Алексей Варламов - Андрей Платонов

• Название: Андрей Платонов
• Автор: Алексей Варламов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03411-2

Андрей Платонов (1899–1951), самый таинственный и неправильный русский писатель XX столетия, прошел почти незамеченным мимо блестящих литературных зеркал эпохи. Однако ни в одной писательской судьбе национальная жизнь России не проявилась так остро и ни в чьем другом творчестве трагедия осиротевшего в революцию народа не высказала себя столь глубоко и полно. Романы, повести, рассказы, статьи, пьесы Андрея Платонова, большая часть которых была опубликована много лет спустя после его смерти, стали художественно веским свидетельством и сердечным осмыслением случившегося с русским человеком в великие и страшные десятилетия минувшего века. Судьба и личность Платонова никогда не ограничивались одной литературой и известны широкому читателю гораздо меньше, нежели его творчество. Между тем обстоятельства его жизни позволяют многое увидеть и понять в непростых для восприятия платоновских книгах. Алексей Варламов, известный прозаик и историк литературы, представляет на суд читателей биографию Андрея Платонова, созданную на основе значительного числа архивных документов и текстов, в том числе совсем недавно открывшихся, прослеживает творческий путь и воссоздает личностные, житейские черты своего героя, который, по выражению Виктора Некрасова, «в жизни не был писателем, но в писательском труде своем всегда оставался человеком».

---

Психологически все объяснимо, но в этих строках больше личного, платоновского, а не пришвинского. Пришвин ничем напуган не был, он писал в дневнике, что просидел все сталинские годы как отрок в огненной пещи и даже в 1937-м его не покидала уверенность, что лично его репрессии не коснутся. Платонову же ужас, страх и не только за себя был ведом, а идея ухода в гриновскую Гринландию ли, в пришвинскую Дриандию ли, уклонение от общей судьбы были неприемлемы и рассматривались как капитуляция перед действительностью. Если вспомнить метафору истории как кипящего чана, куда, по выражению Пришвина, бросился в октябре 1917 года Александр Блок, а сам Берендей так и простоял на краю, то Платонов не просто в этот чан бросился — он из него никуда не выбирался, и недаром антагонистом и Александра Грина, и Михаила Пришвина стал для него Николай Островский, которого создатель «Чевенгура» глубоко полюбил, в чьей трагической судьбе увидел лучшее, что было в современной ему литературе.

На опубликованную в сдвоенном десятом-одиннадцатом номере «Литературного критика» за 1937 год статью «Павел Корчагин» отбрасывало отблеск двадцатилетие революции, но дело было не в юбилейном торжище. Платонов начал с того, что сравнил мучающегося и горько жалующегося на свою жизнь Пушкина с изможденным, слепым, полуумершим Николаем Островским, прожившим жизнь так, что «у него никогда не появилось желания проклясть свою участь». «Причина этому, очевидно, в том, что сущность самого исторического времени переменилась. Тогда, при Пушкине, шла предыстория человечества; всеобщего исторического смысла жизни не было в сознании людей, или он, этот смысл, смутно предчувствовался лишь немногими… В эпоху Пушкина не было такого народного, идейного, осмысленного родства людей, как сейчас; силы отдельного человека рассеивались в одиночестве, а не приумножались в воодушевленном соревновании и взаимопомощи с другими людьми, — и вот почему гениальный Пушкин доходил иногда до отчаяния, а внешне полумертвый Островский был счастливым».

Верил ли Платонов в то, что писал? Скажем так, он хотел верить, и в Островском, в его человеческой, писательской судьбе находил для своей веры опору, живое, личностное доказательство. Он не присоединялся к «хору голосов, восхваляющих Корчагина и Островского», в чем с легкостью много лет спустя его обвиняли либерально мыслящие историки литературы, но почувствовал в Островском родственную душу если не с самим собой, то с героями своей юности — Копенкиным, Чепурным, Пашинцевым… Не по художественному, а по человеческому таланту два писателя были в чем-то близки, и точно так же, сравнивая Островского с Пушкиным, Платонов ни на секунду не допускал мысли об уподоблении их художественного дара, но сопоставлял на ином, личностном уровне как выразителей своих эпох.

«Мы далеки от убеждения, что Корчагин есть готовый, идеальный образец нового человека, — эту вредную и пустую лесть первым отверг бы сам Н. Островский, потому что она затормозила бы дальнейшую работу по открытию и созданию образа социалистического человека. Но мы уверены, что Павел Корчагин есть одна из наиболее удавшихся попыток (считая всю современную советскую литературу) обрести наконец того человека, который, будучи воспитан революцией, дал новое, высшее духовное качество поколению своего века и стал примером для подражания всей молодежи на своей родине».

Корчагинская цельность, ясность, если угодно, простота и односложность были Платонову близки и в чем-то недосягаемы. Он так не умел. Умел многое другое, к чему приблизиться не мог не только Островский, но и куда более именитые современники, а вот так не умел. И книгу Островского считал замечательной еще и на фоне того, что делалось в тогдашней литературе. «Как закалялась сталь» была вещью искренней, убежденной, и в фальшивом литературном мире подпевал это дорогого стоило.

Сюжет этот имел продолжение. В феврале 1938 года Платонов заключил с издательством «Советский писатель» договор на издание книги об Островском. Несмотря на трагические события весны, связанные с арестом сына, в июне книга была закончена и сдана в «Советский писатель». Однако ее постигла участь тех произведений, что мы уже привыкли перечислять — «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», «Технический роман», «Джан», «Счастливая Москва», с той, правда, существенной разницей, что задержанная Главлитом книга была передана в ЦК ВКП(б) и сгинула в тамошних архивах, похоже, еще более глухих, нежели архивы ФСБ, во всяком случае, никто ее с тех пор не видел…

Не сложилась судьба и у другой книги — той, что должна была состоять из отобранных автором рецензий «Размышления читателя». Но здесь чувствовалось жесткое противодействие старых платоновских недругов. Рукопись была направлена в издательство «Советский писатель» в августе 1938 года, 22 октября был заключен договор, а редактором, как и в случае с «Рекою Потуданью», стала Елена Феликсовна Усиевич. Однако на сей раз большевичка Федератовна оказалась бессильна. Начались издательские мытарства. Связаны они были главным образом с тем обстоятельством, что в 1939 году, на который был намечен выпуск книги, тяжба «Красной нови» и «Литературного критика» переросла в войну Союза писателей против пригревшего Андрея Платонова журнала.

Первый бой, состоявшийся в апреле 1939 года на заседании президиума Союза писателей, выиграл «Литературный критик», ибо Фадееву не удалось убедить литературную и партийную общественность в том, что «было бы лучше, если бы не было специального критического журнала, который все в себе сосредотачивает». Однако победа носила характер временный. 10 сентября 1939 года в «Литературной газете» вышла статья В. Ермилова «О вредных взглядах „Литературного критика“», где резко критиковались работы Г.Лукача, Е. Усиевич, а также — Андрея Платонова. Одновременно с этим Ермилов как опытный аппаратчик направил письмо в ЦК: «Дорогой тов. Жданов! Считаю своей партийной обязанностью обратить Ваше внимание на то, что журнал „Литературный критик“, как мне кажется, все более рискует стать центром политически вредных настроений среди литераторов. Одним из основных сотрудников журнала является Андрей Платонов, автор нескольких враждебных произведений, вроде повести „Впрок“. А. Платонов очень часто печатает свои критические статьи на стр. „Литературного критика“. Сейчас эти статьи вышли отдельной книжкой в издательстве „Советский писатель“ под ред. Е. Усиевич. Здесь совершенно откровенно проповедуются взгляды, которые нельзя назвать иначе, чем враждебные».

Ермиловский донос получил и состоящий при должности Фадеев:

«Саша! Отправляю тебе копию моей записки Жданову… <…> Как всегда при острой постановке вопросов выясняется, что обывателю не нравится, когда его гладят против шерстки, так и сейчас выяснились болельщики за Платонова, тенденция „писательской вольницы“ к декадентской розановской „оригинальности“, обыватели также существуют в аппарате „Литературного критика“.

Даже у таких людей, как В. Катаев, Е. Петров, не говоря уже о Рыкачеве, Мунблите, Усиевич, Ф. Левине, имеется нечто вроде культа Платонова. Благоговеют перед ним, как перед Фомой Опискиным?

Кстати! В издательстве „Советский писатель“, мне рассказала Колтунова, что в архиве издательства хранится официальное предложение печатать книгу А. Платонова, с ссылкой на то, что эти статьи печатались в „Литер, критике“. Сообщаю это тебе, чтобы ты учел сей факт».

Фадеев все факты учел, и книгу «Размышления читателя» было велено пустить под нож. Издательство попыталось ее спасти, изъяв как наиболее неприемлемую статью «Пушкин и Горький». «Уважаемый Андрей Платонович! Крайне срочно нужно дать материал взамен снятой статьи. Я жду его от Вас с подписью редактора Е. Усиевич „в набор“. Пожалуйста, сделайте это в кратчайший срок», — написала автору сотрудница «Совписа» Т. Колтунова. Платонов эту просьбу выполнил, но книга не вышла.

Литературовед А. Ю. Галушкин высказал предположение, что «Платонов не был целью новой критической кампании — его испорченная „впрок“ репутация лишь служила надежной гарантией того, что к „сигналу“ отнесутся всерьез… <…> Ермиловские статья и письмо Жданову метили, конечно, в Г. Лукача и его единомышленников по журналу [„Литературный критик“]. Вряд ли случайно, что выступление В. Ермилова произошло в начале осени 1939 г., после этапного в советской истории события — подписания 23 августа 1939 г. договора о ненападении между СССР и фашистской Германией».

Если это так, то автор «Размышлений читателя» не успел, что самое обидное, совсем чуть-чуть. «Книжка моя (сборник статей) вышла: на днях будет тираж, книжку пришлю тебе, придумал даже надпись (из твоего же рассказа) „Тебе — я“», — писал он Вьюркову 27 августа. Но надпись на сигнальном экземпляре в итоге досталась двоим — только что вышедшему из лагеря сыну: «Дорогому единственному сыну — от отца, автора этой погибшей книги. Ноябрь 1940. А. Платонов» и жене: