Тьюсдей Рампа - Я верю

• Название: Я верю
• Автор: Тьюсдей Рампа
• Издательство: София
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2007
• ISBN: 5-9550-0654-0

Эта книга расскажет о жизни до рождения, о жизни на Земле и о возвращении с Земли НА ТУ СТОРОНУ…

«Я верю» — семнадцатая по счету книга Лобсанга Рампы. В предыдущих книгах он писал о годах своей молодости, об учебе в ламаистском монастыре и о своих битвах со вселенскими силами зла. В этой книге по просьбе своих многочисленных последователей, которые имеются у него во всем мире, он высказал свои взгляды на жизнь после смерти. Из нее вы узнаете откровения выдающегося Учителя, которые способны принести утешение его многочисленным читателям и пролить свет на одну из величайших тайн человечества.

---

Его внезапно тряхнуло — вот это было самое непостижимое. Резкий толчок, а затем снова боль. Он едва расслышал чей-то вопль. Обычно — думалось ему — вопль звучит высоко, но сейчас все звуки стали приглушенными. Все казалось ему таким странным. Все перестало иметь какой-либо смысл. Он улегся на то, в чем он находился, и понял, что на этот раз он лежит лицом вниз. Вдруг от внезапной встряски он закружился, как в водовороте, после чего вновь оказался на спине, дрожа каждой клеткой своего тела и содрогаясь от ужаса.

— Я дрожу? — с ужасом спросил он себя. — Я чуть не ополоумел от страха. И это я — офицер и джентльмен? Да что ж это за напасть такая на меня нашла? Наверняка у меня какое-то серьезное умственное расстройство. Я боюсь за свое будущее!

Он пытался прояснить свой рассудок. Напрягая всю мощь своего ума, он старался размышлять о том, что с ним случилось и что происходит сейчас. Но из этого не получалось ничего, кроме путаных, невероятных ощущений. То ему мерещилось, будто он стоит перед Комиссией, то вдруг он строил какие-то планы. А потом ему представилось, что он лежит на столе… Нет, все было тщетно. Мысли отскакивали от мозга рикошетом, и на какое-то мгновенье в сознании воцарилась пустота.

Опять началось мощное движение, Опять ему показалось, что какой-то удав боа обвил его своими кольцами, а теперь готовится раздавить и переварить его в своем желудке. И с этим ничего нельзя было поделать.

Он находился в состоянии полного ужаса. Все было очень скверно. Когда впервые он мог изведать силу объятий боа-констриктора? И как он мог вообще попасть туда, где водятся подобные твари? Все это казалось ему непостижимым.

Истошный вопль, слабо заглушаемый той средой, в которой он находился, потряс его до глубины души. Тут его стало сильно выкручивать и разрывать, и ему показалось, будто его голову отрывают от тела.

— Ах Ты, Господи! — думал он. — Должно быть, это ПРАВДА, что я ПЕРЕРЕЗАЛ себе горло, а теперь голова отпадает. Господи, что же мне делать?

С потрясающей силой и ужасающей внезапностью на него вдруг хлынул поток воды, и он вдруг очутился на чем-то мягком. Он почувствовал, что задыхается, и стал барахтаться. Его лицо было накрыто чем-то теплым. Вдруг, к своему ужасу, он ощутил пульсации, пульсации, пульсации — какая-то сила проталкивала его сквозь какой-то очень узкий, тугой и цепкий канал. И какой-то предмет — шнур, прикрепленный где-то посередине его тела, — удерживал его на месте. Он почувствовал, что этот шнур обвился вокруг его ног. Он сильно брыкнулся, пытаясь освободиться от этого шнура, чтобы не задохнуться в этой сырости и темноте. Он брыкнулся еще раз, и опять дикий крик раздался откуда-то сверху. Потом наступила сильнейшая конвульсия, и, вращаясь, он прорвался из темноты к свету, который оказался настолько ярким, что он подумал, что сейчас ослепнет. Он ничего не видел, но ощутил, что из прежней теплой среды попал в какое-то неопределенное и холодное пространство. Холод, казалось, пронизывал его до костей, и он задрожал. К своему изумлению, он обнаружил, что насквозь промок. А потом кто-то схватил его за лодыжки и взметнул в воздух вверх ногами.

Послышалось резкое «шлеп, шлеп!». Кто-то отшлепал его по ягодицам. Тогда он раскрыл рот и протестующе возопил против столь грубого обращения с беспомощным телом офицера и джентльмена. И с этим первым гневным криком все воспоминания минувших времен растаяли в нем, как тают сны на заре нового дня. И на свет появился ребенок.

Конечно, не каждый малыш испытывает подобные переживания, поскольку обыкновенное дитя, пока оно не родится, представляет собой всего лишь бессознательную массу протоплазмы. И только когда оно родится, у него включается сознание. Но в случае с Алджерноном, или с Пятьдесят-Три, или как бы там вы его ни назвали, дело происходило иначе, поскольку он был самоубийцей и поскольку это был поистине чрезвычайно «тяжелый случай». Кроме того, здесь присутствовал дополнительный фактор: эта личность — эта сущность — должна была вернуться назад с определенной целью. Ему было уготовано особое призвание, а известие об этом призвании должно было прийти к нему из астрального мира в тот самый момент, когда он явится на свет. Это известие уже содержалось в ментальной матрице новорожденного малыша.

Некоторое время ребенка то укладывали, то переносили с места на место. С ним что-то делали: отрезали что-то лишнее, что было прикреплено к его телу, хотя сам малыш относился к этому совершенно равнодушно. Алджернон исчез. Теперь это был безымянный ребенок. Но после нескольких дней, проведенных в больнице, он обнаружил рядом с собой расплывчатые тени.

— Агу, — послышался грубоватый голос. — Вот дьяволенок-то, а? Как думаешь назвать его, Мэри?

Мать, нежно смотревшая на своего первенца, повернулась к только что вошедшему человеку и сказала:

— Да вот Аланом думаем назвать его. Мы решили, что, если будет девочка, то назовем ее Алисой, а мальчика станем звать Аланом. Вот пускай и будет Алан.

По прошествии нескольких дней Мартин навестил жену в больнице, откуда они вышли вместе, неся на руках маленький сверток, которому предстояло начать новую жизнь на Земле. И никто из них тогда еще не знал, что жизнь эта продлится всего тридцать лет. Малыша забрали домой — в тот район, который считался довольно презентабельной частью Уоппинга.[19] Отсюда были хорошо слышны гудки буксирных катеров, доносившиеся с Темзы — со стороны лондонской гавани, где прибывавшие пароходы своим ревом приветствовали порт, а отчаливавшие суда прощались с ним воем сирен, отплывая в дальние края — возможно, даже на другой конец света. А в маленьком доме, что находился неподалеку от причала Уоппинг-Стэйрз, спал маленький мальчик. Он спал в комнате над магазином, где позже ему предстояло мыть картофель, сортировать овощи и срезать с них гнилую ботву. Но пока этот малыш должен был отдохнуть, немного подрасти и привыкнуть к новой жизни.

Время все текло, как ему и положено. Ведь оно никогда не останавливается! И мальчугану стало уже четыре года от роду. В тот теплый воскресный день, после обеда, он сидел на коленях у своего дедушки Бонда, как вдруг дед нагнулся к нему и сказал:

— Послушай, а кем ты станешь, когда вырастешь, парень?

Мальчик что-то лепетал, рассматривая свои пальчики, а затем несколько раз повторил, как это обычно делают дети:

— Дохтолом, дохтолом.

Сказав так, он спрыгнул с дедовых колен и застенчиво убежал.

— Знаешь, дед, — сказала Мэри, — это странно, и я в толк не возьму почему, но сдается мне, будто тянет его ко всему, что с медициной связано, а мальцу-то всего четыре годка от роду. Как доктор к нам придет, так он у него тотчас трубку отнимет. Трубка эта, которую доктора на шее носят.

— Стетоскоп, — подсказал дедушка.

— Да, да, вот я и говорю — стетоскоп, — молвила Мэри Бонд. — Кабы знать, к чему бы это. Кажется, оно ему и впрямь в сердечко запало. И какой из него доктор — в нашем-то положении?

Время по-прежнему шло. Алану Бонду исполнилось десять лет, и как для десятилетнего паренька он довольно прилежно учился в школе. Его учитель однажды сказал:

— Не знаю, что мне делать с Аланом, сударыня. Он так упорно занимается. А для мальчика это совершенно неестественно. Он все время твердит о лекарском ремесле и обо всем таком прочем. Это просто трагедия какая-то, поскольку я ничего не имею против, но как он сможет стать доктором?

Мэри Бонд постоянно думала об этом. Она размышляла над этим долгими тихими ночами, когда тишину ночи нарушали только доносившиеся с улицы сигналы машин, к которым у нее давно выработался иммунитет, да гудки пароходов с Темзы, к которым она тоже давно привыкла. Она думала долго и напряженно, и вот как-то раз, во время беседы с соседом, у нее возникла идея. Сосед сказал ей:

— А знаете, Мэри, сейчас придумали новую схему страхования людей. По этой схеме, если у вас есть маленький ребенок, вы можете застраховать его. Вам придется платить всего несколько пенсов в неделю, но раз в неделю платить нужно обязательно. А затем, по достижении определенного возраста, который вы оговорите со страховым агентом, ваш мальчик может получить большую сумму денег, которых ему хватит, чтобы окончить медицинскую школу. Я знаю, что есть такая схема, я знаю парня, который так поступил. Сейчас он уже адвокат. Я попрошу Боба Миллера подойти к вам и переговорить об этом. Он дока во всех этих страховых делах.

Исполненный лучших намерений и планов о будущем своего ближнего, сосед умчался прочь.

Годы шли. Наконец Алан Бонд поступил в среднюю школу. В первый день пребывания в школе директор провел с ним собеседование:

— Так, мой мальчик, и кем же ты предполагаешь стать, когда окончишь школу?

— Я хочу стать врачом, сэр, — сказал Алан Бонд, уверенно глядя в глаза директора школы.

— Ну что ж, мой мальчик, это неплохо, что у тебя столь высокие устремления. Но тебе придется усердно учиться, чтобы стать врачом. И потребуются солидные стипендии, поскольку твои родители не смогут оплатить твое обучение в медицинской школе, а также принять на себя связанные с этим дополнительные расходы. Я предлагаю тебе, мой мальчик, подыскать себе другой вариант, который, так сказать, удовлетворял бы твоим амбициям.