Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

• Название: Федор Апраксин. С чистой совестью
• Автор: Иван Фирсов
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-271-00402-3, 5-17-002022-8

Новый исторический роман И. Фирсова посвящен одному из ближайших сподвижников Петра I — Апраксину Федору Матвеевичу. Генерал-адмирал Апраксин был главным помощников царя в деле создания русского флота, командовал Балтийской и Азовской флотилиями во время Северной войны и Персидского похода.

---

Все исполнил скоро и уже хотел отправлять, но пришла еще одна просьба из Преображенского:

«Федор Матвеевич!

Ренскому, Что у Книпера, о цене пришли роспись да одну бочку, которую я из них хвалил, пришли не помешкав, да Петру Ивановичу молви, чтобы инструмент прислал, совсем, я у него видел, а мне нужно на время. По сем здравствуй, а у нас все здорово. Petrus».

Пришлось задержать обоз на Москву, отправлять все разом, и зеркала, и органцы, и ренское…

Потекли воеводские будни. Казна требовала денег, город и деревня порядка, народ суда по справедливости. Дьяки, подьячие, прочие чины старались побольше урвать, за всем нужен был глаз.

По первому снегу повезли на верфь из Вавчуги досья и брусья. Почти каждый день верфь разгребали от снега, стряхивали порошу с аккуратно сложенных стопками досок. Над Двиной замельтешил снегопад, укрывая скованную льдом полноводную реку. Долгие ночи сменял короткий зимний день. Оно и день не день. В полдень изредка стылое солнце проглянет сквозь морозную мглу, а так метель да снегопад неделями скрывают светило, и недолгие дни кажутся серыми и тоскливыми.

Перед Рождеством пришла весточка воеводе от брата Петра. Среди других новостей промелькнула тревожная: царица Наталья Кирилловна занемогла.

Воевода исправно посещал все будние и воскресные литургии в Успенском соборе. Обычно после службы в церкви Афанасий приглашал к себе в архиерейские палаты отобедать. Прошло Крещенье, и с очередной почтой на съезжей появились долгожданные корабельные мастера из Голландии Никлас и Ян. Апраксин обрадовался. «Слава Богу, теперь дело на верфи наладится». Вызвал дьяка Озерова:

— Обустрой их в добрых избах, Андрей. Быть может, в Немецкой слободе. Там их родичи живут не первый год. Все им полегче придется. Одежду справь зимнюю. Завтра с утра на верфь их поведу.

Озеров понимающе кивнул и протянул воеводе кожаную сумку:

— От государя почта. — Дьяк мялся, пока голландцы не вышли за дверь, тогда приглушенно проговорил: — Почтари сказывают, царица Наталья Кирилловна Богу душу отдала.

Сразу прошибло потом воеводу, дрожащими пальцами открыл он конверт.

«Федор Матвеевич, — как обычно, по-родственному обращался царь. — Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце. Обаче вспоминая апостола Павла, «яко не скорбите о таковых», и Ездры, «еже не возвратити день, иже мимо иде» сия вся, елико возможно, аще и выше ума и живота моего (о чем и сам подлинно ведал), еще поелику возможно, рассуждаю яко всемогущему Богу и вся по воле своей творящу (так угодно). Аминь».

Слезы текли по щекам воеводы, вспомнились давние годы, когда он, малец, в первый раз увидел молодую жену Алексея Михайловича, добрую, милую в обращении. Потом стольником Петра ощутил на себе ее благодушие, материнскую благожелательность к тем, кто в те смутные времена был верен ей и опекал ее сына… Тяжело вздохнул, ладонью вытер глаза и продолжал читать письмо. «По сих, яко Ной, от беды мало отдохнув и о невозвратном оставя, о живом пишу. Понеже по обещанию моему, паче же от безмерной печали, незапно зде присетити хощу, и того для имам некие нужды, которые пишу ниже сего: 1. Посылаю Никласа да Яна для строения малого корабля, и чтоб им лес, и железо, и все к тому было вскоре готово, понеже рано приехать имеем. 2. Полтораста шапок собачьих и столько же башмаков разных мер сделать, о чем в готовности не сомневаюсь. И желаю от Бога купно здравия компании вашей.

Piter».

Сквозь слезы Апраксин улыбнулся: «Не позабыл Петр Алексеич, как продрог у Поноя, знать, опять замыслил плыть к океану».

Вечером в зимнем полумраке тоскливо ударил большой колокол Успенского собора. Архиепископ отправлял панихиду, заупокойную литургию по усопшей царице…

После панихиды архиерей и воевода, по православному обычаю, помянули покойную царицу. Говорили только о ней и Петре.

— Теперича одинок государь, разве Евдокия-царица да сынок ему в утешение, — заметил Афанасий.

Апраксин через силу криво улыбнулся:

— Чаю, не ведаешь отче, разлад у государя с Дунькой. Нынче завелась у него зазноба иноземная, в Немецкой слободе, Анка Монсиха. Вся Москва об этом толкует.

— Все беды от них, от баб, — просто рассудил Афанасий, — ибо в Библии сказано — горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Не будет доброй жизни у той немки.

Помолчав, Апраксин вспомнил:

— Не позабудь, отче, в сороковины отслужить литургию.

— Кого учишь, воевода, давно в календаре помечено…

Февральское солнышко перед Сретением нет-нет да и напоминало о приближающейся весне. С навеса верфи упали первые капли. Отстояв литургию на Сретение, Апраксин поспешил на Соломбалу. С приездом голландских мастеров работы на верфи вошли в тот привычный Апраксину ритм, который прежде царил на Плещеевом озере. Плотников разделили на несколько групп. Одна выделывала из дубовых кривулей форштевень, другая — ахтерштевень, третья тесала из сосновых брусьев составные части шпангоутов. Присматриваясь к иноземцам, их мастерству, Апраксин невольно вспоминал их земляков в Переславле.

Начиная каждую новую работу по выделке очередного шпангоута, голландцы вытаскивали свои записи, что-то в них чиркали, потом углем чертили на брусьях конфигурацию детали.

«Где же у них вся посудина изображена?» — задавал себе не раз вопрос воевода, но пока помалкивал. Старший строитель Никлас между тем каждый день просил новых работников.

— Хочешь, воевода, успеть к сроку, присылай еще плотников.

Апраксин развел руками:

— Две дюжины у тебя, а в городе добрых больше не сыскать. Обходись покуда этими.

Но сам дьякам и подьячим на съезжей наказал:

— Губные старосты пускай по деревням поищут толковых плотников. Покуда зима, все одно им на печи валяться. Здесь деньгу подработают.

Никлас почти каждый день напоминал о железных деталях: болтах для скрепления частей шпангоутов, угольниках-книц, соединяющих воедино набор корпуса, других поделках.

— Не позабудь, воевода, блоки и канаты заказать для такелажа, — теребил другой мастер, Ян, — без них мачты ставить не будем.

В Москву собрался старый знакомый, сержант Семеновского полка Куроедов из стрелецкого полка.

Где в Архангельском сыщешь добротные блоки? Вспомнил, что царь сам обещал их изготовить.

Апраксин сел за письмо, просил о блоках, намекнул, может, есть какие перемены с отъездом. Ежели все по-прежнему, когда ожидать и сколько людей прибудет. Привык Апраксин загодя все предусматривать.

Через две недели пришел ответ от Петра. Как часто бывало, любил пошутковать царь. «Совсем там с Бахусом породнились, Ромодановского на царство посадили!» — усмехаясь, читал письмо Апраксин.

«Федор Матвеевич, письмо твое через Михайлу Куроедова мне вручено и выразумев, доносил о всем государю своему и адмиралу, который, нас выслушав, указал мне ж отписать тебе сими словами: 1. что он, государь, человек зело смелый к войне, а паче и к водному пути, о чем и сам ведаешь; и для того здесь далее апреля последних чисел медлить отнюдь не хочет; 2. такожде и брат его, государев, любовью с ним, паче же рвением, яко афиняне, нового ищущи, обязал его в сем пути, також оставити не хочет; 3. шаутбей-нахт[20] будет Петр Иванович Гордон, всех людей будет близко трех сот разных чинов; а кто и в каком чине и где, о том буду писать впредь. И того для во всем прилежнее поспеши, а паче в корабле. По сем аз и с товарищи, у работы блочной будучи, много кланяемся. Здрав будь. Piter. Марта в 5 день».

Дочитал письмо и поехал на Соломбалу. У киля уже торчком стояли закрепленные форштевень и ахтерштевень. Как раз плотники устанавливали первый кормовой шпангоут. Не вмешиваясь, Апраксин стоял в сторонке, наблюдал, как распоряжаются голландцы. После установки шпангоута на место его временно, чтобы не сдвинулся, скрепили досками с ахтерштевнем. Голландцы подошли к Апраксину, слегка поклонились.

— Будут тебе блоки к сроку, — сказал воевода Яну, — государь о них печется.

С верфи воевода поехал к стрельцам. Снивенса недавно произвели в полковники, и он наводил порядок в стрелецком городке, прошлись по казармам.

— Государь письмо прислал, наказывает все по порядку готовить. Сам по весне будет.

Полковник повел воеводу в оружейную избу.

— Пищали, воевода, старые, замки поизносились. Добрая половина для боя не годна. Пальбу для государя учиним, а ежели для неприятеля, худо придется. Пороху тож мало припасено. Дай Бог, хватило бы встретить государя.

— Ведаю, о том и государь прознал, когда здесь был. Ежели что, монастыри подмогут.

Но царь не забыл своего обещания, очередная почта обрадовала Апраксина. «Федор Матвеевич! по указу великого государя генералиссимуса князя Федора Юрьевича, — опять шуткует, закашлялся Апраксин, — пороху 2000 пуд, так же и 1000 самопалов посланы, а ружья отпущены до Вологды, а с Вологды водою велено везть. А о ружье и незадолго до нас придет, не опасайся для того, что зело хорошо и цело и переправки не хощет, разве дорогою испортитца; а я именно наказал беречь. А блоки на корабль все заделаны и отпущены на четвертой неделе на Вологду. И о том, пожалуй, скажи нашим товарищам Никлосу да Яну, и великий поклон от всех нас. Да, пожалуй о пиве не позабудь. Также и 24 пушки готовы. По сем в обоих естествах купно здравствуй. Piter».