтра призовет. Ваньке Татищеву тоже наказал быть.

— Который струги ладил?

— Он самый. Расторопный, воеводой у меня в Кашине правил исправно. Государь его приметил, когда он пушки торговал у шведа…

Первым к царю вызвали старшего брата. В светлицу вошли вместе с Иваном Татищевым.

— Молодец, новгородец, — похвалил царь старшего Апраксина, — не спишь, летось шведу покою не давал, подмогу Шереметеву учинил. В сем лете також будешь в Ингрии с полками. — Петр поманил Апраксина к карте. — Отсюда твои полки отвлечь шведа должны. Сызнова вместе с Шереметевым покою неприятелю не давать, а при случае и побить знатно. — Петр поманил Татищева и продолжал водить пальцем по карте. — Другое дело великое на новгородский приказ возлагаю. Ты, Иван, нынче же, без мешкоты поезжай к Ладоге, на речку Сясь, пройди от верховья до устья. Сыщи, где поудобней место для верфи корабельной. Тут же с воеводой имайте людишек, плотников да кузнецов по уездам, лес вали, руби верфь. По весне заложишь полдюжины кораблей. Указ о том получите днями…

Федор Апраксин, пока суть да дело, наведался в Приказ воинских морских дел. Как раз застал там своего начальника и старшего товарища. Генерал-адмирал Головин запросто обнял тезку.

— Замотался я, Федор Матвеич, — с одышкой, с трудом переводя дыхание, пожаловался начальник Приказа морского флота, Посольского, Ямского, Монетного двора, Оружейной, Золотой и Серебряной палат, — не знаешь, куда с утра голову приложить. Государю во всех делах помочь надобно, а ты сам знаешь, ворюги всюду водятся, норовят урвать у державы.

Выслушав Апраксина, вздохнул, проговорил с сожалением:

— А я-то с той поры, как на «Крепости» побывал, в море и не хаживал. А нет-нет да и похочется на волнах ветра свежего прихлебнуть. — Генерал-адмирал понизил голос: — В нынешнюю кампанию отправлюсь с государем в Архангельский, там на корабликах море-то попытаю.

— В моих прошлых вотчинах побываешь, Федор Лексеич, кланяйся там архиерею, в дружбе с ним состоял.

— Непременно. Я чуть не позабыл. Поедем-ка нынче в Сухареву башню! Проведаем диковинку знатную государеву — школу Навигацкую. Тебе тоже надобно видеть, где нынче куют российских кумандиров флотских да штюрманов…

Вечером опять сошлись три брата Апраксиных. Старшие братья помалкивали, слушали Андрея. Больше года не были они в родных местах, все их интересовало.

— Нынче третье Рождество по-иному отмечаем, знатно, весельем прилюдным, с гульбой. По случаю виктории Шереметевой опять же празднество.

— Знамо, — перебил, насмешливо улыбаясь, Петр, — под Нарвой-то он задницу шведам показал без боя, а теперь оправдался. Данилыч к нему поскакал, государь пожаловал его фельдмаршалом и Андреем Первозванным.

— То след, — добродушно порадовался за приятеля Федор, — Борис Петрович основательный воевода, без поспешности, но своего не упустит. А пошто, Андрейка, на площади Красной скоморохи на подмостках кривляются?

— Государь повелел киянтер сподобить для увеселения народу, по иноземному обычаю. На Москве с каждым годом иноземцев прибавляется, осмелели, наглеть починают.

Разговор свернул в сторону после реплики Федора:

— Государь-то к ним благоволит.

Андрей криво усмехнулся:

— Доверчив он, будто дитя малое. Сам-то все в отъезде, а его зазноба на Кукуе шашни бесстыдно водит. Пол-Москвы об этом толкует, а Петру Алексеичу невдомек…

Разговор Петра с адмиралтейцем получился обстоятельным. Начали с кораблей. Первым делом Петр спросил о «Предистинации».

— Малость застопорилось, Петр Лексеич. — Апраксин видел, что царь нахмурился. — Плотников, искусных в отделке, нынче в Воронеже нет, которые были, померли от болезней, иные хворают. Не каждому на твоем корабле доверить работу мочно. Федосейка два месяца хворал, а без него ни один гвоздик на корабле не забьют.